ОЛЬГА АНДРЕЕВА

ЧТО КАСАЕТСЯ ЗВЁЗДНОГО НЕБА

***

Что касается звёздного неба над нами –
так ему фиолетовы наши законы
на отшибе галактики. Тьма ледяная
ржавой медью бликует сквозь летние кроны,
растекается время, и слово не значит
ничего, кроме графики вольно-волнистой,
и придётся учиться тебе, не иначе,
если уж не смирению – то компромиссу.

Что касается звёздного неба над нами –
мы не видим его, города ослепили
Млечный Путь – и Орла, и Тельца с Близнецами, –
но глядим и глядим, оторваться не в силах,
тают звёзды в тумане, что сахар в стакане –
и уводят умы от сознания тлена,
невозможность приблизиться давит, как камень,
золотой Керулен – воробью по колено,

только небо способно вместить твою волю
и спасает тебя от унынья закона –
наливная покатость пшеничного поля,
шар скользяще-летящий за кронами клёнов,
там, где нимб городов недоступен для зренья –
не балована признанными именами
под белёсой косой дышит миром деревня
и касается звёздного неба над нами.

***

Акация прекрасно тяжела,
цвет повторяет гроздья альвеол,
глицинии заботы и тепла
стекают с неба, ласковый Эол
несёт в дома акациевый дух –
цветок раскрыл лилейные уста,
а ты – затеплил за полночь звезду?
А Фауста вторую часть – читал?
А был ли ты в опаловых горах?

То в жар, то в холод, то в вину, то в спесь –
так от себя устанешь – в сон и в страх –
счастливый и не помнит, кто он есть,
ты слишком сложен. Видишь, сотни люстр
зажгли меж крон. Вступление звучит,
а лодочный причал, по счастью, пуст,
и лесенкой вступают скрипачи,

прорвётся скрипка – сорная трава,
как ни трави,
как воздух, как вода,
как ни крути – она таки права,
Что вдоль по водам блёстками – слюда?
Сазаны растеряли чешую?
На доски пирса выйдем подышать,
я на живую нитку их сошью
отточенной иглой карандаша.

Не усложняй, не хнычь – живи в раю.

***

мой утлый чёлн в тумане маября
уже сквозит и щедрое дыханье
земли листвы удержит так парят
над миром кроны обескровлен ряд
акаций тополей во мглы барханы

а всё что скачет нежится в траве
хрустит листом проворно роет норы
оно всегда во всём меня правей
и настоящей от ушей бровей
до шерсти против их нельзя которой

АЛЕКСАНДРОВСКАЯ КОЛОННА

Монферран и Ньютон не ошиблись – она устояла.

Легкокрылый, пари, вознеси и спаси наши души,
осени наши реки – артерии, вены – и сушу,
и холмы, и долины Итили, Кубани, Каялы.
Остаются не конные статуи, не барельефы,
а – вознёсшийся дух, воспарившее горное эхо.
Трепет формы, незыблемость веры – оплот сопромата,
преходящи и недолговечны другие форматы.

…Наверху этой хрупкости жутко бы выглядел Сталин –
как дракон, подгрызающий корни у дерева мира –
вот Господь и отвёл. Хоть историю нам подверстали
в истерических теледебатах – но правды ампира
не стереть, просто мир оказался коварней и злее,
чем поверили в детстве – торопимся, час неурочный,
ангел ранен в крыло, нас укрывшее – перья алеют,
нет сцепления с миром, корней и фундаментов прочных
у настолько живой и такой беззащитной планеты.

Карфаген был разрушен, и солью засыпан, и проклят –
мы же выжили, ангел парит в кружевах интернета,
в кружевах сохранившейся роскоши прошлого – прошвы,
согревает меня твой маяк безутешным сияньем,
уверяет, что всё разрешимо, светло и гуманно,
до рассвета дотянем, но двух океанов слиянье –
далеко, а сегодня планету спасут кабестаны,
мы сумеем вручную – и выстроить, и приумножить,
бог не выдаст – не всё измеряют в кубах и галлонах,
мы не ради имперского духа стоим у подножья
горделивой античной в века устремлённой колонны.

***

миссия шахмат –
разумно стучать по доске
волю ломая
и логикой боль причиняя
мне мазохистке
болящем во мне игроке
робкой защиты иллюзию
смять шестернями
фланги расстроить
связать по рукам и ногам
медленно и методично смывая пехоту
в волны вне клетчатой суши
внеклеточный спам
злой чужеродный
внедрить в неприкрытую душу

***

Транспорт мечется в пробках, как шахматный конь,
испугавшийся визга, гламура и блеска,
ты вдали протекаешь осенней рекой,
отправляешь себе самому смс-ки,
преломляя во мне и хлеба, и лучи,
и цветного дождя косоглазый стеклярус.
Мы увидимся в этой искристой ночи,
приручим ненадолго пугливый солярис

моих токов и бликов, и снов, и слова
обретут, право слово, свободу молчанья.
Этот вечер коряв, мелковат, узловат,
ты один прозреваешь живое начало, –
и чего же нам больше – совпасть и идти,
и чего же в нём больше – огней или листьев,
или капель в безропотном их конфетти,
или глаз заполошных в несложном пути,
или звёзд-невидимок в сиянии мглистом.

Аппетит не приходит во время еды –
видно, корм не в коня. Поднимите мне веки,
что ли, или избавьте от этой узды,
или тихо направьте в иные бразды –
и запишемся в маленькие человеки.
Я сквозь воду дышать без тебя не могу,
эквалайзер частоты сведёт постепенно,
от меня до тебя – только сон на бегу,
только дождь, соразмерный ноктюрну Шопена.

***

У лошади, привязанной под деревом,
на морде – утро прошлого столетия,
с утра перед окном – собачий подиум,
но электричка – приведёт в сознание.
Стога навстречу мчатся неподдельные,
в безмолвии пруда сияют лебеди –
похоже, мы не всё ещё испортили
в пассионарной части мироздания.

Вьюнок плетётся скорости гепардовой,
над Чёрной речкой белое безмолвие,
неписаный закон главнее писаных,
оставь меня одну с моим безумием.
Листва распята на побегах палая,
и до сих пор неукротимы молнии,
нетронуты стоят луга альпийские,
незыблемы египетские мумии.

Бамбуковой своей прямолинейностью
пугаем благотворные иллюзии,
оставь их нам – обманутым, изнеженным,
обдолбанным культурной революцией.

***

Обломок Эйфелевой башни
на привокзальном ресторане
«Париж»,
обдумываешь день вчерашний
и на безбашенном стоп-кране
паришь,

не выходить бы из вагона,
наладить выпуск ширпотреба
в сети,
но там – чужие перегоны,
ты никогда не станешь прежним –
расти.

Всё выученное забудешь –
а что осталось – то и стало
твоим,
а в переполненном сосуде
нет места новому началу –
летим.

Бог сохраняет анонимность,
но дождь и Джидду Кришнамурти –
подряд…
Стихи уйдут из организма,
но в обступающем абсурде
искрят.

***

Песок её волос, деревья головы
и габионы мышц его и связок,
по складкам их белья восходит ток травы
к стремленью птиц и черепа каркасу.

Так перелётных рун срываются пласты
и в завитках циклонов исчезают,
всему давая смысл, звучит из слепоты
с керамики сошедшая борзая.

Но эскалатор дней ведёт к небытию
потоку вспять, к бесстрастным белым стенам,
где горькая трава омоет плоть твою
и прорастёт тобою постепенно.