МАРИНА ШАПИРО

МИР БЕЗДОМНЫХ ФОНАРЕЙ

ХВОЙНЫЙ ПЕЙЗАЖ. БЕЛАЯ ВОРОНА

За ближним полем, на холмах
темно-зелёно и весомо
стоит, подмяв земли изломы –
до горизонта плеч размах.
Наполнен силой, как «Ура!»
Он здесь на месте и по праву.
Он Хвойный!
            Это не дубрава,
что вся обсыпалась вчера.
Одна берёзка – не в расчёт.
Её он вытолкнул из стенки,
и, сиротливо сжав коленки,
качнулась: «Два шага вперёд…».
Стоит,
            задравши уголки
у горлышка сведённых веток,
дрожит, как заяц-однолеток,
поняв, что взведены курки.

Летит машины остриё.
Всё мимо.
Только глаз уносит,
на лобном выхватив откосе,
одну её.
            Одну её.

ПТИЦА В НОЧЬ

Обледенели провода, и птицы вниз кричат: Беда!
Куда же нам лететь, куда?
Где приземлиться?
– Не нам вы копите уют, не видно нас поющих тут, –
и песенку свою несут
подальше птицы.
Все песни выпеты до дна. Дорога им лежит одна,
что на земле и не видна
– утрой усилья.
Боль разрастается в груди, и, замерзая на пути,
одна другой кричит: Лети!
– Слабеют крылья!
Всё глубже, глубже птица в ночь, и холод ей не превозмочь.
На вздохе улетает прочь,
стихая, клёкот.
Налей и, закусив, запой о разминувшихся с тобой
тех птицах, чья беда и боль
уже далёко.
Они замёрзли по пути, никто не захотел спасти,
ты выпей и себя прости –
грустить не дело.
В полётах избежать потерь нам невозможно, а теперь –
вставай и распахни мне дверь,
Я – долетела!

КОЛОКОЛА

Земля замерла далеко внизу,
Устала, застыла, добра не ждёт.
Ей ко-ло-ко-ла не покой несут,
А только надежду, что топит лёд.
Всё выше и выше протяжный звук,
Взрезает пространство, пронзает хмарь,
И в ритме размаха могучих рук,
Молитву заводит глухой звонарь.
Вибрирует тело, горит рука,
Всё выше летит колокольный вздох,
Где через пространство и сквозь века
Всё слышит и всё понимает Б-г.
За все прегрешения тот звонарь
Давно им прощён и давно храним,
Кресты колоколен летят, как встарь,
По небу, раскрытому им двоим.

***

Плыли, плыли, оплывали,
Как подтаявший пломбир,
Фонари,
            Москву качая
За окошками квартир.
Дом был полон тишиною,
Ливня шорохом и сном.
Я сказала, что не стоит
Всё о том же об одном.
Ты поднялся безнадежно,
Я сказала:
            – Заходи.
Там,
            снаружи,
                       нежно-нежно
Землю гладили дожди.
На вечернем перекрёстке
Был отчаянно красив
Полный ливнями московский
Чёрно-белый негатив.
Слился лифт,
            Отъединяя
Мир бездомных фонарей
От закукленного рая
Крепко запертых дверей.

НОЧЬ. СОН

Ночь. Сон. И веки, как кора,
К глазам прибиты сном.
Ночь – путь от берега Вчера
До берега Потом.

Кружится снег, тяжёл и сед,
Качаются мосты,
И образы, которых нет,
Незримый оставляют след
На улицах пустых.

Двухмерны контуры фигур –
Их не сыграл артист.
В окне старинный абажур
Оранжево кричит: «Ля мур»,
И снова бред и свист.

Под арку старого двора,
Измяв нездешний снег,
Сегодня, завтра и вчера
Заходит человек.
Навек затверженным путём
Восходит на крыльцо,
Сейчас подъезд под фонарём
Сглотнёт его лицо.
Вновь распадётся этот мир –
Знакомый человек
Пройдёт сквозь тёмный сруб квартир,
Во мне начав разбег.
А дворник шварками лопат
Сотрёт его следы.
На абрис каменных громад
Прольётся тёмный звездопад
Неузнанной беды.

Кружится снег, тяжел и сед,
Качаются мосты,
И образы, которых нет,
Знакомый оставляют след
На улицах пустых.

И вновь провал под козырьком,
И… Я вхожу в подъезд…
На мне лежит во сне чужом
Неузнанности крест.

А утром время подожмёт,
Но вдруг свой сон припомню я…
На полпути ко рту замрёт
Зажатый в пальцах бутерброд –
Тот человек в глазах пройдёт,
Опять знакомостью маня.

***

По телу обнаженных площадей
Пройди, за этот город порадей,
Болезненную осень обнаружь,
Перевяжи стихом все раны луж.

Туман и островерхость бытия,
Где полусказка прячет полубыли…
Пожить на небе крыши тихо плыли,
А с ними уплывала вдаль и я.

И глядя вслед несуетным домам,
Не верится, что мира нет и там.

О НЕВЕЧНОЗЕЛЁНЫХ ДЕРЕВЬЯХ…

Мы стоим на ветру, до костей облетев –
Вот и кончился лета подарок.
Только осень ещё, и куплет, и припев,
Оплывает, как старый огарок.

Где-то вьюги для нас тёплый кокон плетут,
Где-то зимние ставят теплицы…
Мы бы жили ещё, если б жили не тут,
Если б жили не так, как случится.

Мы не вечнозелёны, так что горевать –
Может быть, из обрушенной кроны
Голоштанной весной мы начнемся опять,
Пусть не вечно-, но юно-зелёны.

БЕЛЛА

Банально некрологи отписались,
Что время всё расставит по местам.
Вздохнула на свободе чья-то зависть,
А сплетни оболгут её и там.
Заплачет ангел встретившийся первым,
На том конце пути, куда позвал
Горячий ток заточенного нерва
Сквозь занавесы чёрные зеркал.

Не зеркала завешены – зерцала.
Волшебный голос мечется меж стен.
Живёт и будет жить всё, что сказала,
Что недоговорила – как рефрен
Звучит в ущельях переулков белых,
Ложится на озябший лист без сил.
И утро завтра встанет онемелым,
Как будто кто-то сердце оглушил.