ЛЮДМИЛА СВИРСКАЯ

СОЛОМИНКА ПОСЛЕДНЕГО СТИХА

***

Расходятся, скрипя, дощечки у моста.
У мостика – мне скажется вернее.
Над Летой, как всегда, такая пустота,
Что задержаться хочется над нею.
На берег «тот» легко попасть со всех сторон,
Без ветки золотой – когда бы если…
На пенсию ушёл измученный Харон:
Возил туда-сюда. Баркас и треснул.
Застыли облака. Осенний ветер стих.
Под небом лишь свобода от печали.
Я здесь касаюсь всех: любимых и чужих,
И мёртвых от живых не отличаю.

***

Апрель был продолженьем февраля,
А май так неожиданен и кроток!
Когда в тартарары летит Земля,
Хрипящий Amen вытянув из глоток,
Когда последней кажется весна
На стоптанных обломках жизни прежней, –
Спасительная райская волна
Накатит под цветущею черешней.
Опавший лепесток, лизнув ладонь,
В траву сползёт тяжёлой каплей мутной…

Мчит в темноту надежды белый конь,
Теряющий подковы поминутно.

***

До магазина – и обратно.
На полчаса – и вновь домой,
Скрывая солнечные пятна
За дождевою бахромой.
Не пустота, не грусть, не скука.
Всё в строгих рамках бытия.
Уходит лето? Вот в чём штука:
Я ухожу из лета.
Я.

***

Ты проснёшься однажды с осенью в головах:
Юный твой ренессанс золотым увенчался барокко.
Осень – Пёрселл и Рубенс. А самое главное – Бах.
Чай с лимоном с утра или чашка ванильного мокко.

Ты привыкнешь. Поймёшь. Что барокко твоё – навсегда.
Утверждается осень приметами, звуками, снами.
Каждый день опадает листва, как большая беда,
Что случилась не с нами…

Закури и глотни – в старом термосе чай с имбирём,
Чтоб ненастью внутри не давать ни малейшего шанса…
Счастье – вовремя скрыться тихонечко за ноябрём
И с листвою смешаться.

***

Последний час июльской ночи тесной
С пятном на небе тающей звезды.
Творю своё бездрожжевое тесто,
Добавив соль и капельку воды.
Пока ночные грёзы в доме гаснут,
Царит недолгий утренний покой,
Пеку лепешку пресную на масле,
Слегка припорошённую мукой.
Я не люблю воздушность сладкой сдобы
И, как могу, всю жизнь творю сама
Свои стихи бездрожжевые, чтобы
Мне не сойти от голода с ума.

***

Ни денег, ни славы. Лишь двое детей-непосед.
На ужин – картошка с французской комедией в восемь.
Напрасно ругает жару возмущённый сосед:
Уже на подходе мадам пунктуальная – Осень.

Империя Лета! Как скоро ты рухнешь к ногам,
Шурша обречёнными листьями нощно и денно…
Но мне безразлично: назло и векам, и врагам
Своё лаконичное платье я гордо надену –

Пройду через парк, как сквозь толщу роскошных витрин,
Любуясь блестящей, чуть смуглой, родной черепицей…
А осень близка: непогода, тоска, аспирин…
Мне б сотней последней навек от неё откупиться.

***

Видно, время пришло такое: обманутых ожиданий.
Впрочем, если совсем по-честному, я уже ничего не жду.
Осень – это ехидна. Помаячила – и до свидания.
А зимы у нас не бывает. Она как экзотический какаду.

Я бы хотела уехать куда-нибудь на Мальдивы.
Просто сидеть под пальмой – среди таких же зевак и растяп.
Я не то чтобы думаю, что успею побыть счастливой
В этой короткой жизни. Просто побыть – хотя б.

Можете запрещать мне счастье, боги, премьер-министры
Или кто там ещё: моей жизни директора…
У меня есть стихи и дети. Это, конечно, мало и быстро.
С ними «завтра» бессмысленно – но, правда, очень греет «вчера».

Недавно мне приснилась берёзовая аллея
(А ведь сроду их не было здесь, в нашем местном раю).
Я как эта… Эдит Пиаф… «ни о чем не жалею»
И как эта… забыла… пишу себе и пою.

***

Ни единым облаком не хмурясь,
Замаячил мартовский денёк.
Я с тобою, кажется, рифмуюсь,
Хоть и многим это невдомёк.
Друг от друга нас не отпуская
И на половинки не деля,
Бьётся рифма – женская – мужская,
На которой держится земля.

***

Вчера панихида была по зиме.
Мы все её в путь провожали последний.
А следом шёл снег по уставшей земле –
Бездомный, в права не вступивший наследник.
Летели снежинки в весеннюю грязь,
Срывались со скользких натянутых веток…
Снег шёл торопливо, как будто боясь
Куда-то ещё опоздать напоследок.

***

Мы в карантине: ты и я.
Я на балконе, ты на фото.
Не изменилась жизнь моя
С момента твоего ухода.
И ощущенье, как в кино:
Сижу, смотрю и жду финала.
А ты ушёл давным-давно,
По руслам высохших каналов,
Свободен, дерзок – и один,
Ты вырвался из группы риска
Туда, где вечный карантин,
Откуда только к солнцу близко.

***

Билеты продаются в том окне –
Куда- то. А вернее, для чего-то.
И запертые наглухо ворота
Становятся податливее мне.
Там чей-то голос (только голоса
У нас ещё не заперты покуда)…
Он спрашивает, что я делать буду
В ближайшие два с четвертью часа.
Дышать. Бежать за солнцем, вдоль реки,
Постукивая термосом глинтвейна,
И трогать по пути благоговейно
Массивные висячие замки…
Приснится же такая чепуха!
Год двадцать первый. Третий день суровый.
На ощупь я бреду. И держит снова
Соломинка последнего стиха.