АЛЕКСЕЙ ЗАХАРЧУК
Тирасполь

ПРОМЗОНА

Над дымящей вечерней промзоной,
там, где шелеста птичьего нет,
обострённым морозом пронзённый,
бездыханный колеблется свет.

Там, где в небо врываются трубы
и трубят неизвестно о ком,
кирпича огрубелые губы
исцелуют меня целиком.

Где пустуют развалины мрака,
где дыханье попало в тюрьму,
человеческим взглядом собака
провожать меня будет во тьму.

НЕДОТРОГА

Летит снежинка-недотрога –
её на руку посади.
Какая длинная дорога
у нас осталась позади!
Густые, тихие метели
скреблись в огромное окно,
и птицы белые летели
и, тая, падали на дно.
Отдай мне меркнущие руки,
отдай мне солнечный испуг.
Среди божественной разрухи
уже не вырваться из пут.
Мне остаётся только голос,
твой лепет остаётся мне,
и ветви, стынущие голо
в немилосердной вышине.

ПРОШЛА

Отчего голова тяжела,
и спокойствия как ни бывало?
Просто молодость мимо прошла
и меня, проходя, не узнала.

И чужие звенят голоса,
и колышется смех посторонний,
и шумит, оглашая леса,
несмолкающий праздник вороний.

В ЯНВАРЕ

Мы замираем в январе,
когда прозрачные морозы –
как замирают в янтаре
доисторические осы.

Мы замираем, чуть дыша
морозом, падающим с неба.
Со скрипом нам дается шаг
по непротоптанному снегу.

Мы не спешим. Пусть сотни лет
летят, ворон пугая, мимо,
и на застывшей капле мира
немеркнущий играет свет.