ЛЮБОВЬ КОЛЕСНИК
Тверь

КОНЧИЛСЯ ЗАВОД

                         И.П.

Завод – не в смысле предприятие,
а натяжение пружин.
Одно недолгое объятие –
и разойдёмся, побежим,
похмельные; не будет тропиков,
размытый город лёг в тенях,
а ты не думай, сколько пропито
в моментах, людях, трудоднях,
и, затыкая губы горлышком
незрячим донцем к небесам,
запей горючей хиной горюшко –
то, из которого ты сам:
работа, сон, мероприятия,
башка, конечности, живот,
завод – не в смысле предприятие,
а в смысле – кончился завод.

ИДУ ФОТОГРАФИРОВАТЬ НАСОСЫ

Иду фотографировать насосы.
Ворота цеха выдыхают пар.
Начальник мят с утра и стоеросов –
ворчит, что КТУ – не божий дар,
и мы в конторе жизни не видали,
не нюхали тосол и креозот,
а то, что мне хороший фотик дали –
так дуракам, как водится, везёт.
Киваю молча, щёлкаю затвором
на брак железа и людскую тьму.
Тьма ширится. Нас подытожат скоро
по метрике, неведомой ему.
Я знаю точно: будет ближе к раю
не тот, кто сделал план по корпусам,
не он, не я, не труд, идущий к маю,
но белый пар, летящий к небесам.

ДАЛБАЙКА

На мосту через Далбайку,
около Култук-Монды
остановим таратайку,
жёлтой зачерпнем воды.
Полу-стынет полустанок,
путь из нечто в никуда.
Зачерпнем, но пить не станем –
это мёртвая вода,
притаившая заразу.
Стынет битум на лице.
Дохлый номер – строить трассу
в точку Бэ из точки Цэ.
На мосту через Далбайку
Только мёртвых ставить в ряд,
мёртвых с косами, чтоб в байку
вплёл их друг степей бурят.
Горько волк за горкой плачет
По стране СССР.
Слышишь? По асфальту скачет
ослепительный Гэсар.

НЕ ЗАРЖАВЕЕТ

                         Ф.Ч.

Не заржавеет, не окислится,
не корродирует за мной.
Лиственница стоит как виселица,
мотив качается блатной,

и гроба железобетонного
нетленен параллелограмм.
Далёкий гул станка стотонного
велит принять на грудь сто грамм,

не слушать музу заунывную
себя не вкалывать в цеха
и деятельность безотрывную
забросить к чёрту в потроха.

Не горбиться и не сутулиться,
суть не разменивать на медь.
Смотреть на лиственницу, улицу
и не ржаветь. И не ржаветь.

ВТОРАЯ СМЕНА

Бьётся по ветру, отпущен,
блеклый триколор.
Вечер ближе, темень гуще.
На посту вахтёр.

Цех притихший обесточен,
пропуска сданы.
В магазинах люд рабочий
покупает сны:

«Пять озёр» и иже с ними,
«Путинку» и проч.
И бетонными, стальными
подступает ночь.

Будет правда неизменна
над землёй сырой,
Смерти повторенье, смены
первой и второй.

Будут в темноте светиться
испокон веков
целлулоидные лица
передовиков.