ЕЛИЗАВЕТА КОВАЧ
Тирасполь

***

Этот город коснется щеки тёплой краской заката,
Южным ветром – ладони, утёсовской песней – души,
И вдохну я, как в детстве, не воздух, а сладкую вату,
И пойму, что за счастьем мне незачем больше спешить.

Этот город обласкан руками великих французов,
Ароматом акаций цветущих пропитан насквозь…
Я стою и гляжу, как над Оперным кружится муза
И роняет стихи на душистое сено волос.

Этот город гудит на наречье, чужим непонятном,
Копошится Привоз, зазывая кичливых гостей…
А они не глядят на торговок – и это понятно –
Их чаруют коленки и юбки твоих дочерей.

Этот город пребудет во мне не бульваром в оконце,
Не Потёмкинской лестницей, что к небесам побежит…
Да пребудет навек, город мой, предзакатное солнце,
Что целует тебя в итальянский прибрежный гранит!

Ты заснёшь, как дитя, в безмятежном великом покое,
Где неспешные волны баюкают в море Луну…
Ну а я не усну… Я подружку-гитару настрою,
И тихонечко трону зовущую песню струну…

ЦОК-ЦОК-ЦОК

Опять простужены в начале августа,
Ждём Айболита мы, дрожим от страха.
В шесть рук без устали мы лепим аиста,
А получается – лишь черепаха.

Подушки мокрые, глаза опущены,
Связь с миром воздуха – в окошке форточка.
Улыбки слабые и те по случаю,
И каша пресная, и суп без косточки.

Больничным запахом пропахла комната,
Глаза иконные тревожат душу…
Волос червонное сыночка золото –
Он на руках уснул и не дослушал

Рассказ для братика про степь привольную,
Края заморские и море пенное…
Отдам полцарства я за ночь спокойную,
Да и коня отдам – за слезы нервные!

Заснут, уставшие, крещу легонечко…
А дальше цок-цок-цок – и всё по кругу!
Вновь лягу засветло, всплакну тихонечко –
На час ослаблена моя подпруга.

А поутру опять рисуем радугу,
Переливаются картинки лета.
Без ласки солнышка остались надолго,
А впрочем, я совсем и не об этом…

ПЛАЧ

Мы отдали мечту на заклание
И до боли упились несбывшимся…
Пусть кричу я теперь птицей раненой,
И молюсь за детей не родившихся.

И в подушку реву от усталости
Слабосильными, нервными строчками…
Знаю – добрые люди без жалости
Расправляются так с одиночками.

Искупила слезами, молитвами,
Звали заводи, звали проруби,
А в душе – только ямы да рытвины –
А когда-то гнездились в ней голуби.

Прохожу сквозь людское чистилище,
Зависаю над самою бездною…
Я сама себе – суд и судилище –
Остальное всё – бесполезное!

И опять просыпаюсь – красивая! –
Богом в звёздной купели крещёная,
Непокорная, смелая, сильная,
Потому и никем не прощённая!

***

Висят в бесстыжей наготе
Плоды рябины…
Прекрасны в сонной красоте
Как ты, Марина…

Твой томик знаю наизусть
До самой корки,
Прости, что лью сегодня грусть
Скороговоркой…

«Пригвождена», «С другою как?».
Петля, могила…
Я ненавижу пастернак,
А ты любила…

Он завязал стальной рукой
Твою котомку…
Теперь вот я давлюсь строкой,
Впадая в ломку…

И мне не вычерпать до дна
«Судеб скрещенье»,
Любви моей одна цена –
Не всепрощенье!

Я раздаю себя – за так! –
За строчкой строчка…
Какой ты всё-таки дурак!
Точка!

***

Два драматурга рисуют героев,
Мнут, словно тесто с утра хлебопёк,
Связаны будто они поневоле,
Кем и когда, им, увы, невдомёк.

Ночи проводят с самой Мельпоменой,
А ведь могли бы друг с другом, рабы…
Но между ними высокие стены,
И верстовые петляют столбы…

Действие, только б не знать это имя,
Вылить чернила на черновики,
Тонкая связь их почти ощутима,
Словно касаясь любимой щеки!

Словно целуя горячие губы!
Те, что в ремарке сокрыты от всех,
Два драматурга настойчиво, грубо,
Множат в тетрадях второй смертный грех…

Вместо сердец две глубокие раны,
Чайками-тексты в накальную нить,
Два драматурга, как это не странно,
Пишут стихи, а могли и убить!

***

Опять твой запах не дает уснуть,
И уплывает в ночь моя квартира,
Ступаю босиком на Млечный путь,
Держа в руке расстроенную лиру.

Не выбрать между: «после» и «теперь»,
И не отбросить глупые вопросы…
Когда твою я открывала дверь –
Моя реальность улетала в пропасть.

Пусть не добавят строчки ничего
К моим рукам, губам, словам и вздохам…
Ты рядом был! И было мне легко!
И, как голодный радуется крохам,

Влюбляюсь в кастаньеты каблучков,
Когда иду по самому по краю…
Слова, слова, слова – как много слов!
А я ведь в каждом слове умираю…

Гремит трамвай, как кости домино –
Проснулся мир и он проснулся в мире…
Свеча в руке… Так это для того,
Чтобы стоять в окне, как будто в тире…