ЕКАТЕРИНА АВГУСТА МАРКОВА

ТЕБЕ ЧЕРЕЗ СТО ЛЕТ...
эссе

…Как два костра, глаза твои я вижу,
Пылающие мне в могилу – в ад, –
Ту видящие, что рукой не движет,
Умершую сто лет назад.

Со мной в руке – почти что горстка пыли –
Мои стихи! – я вижу: на ветру
Ты ищешь дом, где родилась я – или
В котором я умру.

Эти строчки из стихотворения, написанного 6 августа 1919 года. Марине Ивановне Цветаевой тогда было 26 лет… Сегодня поражает высокая степень прозорливости Цветаевой. Долго ещё мы будем искать земные следы поэта. Осталось великое наследие (и качественно, и количественно). Выходят тома писем, дневников. Ещё не до конца расшифрован архив, открытый по завещанию Ариадны Сергеевны Эфрон, дочери поэта в 2000 году…

В первых сборниках стихов, выпущенных через десятилетие после гибели Марины Цветаевой, в аннотациях принято было писать: «В сборник вошли лучшие стихи М. Цветаевой».

Сегодня трудно повторить эту легкомысленную сентенцию. Права Марина Ивановна – плохих стихов она не писала никогда.

Трудно себе представить детство, более благодатное для раскрытия всех талантов, чем было у Цветаевой. Мария Александровна – мать, божественно игравшая на рояле; Иван Владимирович – отец, человек, создавший лучший музей России, Музей изящных искусств имени Александра III, ныне почему-то А.С. Пушкина, а надо бы имени И.В. Цветаева…

Талант творца обречён на одиночество. Всё в Марине Цветаевой было посвящено её дару. Быть ни на кого не похожей, быть только самой собой – мужественная, даже героическая позиция. Это стало камертоном всей судьбы, земной, страдальческой и прекрасной. В стихотворении 1909 года «Молитва» юная Цветаева просит Бога:

Люблю и крест, и шёлк, и каски,
Моя душа мгновений след…
Ты дал мне детство – лучше сказки
И дай мне смерть в семнадцать лет!

Юношеская игра со смертью и кассандровское провиденье…

Детство, юность Цветаевой – чудо. Тарусские лета, описанные и ею и сестрой, талантливой Анастасией Ивановной. Курсы старофранцузской литературы в Сорбонне… Стихи начались лет в шесть, по-русски, по-французски, по-немецки. В восемнадцать лет – «Вечерний альбом». Сколько тогда печаталось альбомов, на них была мода. И всё-таки цветаевский альбом заметили В. Брюсов, а главное – Максимилиан Волошин.

Марина Ивановна вспоминала о своём пребывании в волошинском Коктебеле, как о самом большом счастье в жизни. В 1932 году она написала цикл стихов на смерть М.А. Волошина.

Сергей Эфрон, будущий муж Цветаевой, помог издать «Волшебный фонарь» (1912) и «Из двух книг» (1913).

Молодость Цветаевой совпала с революцией, то есть с октябрьским переворотом, но революция с Мариной Ивановной Цветаевой не совпала. Революцию она поняла сразу. Цикл «Лебединый стан» – свидетельство тому:

Кровных коней запрягайте в дровни!
Графские вина пейте из луж!
Единодержцы штыков и душ!
Распродавайте – на вес – часовни,
Монастыри – с молотка – на слом.
Рвитесь на лошади в Божий дом!
Перепивайтесь кровавым пойлом!
Стоила – в соборы! Соборы – в стойла!
В чертову дюжину – календарь!
Нас под рогожу за слово: царь!
Единодержцы грошей и часа!
На куполах вымещайте злость!
Распродавая нас всех на мясо,
Раб худородный увидит – Расу:
Чёрная кость – белую кость.

Всю жизнь она оплакивала монархическую Россию и задыхалась, как сама писала, от отсутствия гласных в слове СССР.

Литературные направления, течения, группировки постреволюционной страны были чужды Марине Цветаевой. Она существовала отдельно от литературной среды. Повсюду гремели литературные вечера, на которых Цветаева выступала чрезвычайно редко. С иронией вспоминала она вечер в Политехническом музее, состоявшийся 11 декабря 1920 года. Это был «Вечер поэтесс». Председательствовал Валерий Брюсов. Марина Ивановна облачилась в тёмное, почти монашеское платье, подпоясанное широким ремнём. Среди разряжённых, размалёванных поэтесс она выглядела как «колдун на свадьбе», на сцену вышла в валенках. Усмешки литературной публики переросли в овацию, когда она прочла свои стихи. Это была не фронда, а глубинное неприятие «новой жизни». В это время вышли сборник «Версты» и поэма «Царь-девица». С этой поэмы началась русская историческая эпика Марины Цветаевой. Дальше последовали «Егорушка» – поэма о волчьем пастыре, устроителе земли русской; «Переулочки» – по былине о Добрыне и Маринке. Это – весной 1922 года, тогда же созрел план поэмы «Молодец». Тогда же Марина Цветаева (с дочерью Ариадной) уехала в эмиграцию к мужу, белогвардейскому офицеру Сергею Эфрону.

В разграбленной голодной России она потеряла маленькую дочь Ирину, умершую от голода. Дальше была Германия, в которой за два месяца она успела написать более 20 стихотворений, совсем не похожих на то, что она писала раньше. В эти два месяца она встретилась с Андреем Белым, мимолётно с Сергеем Есениным. И главная встреча, хотя и заочная, эпистолярная, с Борисом Пастернаком. Эта встреча переросла в дружбу. Тогда Марина Цветаева написала рецензию-отзыв на книгу Пастернака «Сестра моя – жизнь». Переписка их длилась примерно до 1926 года. В одном письме Марина Цветаева писала Пастернаку: «Вы не человек и не поэт, а явление природы… Бог по ошибке создал Вас человеком, от того Вы так и не вжились – ни во что! И – конечно – Ваши стихи не человеческие: ни приметы. Бог задумал Вас дубом, сделал человеком, а в Вас ударяют все молнией (есть – такие дубы!). А Вы должны жить». В начале письма она говорит – «Это письмо будет о Ваших писаниях – и немножко своих…».

Не оставляет ощущение, что Марина Цветаева больше о себе пишет, именно в неё ударяли все молнии. После Берлина Цветаева жила в Чехии три с небольшим года.

Семья скиталась в поисках более дешёвого жилья: Горние Мокропсы, Прага, Дольние Мокропсы, Вшеноры… бедность, постоянная забота о куске хлеба и, вместе с тем, она, наконец, обрела мечтанное уединение: «Летейский город» Прага с рыцарем Брунсвиком, «стерегущим реку дней» Влтаву у Карлова Моста. Цветаева считала, что рыцарь похож на неё лицом, она вспоминала «пражского рыцаря» многие годы; для неё он был сердцем Праги. Уже во Франции, она просила свою чешскую приятельницу Анну Тескову прислать «его изображение, покрупнее и пояснее, вроде гравюры. Если у меня есть ангел-хранитель, то с его лицом, со львами и его мечом». «Пражский рыцарь» – навеки мой». Не осуществлён её замысел – написать крупное произведение о Брунсвике…

Именно в Чехии Марина Цветаева стала тем поэтом, который ныне причислен к лику великих. Она писала о бездонной любви. Поэт, по Цветаевой, «утысячерённый человек», и любовь её – утысячерённая – но в «мире мер» такая любовь осуществиться не может. Боль от «жизни как она есть», «Жизнь – это место, где жить нельзя».

В Праге Цветаева работала над «Поэмой горы» и «Поэмой конца». В жизни объектом этой утысячерённой любви стал Константин Родзевич. В Праге он окончил юридический факультет в 1922 году, был участником войны в Испании, во Вторую мировую вступил во французское Сопротивление, а вот утысячерённой любви Марины Цветаевой не выдержал. А если бы выдержал, возможно, не было бы этих поэм, великого стихотворения «Как живётся Вам с другою…».

В конце жизни Родзевич писал в письме главной исследовательнице творчества и жизни Цветаевой А. Саакянц: «Что же касается Вашей просьбы, кратко обрисовать образ Марины Цветаевой, каким он представляется мне, в моих глазах, тут я беспомощно пасую! Личность М.Ц. настолько широка, богата и противоречива, что охватить её в немногих словах для меня совершенно немыслимо. Очень хорошо она сказала о себе сама:

Восхищенной и восхищённой,
Сны видящая средь бела дня,
Все спящей видели меня,
Никто меня не видел сонной…

Такой она являла себя и за письменным столом, и в своих далёких и одиноких прогулках. Но с какой готовностью и с каким неослабным вниманием участвовала она в беседах. И как живо и остро восставала она против всего, что шло наперекор её жаркому правдолюбию. Ещё одно замечание: в произведениях М.Ц. часто слышатся трагические ноты – отзвук её тяжёлой, разбитой и неустроенной судьбы.

По существу же у М.Ц. светлый, страстный и жизнеутверждающий характер.

Не это ли роднит всё творчество М.Ц. с народным эпосом, с народной стихией стиха и слова…».

Журналистка В. Лосская приводит такие слова Родзевича: «Я был слаб: именно по моей вине, по моей слабости наша любовь не удалась. Я не мог устроить её бытовую жизнь». О своей женитьбе на М. Булгаковой: «Это был оппортунизм. Мне надо было устроиться в Париже. Женитьба обеспечивала быт». Вот такая жизнь.

1 февраля 1921 года Марина Ивановна родила сына Георгия (Мура). Через месяц после родов она начала писать поэму «Крысолов». По Цветаевой, крысолов – флейтист – сама Поэзия. Крысы – зажравшиеся обыватели. Гаммельцы – жадные до денег бюргеры. Крысолов мстит им и уводит детей, даруя им вечное блаженство. «В царстве моём ни тюрем, ни боен, – одно ледяное, одно голубое! … Ни расовой розни, ни Гусовой казни».

«Крысолов» – это предощущение фашизма, который неизбежен в стране, где попирается всё духовное, всё, что отличает человека от животного.

Осенью 1925 года Марина Цветаева переезжает во Францию. Здесь она прожила тринадцать лет. 6 февраля 1926 года в Парижском клубе состоялся её литературный вечер, который прошёл триумфально. Но тут же возникли и завистники в эмигрантской литературной среде. Полное отсутствие дипломатической гибкости в Марине Цветаевой приводило к тому, что она сознательно шла на конфликты с литературным зарубежьем. Ни к какой группировке не присоединилась и тут. А отдохновение души она находила в переписке с Пастернаком. Весной 1926 года Пастернак заочно познакомил её с Райнером Марией Рильке. Так возникло чудо эпистолярного жанра – переписка трёх поэтов. Эта переписка помогла ей переносить непереносимый быт. В это время были созданы «С моря» – Пастернаку, «Попытка комнаты» – Пастернаку и Рильке одновременно, «Лестница».

Рильке умер, так и не свидевшись с Мариной Цветаевой. Смерть его в самом конце 1926 года потрясла её. В новогоднюю ночь она написала письмо Рильке, шедевр, создала стихотворение – реквием «Новогоднее» и «Поэму воздуха». «Выдышаться в стих» – так она определяла «некую усложнённость, высокое косноязычие – непосредственный мгновенный исход душевного состояния без литературного обрамления…».

Большинство произведений в эмиграции издавалось, они публиковались в чешской «Воле России», в парижском журнале «Современные записки», в газете «Последние новости».

И, тем не менее, Цветаева чувствовала себя чужой: «В Париже и тени моей не останется» (Письмо 30-х годов).

Она писала «Поэму о царской семье». В то время как Сергей Эфрон вступил в «Союз возвращения на родину», поддерживаемый и направляемый НКВД.

Чужда была такая любовь к Отечеству Марине Цветаевой. И всё-таки она пошла за мужем, вернулась в СССР, но не в Россию…

Да и некуда больше ей было податься. Зинаида Шаховская в книге «Отражения» приводит слова Цветаевой: «Некуда податься – выживает меняя эмиграция».

Ирина Одоевцева – жена Георгия Иванова и друг Георгия Адамовича – пишет: «Марина Цветаева – наш общий грех, наша общая вина. Мы все перед нею в неоплатном долгу».

Перед отъездом Марина Ивановна написала поэту А.С. Гингеру: «Жаль уезжать, но это подготовка – к другому большому отъезду…».

Марина Цветаева и её сын Георгий вернулись 18 июня 1939 года. Всей семьёй они жили в посёлке Болшево. Но уже в августе была арестована дочь Ариадна, а в ноябре – муж, Сергей Яковлевич Эфрон. Марина Цветаева ездила с передачами в тюрьмы…

В это время она зарабатывала переводами… Надо было содержать сына. И всё-таки и в переводах она оставалась первоклассным поэтом – «Я перевожу по слуху – и по духу (вещи). Это больше, чем смысл».

Осенью 1940 года в Гослитиздате «зарубили» её книгу стихов. В апреле приняли в профком литераторов. Она переводила Гарсиа Лорку, когда началась война. 8 августа с сыном она уехала в эвакуацию в Елабугу на Каме.

Цветаева подала заявление в Литфонд в Чистополь, с просьбой принять её в судомойки. Она слышала через дверь обсуждение своей кандидатуры. Не дослушав горячие споры, вернулась в Елабугу и 31 августа, в воскресение, в день смерти отца Ивана Владимировича Цветаева, повесилась…

Через три года сын её, Георгий, погиб на фронте.

Уже при Хрущёве, в «оттепель» стали появляться в печати стихи Марины Цветаевой.

Сопровождались они статьями, как правило, соответствующими последним постановлениям партии и правительства. Писали, что Цветаева не понимала революции.

Не сразу сформировалась как поэт, сказывалось, мол, происхождение.

Снятие цензуры принесло потоки «солёненьких подробностей биографии». Иные продолжают пригвождать Поэта к позорному столбу… Молнии по сей день ударяют в дуб.

Марина Ивановна Цветаева – великий русский поэт, а остальное от лукавого.

Всю жизнь, следуя притче о талантах, она приумножила свой талант во многожды.

Румяная, любящая жизнь девушка, из профессорской семьи принесла этому миру чудо!

А вот, чем мир ответил на чудо, и называется биографией поэта.

И грустно мне ещё, что в этот вечер,
Сегодняшний – так долго шла я вслед
Садящемуся солнцу, – и навстречу
Тебе – через сто лет.