КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВА

СТАНЕШЬ, КАК МАМА, ПТИЦЕЙ

***

Близок конец – не виден, но осязаем,
Липнущий жар заполнил всё изнутри.
Каждый о чём-то просит – так, Боже, дай им,
Каждый о чём-то плачет – так забери.

Окна дрожат, волнуются занавески,
Шепчется не молитва, а белый стих.
Выдох – и слово кажется слишком веским,
Слишком тяжёлым, чтобы его нести.

Выхода нет и воздуха нет для вдоха,
Нет ни любви, ни веры, надежда – есть.
Господи, это, в общем, не так уж плохо,
Даже не так уж страшно остаться здесь.

Вряд ли успеем всё, что наобещали:
Съездить на море, тронуть его ногой,
Выбросить плеер, слушать прибой и чаек,
Зная, в конце ни боли нет, ни печали –
Только спокойный, ласковый к нам огонь.

***

Сотканный из тепла мир велик и светел.
Утешаясь этим, гладит атлант натруженное плечо.
Мы научились прятать в ладонях ветер,
Мы приручили тех, за кого в ответе,
Тех, кто от нас не смог убежать ещё.

Сотканный из тепла мир блестит на солнце.
Мы ещё смеемся, но, так и быть, пора говорить всерьёз.
Даже атлант не знает, куда несётся,
Нам же теперь и это не достаётся –
Только почти неслышимый стук колес.

Сотканный из тепла мир открыт для смелых.
Мы почти сумели счастье своё сложить из гранитных плит.
Завтра атланта кто-то другой заменит
(Тысяча лет и месяц – чужая смена),
Ну, а пока весь мир, улыбаясь, спит.

***

Мне тридцать два, скажи мне, ну, кем я стал?
Есть же другие люди, что кровь и сталь,
Есть же другие люди, что мёд и млеко,
Что не теряют ценности век от века.
Я же всё время падаю, как калека,
Кто бы хоть раз поверил, как я устал.

Мне тридцать два, скажи, для чего я здесь:
Спать до полудня, трахаться, пить и есть,
Страхи носить, как вёдра на коромысле?
Есть же другие люди, что сплошь из смысла,
Те, у кого под скальпом блуждают мысли,
Те, кто из слёз и смеха мешает взвесь.

Мне тридцать два, скажи, что там впереди,
Буду ли я один или не один,
Буду ли так же выть на луну под вечер,
Прятать от посторонних свои увечья,
Станет ли лучше или хотя бы легче,
Станет ли чуть поменьше дыра в груди?

Мне тридцать два, скажи мне, кто я такой:
Камни столицы, хижина за рекой?
Есть же другие люди, что гомон станций,
Есть же другие люди – вино и танцы,
Есть же хоть кто-то, с кем я смогу остаться
Сталью и кровью, мёдом и молоком.

***

Сколько ни кричи, сколько ни долдонь,
Я хотел быть рядом, ладонь в ладонь,
Я хотел бы в воду, но здесь огонь.

Так пустые письма мои прочти,
Я ещё не мертв, но почти, почти,
Напоследок память по мне почти.

Не погиб, так спился бы к сорока,
Стал бы важной птицей наверняка,
Но глаза в глаза и в руке рука,

И под утро простыни горячи…
Но я здесь один, сколько ни кричи,
Сколько ни долдонь, сколько ни молчи.

***

Я пишу: Isolde, ich bin Soldat,
Завернув в конверт без имён, без дат,
Ведь теперь не важно, кто адресат,
Если время лечит.

Я пишу: Isolde, ich bin fast tot,
Я не тот, кто ждёт тебя, но я тот,
Кто смешное имя твоё зовет,
Чтобы стало легче.

Я пишу: Isolde, ich bin ganz krank,
По ночам кричу от несчетных ран,
Но когда придёт черед умирать,
Даже стон немыслим.

Я пишу: Isolde, ich liebe dich,
И такая горечь сидит в груди,
Что прошу, прошу тебя, уходи,
Не дождавшись писем.

***

Слышишь, сестра,
Я здесь на свой риск и страх,
Хоть в мире полно других городов и стран.
Я знаю язык дождя и язык костра,
А слово простых людей будто позабыла.

Видишь, отец,
На свадебный мой венец
Легла чья-то тень, и звон золотых колец
Сливается с гулким стуком двоих сердец,
И блеск их едва заметен за слоем пыли.

Знаешь, мой брат,
Надежду не стоит брать
В последний свой путь до райских и адских врат,
И если бы я хотела тебе соврать,
Сказала бы, что получится возвратиться.

Помни же, сын,
Как тающий след росы,
Как первая на младенческой коже сыпь,
Печали пройдут, года превратив в часы.
Но как на лице начнут вырастать усы,
Ты бросишь свой дом и станешь, как мама, птицей.

***

Это мост, под мостом вода, под мостом река,
Вот рука, вот чужая рука, вот в руке рука,
Вот нежданное счастье, что не удержать руками.
Дальше будет не хуже, знаю наверняка,
Мы останемся здесь навечно, чтоб видеть, как
Голубая вода ныряет под чёрный камень.

Вот вода под мостами, чёрный над голубым,
Под ногами людей, под стаями голубей.
Если ты не любим, то кто же тогда любим?
Я оставлю пустое сердце, шрам на краю губы
И бессонные ночи, все до одной, – тебе.

Это мост, под мостом вода, мир наш чёрный и голубой,
Бой часов, полуночный вой, радость встречи, потери боль.
Видишь, это любовь, если нет – я не знаю, что есть любовь.

***

Мир, бывает, приносит вещи – те, к которым ты не готов.
Странный сон превратится в вещий, ты найдёшь четырёх котов,
Что умеют по-человечьи говорить, когда все заснут,
А зима, будто станет вечной, подходя к твоему окну.
Вон в друзьях у тебя иная, а из кранов течёт беда,
И во сне тебя вспоминают нерождённые города,
В чемодане хранится веер, что меняет значенье слов,
Только ты всё равно не веришь в чары, магию, волшебство.

А однажды найдёшь десяток босоногих смешных ребят,
Будто ангелы и бесята, что давно уже ждут тебя.
Глядя пристально, спросят чётко: хочешь знать, о чем все немы?
Кто расскажет о том девчонке, кто поделится, как не мы?
Слушай, слушай, раз не боишься даже ведьмам смотреть в глаза,
Каждый из дворовых мальчишек сможет это же рассказать.
Всё, конечно, не так уж просто, не наивно, не детский сад,
Ночью встань, замотайся в простынь, жди полуночи на часах,
Не смотри на свои запястья, к зеркалам становись спиной,
Чтоб не вляпаться, не попасться, не остаться совсем одной.
И тогда мир пойдёт навстречу, замурчит под твоей рукой,
Станет ласков, пушист, доверчив – приручить его так легко.
После ты не умрешь от яда, никогда не сойдёшь с ума,
А не станешь пытаться… Ладно, нам пора по своим домам,
Ещё стольким придётся сниться, зашивая дыру в груди.
Как сломаешь свои границы, как найдёшь себя – приходи.

Важно в самом разгаре ночи не расслабиться, не уснуть,
Не получится – завтра, впрочем, ты отправишься в тот же путь.
И потом, через год и двадцать, девяносто, сто пятьдесят,
Ты найдёшь – ну, куда деваться? – этих ангелов и бесят,
Понесёшься рассветом вешним, вместе падая, чтоб взлететь.
Мир, бывает, приносит вещи – те, которые ты хотел.

***

И пусть он бродяга, и сотни его дорог
Ведут его не домой, а в закат и в морг,
Но всё, чего он достиг и чего не смог,
Тебе достается тоже.

И пусть он бродяга, но ты за его спиной,
В седле его байка, в баре и в казино.
Все ночи из пачки выкурив по одной,
Их жар ощущаешь кожей.

И пусть он бродяга, весь мир на его плече.
Ты знаешь: сейчас он твой, а потом ничей,
Но с ним и живей, и ярче, и горячей –
Сплошь хохот, вино и танцы.

И пусть он бродяга, но ты на его груди,
Не скажет никто, что станется впереди.
Сумеешь хоть раз уйти от него – уйди,
Но лучше и не пытайся.

И пусть он бродяга, но ты его плоть и кров.
И сколько бы ни был ветер вовне суров,
В тебе тишина, которая есть любовь,
В которой он смог остаться.