ВЕРА ЗУБАРЕВА

В ЭТОМ ГОРОДЕ…

***

Снег придёт в четыре утра,
А до этого будет сниться,
Как несут над землёй ветра
Его белую колесницу,
Как плывёт он в ней над водой,
Над горами, над лесом блёклым,
Задувая звезду за звездой,
Гравируя их образ по стёклам.
И ничто не задержит его,
Разве только душистая сладость
Ёлки в детской, где никого,
Кроме памяти, не осталось.

***
               Памяти отца –
               Лоцмана на трубе

День взлетает
Ночь садится
Снежность в облаке таится
И слегка уже седой
Город по воде струится
Влажных раковин зарницы
Между морем и звездой

Снов наброски
Жизней блёстки
Театра тёмные подмостки
В ожиданье непогод
Млечный свет на перекрёстке
И как точечная роспись
Выплывает пешеход

Он идёт своей дорогой
Город снежный
Город строгий
Прибывает на пути
Дерево стройнеет в тоге
Светофора свет недолгий
Успевает замести

Капля стынет и не бьётся
Он идёт
Позёмка вьётся
Пристань с лестницы видней
Он идёт
Она дождётся
Даже если всё сотрётся
В снег на этом полотне

***

Я родилась в этом Городе,
Море в моих венах
Звёздами раковин бродит
В млечностях белопенных,
Снов песчаное кружево,
Памяти белый катер,
Чайки в душе моей кружат
Вечером на закате.
Я родилась в этом Городе.
Воздух его – в дыхании.
Я родилась в этом Городе
Ранней апрельской ранью.
Двигались волн пилигримы,
И начинал возгораться
Город неопалимый
С ангелом белой акации.

***

В бараке памяти светло.
На всякий век – своя причина.
Вот Город снегом занесло,
Но тайная горит лучина.
Зачем она? К чему она?
Всё злее рыщет соглядатай,
А истощённая луна
Лучится возрожденья датой.
И робкий снег исподтишка
Ершистую пускает блёстку,
И пробегает тень смешка
По ветреному перекрёстку.
И вот уже спешит отец –
Снег на ресницах, ёлка в санках,
Игра теней, и наконец –
Дом выплыл с царственной осанкой.
В нём печь с лепниной, тёмный блеск
Угольев с колдовским налётом,
И холод тёмных королевств
Попятится от них к воротам.
А угли будут ликовать,
По кафелю разлившись жаром,
И заколдовывать кровать,
Дышать в неё под одеяло.
И даже много лет спустя
Они согреют зиму комнат,
Озноб окраин бытия
И тёмный мой опальный Город…

ПАЛАЧ

Идёт, сливаясь с зимней мглой,
По развороченной аллее,
И тёмный дух его иглой
Занозит лихорадку в теле.
И пляшут вместе в нём озноб,
Горячечность и бред пожарищ.
Объятый пламенем сугроб –
Посмертный ад его пристанищ.
Там холод смерти, пламя мук,
Терзания и неподвижность,
Оттуда сын его и внук
Взывают, так и не родившись.
На нём застопорился род,
Войдя в дурную бесконечность,
И он исчезнет и придёт,
Чтобы разрушить и исчезнуть,
И снова прижиматься лбом
К облитым холодом ступеням
В огонь по ним сходить с клеймом,
Пылать и смешиваться с тленьем.

***

Сумерек перевес,
Зимних дорог бесприютство.
Хочется вести с небес,
Хочется в небо уткнуться,
Слушать его перезвон,
Плыть по его полю –
Долго, за горизонт,
В вотчину звёзд колокольных.
И повторять: «Прости…»,
И зашагать к перекрёстку,
И на щеке унести
Снега хрупкую блёстку.

***

Он явился почти на заре
Каплей света
И сказал: «Зима на дворе».
Только это.
А привиделось – море во льдах,
Волны-глыбы,
Мрамор чаек и пики яхт,
И хрустальные рыбы.
А привиделось – всполох искр,
Рассыпных, отражённых,
Город рос – ледяной обелиск
На ожогах,
Бинтовала его пурга,
Зло, нелепо,
Состояли его берега
Сплошь из пепла.
Он сказал – зима на дворе.
Не прибавил ни слова.
И спросонья никто не прозрел
Смысл ледовый.
Падал снег в тишину двора,
Шелестела газета.
И осталось земле от вчера
Только это.

***
                    Галине Безикович

Лунный свет бродил по берегу,
Гребни тёплых волн очерчивал.
По утёсу крутоверхому
Рисовал прибой подсвеченный.
Спали дети в дальних странствиях,
Покрывалось небо звёздами,
И в его безбрежном царствии
Только боги были взрослыми.
То и снится, что аукнется
В памяти, где мы – вчерашние,
Где уводит к морю улица
Чуть запавшей чёрной клавишей.
Там сидим на побережье мы,
Временем не опечалены,
И следы детей по-прежнему
Скачут буквами печатными.