РОМАН МИХЕЕНКОВ
Москва

САКРАЛЬНЫЙ МАССАЖ
Пассакалья

Andante non troppo

– А-а-а-а-а!!! Изверг! Ирод! И «дыбу» ещё разок… А-а-а-а! Инквизитор! Душегуб! И «железный крюк»… А-а-а-а…
Уникальному массажисту по имени Бек – гориллоподобному существу с обаянием террориста – я дал кличку «Великий инквизитор». Я искал его всю сознательную жизнь, с тех пор как музыкальное образование отравило мне детство и искалечило спину ежедневным аккордеонизмом. Нашёл случайно, когда от меня в очередной раз отказалась «скорая». Плексит! Это как насморк, он тоже проходит через неделю. Эту неделю ты тоже не дышишь. От боли. Слава святой инквизиции! – Бек к тому моменту уже понял, что массировать дряблые прелести политбюро Узбекистана менее выгодно, чем мять московский целлюлит, и приехал в столицу. За два счастливых месяца знакомства с Великим инквизитором каждому приёму массажа я придумал специальное название: «вилка еретика», «нюрнбергская дева», «колесование», «испанский сапожок», «кресло допроса».
Первая встреча запомнилась гораздо ярче, чем моя первая влюблённость, – я пережил второе рождение. Бек говорил по-русски на уровне первой сигнальной системы, но как он общался с моим телом! Великий инквизитор с первого раза безошибочно нажал на все мои мышечные узлы и болевые точки, пальцем-сарделькой начертил «линии боли», ведущие от причин к симптомам и обратно. Дальше я испугался: Бек посмотрел на меня так, как смотрят на «воинов-интернационалистов», которые приезжают в южные республики «принуждать к миру» бывших соотечественников. Это позже он объяснил, что врагом его был не я, а мой плексит. Каждый приём Бек сопровождал воинственным выкриком «Ассссс»! Я отвечал ему сначала истошными криками, потом вялыми стонами. До сих пор не понимаю, каким образом я тогда выжил. Но выжил! На радостях я придумал ему слоган, перефразировав великую русскую уголовную «мантру»: «Бек боли не видать»!

– Спасибо вам, Бек! Вытащили с того света!
– Сиз – билан – куриш – канимдан – хурсанд – ман.
Я воспроизвожу его речь, как услышал. Неоднократно пытался её понять, но тщетно. Общий смысл угадывался: «Обращайтесь».

И я обращался! Иногда, когда острой боли не было, мы с Беком «изгоняли дьявола» авансом, чтобы даже не думал приближаться. Такие сеансы я называл «индульгенция», а Великий инквизитор выбирал для них относительно щадящий режим массажа. «Массаж-индульгенция» давал возможность общаться, насколько позволял языковой барьер. Из этого общения и родился словарь терминов, соответствующий пыткам средневековья.

***

– Ассалому алейкум, еретик!– приветствовал меня Бек.
– Салом, Великий инквизитор!
– Индульгенция?
– Сегодня дыба…
Не успев начать массаж, Бек извинился, извлёк из кармана мобильный телефон, выпискивавший заунывную мелодию его родины:
– Жена…
Дальше был филологический праздник! Государства, в которые технический прогресс пришёл одновременно с советской властью, не были готовы к этому на лингвистическом уровне. Для обозначения любви, плова и социального неравенства слова уже были придуманы, а для электроприборов, механизмов и прочих достижений научно-технической революции пришлось одалживать у русских. Судя по тексту, Великий инквизитор и его супруга делали в квартире ремонт:
– А-утиз-кирк, лампочки. Ха-албата-икки, телефон. Джуда-баши, стеклопакеты – келишдик… – В отличие от «офисного русского», полного американизмов, который звучит пошловато и ущербно, речь Бека, полная «русизмов», была смешной и трогательной. Он говорил о гнёздышке, которое они с женой вили в чужой стране.
А ещё в этот день Бек произнёс первую связную фразу на русском: «Обращайся, приводи друзей».

Я знал, какого «друга» мне хочется отдать на растерзание Беку. Уже полгода я мучился с очень духовным персонажем, которого спонсоры приложили к деньгам на документальный фильм в качестве консультанта. Я окрестил его «человеком бессмысленных словосочетаний». Владлен Изяславович был членом «общественной палаты», чиновником «министерства культуры», координатором движения «духовное возрождение», а тема его диссертации формулировалась вообще вне комментариев: «сакральные предпосылки духовного возрождения». В изречении Бека «Сиз – билан – куриш – канимдан – хурсанд – манн» я находил гораздо больше смысла. Для комплекта не хватало должности «психоаналитика аквариумных рыбок». Владлена Изяславовича – это бесполое и безнравственное существо – хотелось подвергнуть всем известным пыткам, включая бековский массаж.

– Понимаете, коллега!
Эта фраза каждый раз вызывала у меня судороги и необходимость посетить Бека.
– Понимаете, коллега! Наш фильм…
Это сакрально-духовное членистоногое почему-то обзывало фильм «нашим».
– Наш фильм – это «Послание»! Нет! Это сакральная предпосылка к духовному возрождению родины!
Статья 105, часть вторая УК РФ. Убийство при отягчающих обстоятельствах. Интересно, сколько мне дадут?

Каждую фразу закадрового текста, каждый кадр видеоряда мне приходилось трактовать для него с точки зрения сакральных смыслов и прослеживать, как они отразятся на ментальном фоне нации. Владлен Изяславович занимался этим далеко не из соображений заботы о духовном возрождении. Хитрый сакральщик договорился со спонсорами о ежемесячной зарплате из бюджета фильма, так что каждый день его «работы» отражался не только на качестве картины, но и на моём кармане. Послать его «в сакрал» я не мог, так как он являлся родственником главного спонсора.
Владлен Изяславович исхитрился превратить словоблудие о духовности в продукт вполне материальный. С завидной регулярностью на телеэкране он и ещё несколько не менее духовных граждан, впадая в оплаченный экстаз, рассуждали о судьбах русской интеллигенции. В результате они получали гранты, заседали в палатах, издавались и назначались консультантами на документальные фильмы за более чем приличное вознаграждение. Когда власти было необходимо отвлечь народ от своего очередного «косяка» и она (власть) вспоминала о духовности, сразу вставал вопрос: «И кто это у нас тут самый духовненький»? А вот они!

– Понимаете, коллега! Мы взываем к прекрасному, которое дремлет вековым сном! Наша священная миссия пробудить его! Я вижу для этого все предпосылки.
И тут же, без паузы:
– Я уже несколько дней сесть не могу, спина болит. Соли.
Интересно, как сближает людей общая боль. На мгновение Владлен Изяславович показался мне не таким омерзительным. Я ему искренне посочувствовал. Кто хоть однажды познал боль в спине, меня поймёт. Однако это не помешало мне отправить его к Беку. Это была месть, не оставляющая угрызений совести: я выручал человека, что бы он при этом ни испытывал.
– Владлен Изяславович! Я как раз приехал к вам от уникального массажиста! Он меня реанимировал!

***

– Вы не представляете! Я чувствую себя возрождённым! Я принял муку, ваш Бек очень жесток, но я испытал катарсис! Теперь мне открылась жизнь без страданий плоти! Я договорился с Беком на два раза в неделю.
Вот сформулировал, гадина!
– Я многое понял! Наш зритель должен пережить то, что вынес я! Мы должны низвергнуть его в самую пучину страданий, довести до отчаяния… и возродить!
Владлен Изяславович «извергался» минут сорок. Я кивал и записывал этот бред на диктофон, добавляя его к коллекции предыдущих «потоков сознания». У меня назревала идея сделать по его словоблудию первые духовные комиксы.

***

– Ассссссс!
Бек закончил очередную пытку. Мы не виделись довольно долго, так что в этот раз на мне был отработан весь репертуар святой инквизиции.
– Рахмат (спасибо), Великий инквизитор.
Телефон Бека, своим звонком напоминавший невысморкавшийся кларнет, запищал очередную песнь узбекских степей. Я одевался и краем уха слушал разговор. Узбекские тексты Бека были разбавлены странно-знакомыми словами:
– Сиз – айтгандек – булсин, духовность?

А вот это уже был перебор! Я прощал Владлену Изяславовичу многое: «сакральные посиделки» в телевизоре, издевательство над моим фильмом, но надругательство над юной неокрепшей душой – увольте! В этот же день я составил подборку диктофонных записей с высокодуховным бредом, чтобы объяснить спонсору, почему работа над фильмом стоит и куда уходят его деньги. Встречу мне назначили на следующий день.
Главный спонсор – абсолютно нормальный бездуховный мужчина – сначала перепроверил смету, потом график работы над фильмом и только потом услышал речи своего родственника – консультанта. Из текстов Владлена Изяславовича спонсор вывел логическое заключение:
– Дальше вы работаете без консультанта.

***

Владлен Изяславович несколько дней названивал, предавал анафеме мой автоответчик и требовал деньги за неотработанный им месяц.
Фильм был сдан вовремя. Без консультанта работалось с удовольствием. Полгода спустя, на фестивальном показе, мне снова скрутило спину, и я вспомнил, что всё это время не был на массаже.

***

Над дверью кабинета Бека сияла бронзовая табличка «Сакральный массаж». Чуть ниже висел прейскурант: цены взлетели в несколько раз. Если бы не адская боль, ни за что бы не вошёл.
Я обнаружил Бека, сидящим за столом, с книгой Владлена Изяславовича в руках.
– Бек, спасай!– простонал я и начал раздеваться, настолько быстро, насколько позволяла боль. Бек подошёл ко мне, заглянул в глаза:
– Ваше тело страдает. Но это только видимость. Корень боли в муках духовных.
– Бек, какая духовность, это плексит!
– Только осознав природу страдания, мы вместе сможем её одолеть!
– Бек! Мне нужен массаж, а не проповедь!
– Сакральный смысл массажа в единении души и плоти.

Матом, мольбами и тройной оплатой я добился массажа. Бек вяло водил своими руками-кувалдами по моему телу, бубня о чем-то сакральном. Мне так не хватало его «Сиз – билан – куриш – канимдан – хурсанд – ман». Фирменной «инквизиторской» боли я не почувствовал, как не почувствовал и облегчения.

Ищу массажиста. Сакральный массаж не предлагать.