АЛЕКСАНДР КАРПЕНКО

ЯБЛОКО-ЖИЗНЬ ЛЮДМИЛЫ ШАРГА
(Людмила Шарга, Мне выпал сад. Стихотворения, страницы из дневника. –
Киев, Издательский дом Дмитрия Бураго, 2019)

Для диалога с современниками многие поэты избирают сейчас смешанную стилистику – стихи сопровождаются исповедальной или документальной прозой, которая по тональности мало чем отличается от стихов. И стихи, и прозаическая лирика Людмилы Шарга глубоко исповедальны. У неё огромное сердце; она готова пропустить через себя всю боль мира. Человек начитанный и эрудированный, она любит людей и сочувствует их проблемам. Лирика Людмилы проста, естественна и возвышенна, в хорошем смысле слова; она словно бы и не требует комментариев.

Научи меня быть вечерней рекой,
течь и верить: каждому – да по вере
отмеряет и щедрой даёт рукой
тот, кто сам и вода, и река, и берег.
Научи меня быть огнём и землей,
лёгким облаком – тайного вздоха легче,
укажи мне затерянный путь домой,
на восток, где зарей окоём расцвечен.
Научи меня мудрости просто жить.
Я, усвоив основы твоей науки,
перестану загадывать и спешить,
и приму все утраты и все разлуки,
и однажды поверю, что смерти нет,
воспарив и свободно и облегчённо,
и увижу, как горний исходит свет
от приговорённых и обречённых.
Научи меня жить… как в последний день,
чтоб уснуть на краю и проснуться с краю,
чтоб от яблони – яблоком в свет и в тень,
где вечернее солнце в траве играет,
и припомнится: зарев, земля, огонь
и журавль над серым срубом колодца,
и – под утро – в распахнутую ладонь
вожделенное яблоко-жизнь сорвётся…

Людмила Шарга – душа чистая, сумевшая сохранить свою родниковость и пронести её через годы испытаний. Мне кажется, у неё правильный баланс между внешним и внутренним миром. Сейчас в мире много разного сора, но Людмила сумела очертить пространство своей души таким образом, что чужеродные вещи туда не попали. Книга её лирики называется «Мне выпал сад», и, почему она так называется, рассказала нам сама Людмила в предисловии, которое называется «К читателю». У всех нас есть краеугольные вещи, которые, в той или иной степени, определяют судьбу. Подробности Людмилы Шарга восходят к саду. И всё это идёт ещё из детства. «Пространство, именуемое садом, делилось узенькой тропинкой на сад вишнёвый и на сад яблоневый», – так рассказывает об этом Людмила. – Сад нельзя вырастить только лишь по желанию или мановению волшебной палочки, его надо выстрадать. Он должен стать судьбой, выпасть». И потом человеку уже не важно, что сад выпал не ему одному и что то же самое могут сказать и другие. «Проблему» с параллельным, но абсолютно другим садом у проставленной Беллы Ахмадулиной Людмила решает легко и непринуждённо: она просто берёт эпиграф из сочинения знаменитой шестидесятницы. Действительно, не может ведь присутствие схожей символики у другого автора помешать нам писать о сокровенном!

«Мне выпал сад» – это, в сущности, и дневник, и энциклопедия духовной жизни автора книги. И сад у неё – вечнозелёный. Вечноцветущий. И книга, которую я держу в руках – это тоже сад. Стихи и воспоминания – это листья летнего сада.

Мне кажется, на структуру того, что мы пишем, в последние годы стали сильно влиять социальные сети. Многие авторы стремятся вести свои личные блоги таким образом, чтобы написанное обладало определённой степенью законченности. Порой небольшой прозаический фрагмент достигает такой степени эмоционального воздействия, что моментально увеличивает количество подписчиков у данного автора. В один счастливый момент Людмила Шарга, видимо, прочувствовала, что её маленькие исповеди в прозе не уступают по степени воздействия стихам, образуя вместе со стихами некое смысловое единство. И это происходит не только с Людмилой. Вот, например, у Лады Миллер я наблюдаю творческий симбиоз её стихов и прозаических «мурашек». Но книгу такого плана – честь ей и хвала – первой догадалась скомпоновать именно Людмила. Хотя, конечно, и это уже было в истории мировой литературы. Подобная спаянность, неразрывность лирического контекста создаёт особую стихопрозу.

БЕЛЫЙ ШУМ

Так приближается
белый шум:
девственно белый лист;
я ещё думаю, что пишу –
он уже снова чист.
Утренний кофе давно остыл,
тает апрельский лёд,
длань подступающей пустоты
больно – наотмашь – бьёт.
Ангел умаялся.
Век со мной хлопотно коротать.
Тихо.
Лишь маятник за стеной
мечется аки тать.
И проступает иная суть –
крыльями, и болит.
Кто пошутил, что небесный суд
вынес земной вердикт,
и отпустил меня без меча
и прошептал: иди,
и на прощанье пообещал
сумерки и дожди,
сада весеннего тихий свет,
яблони под окном…
Господи, ты меня помнишь… нет?
Вспомни.
Давным-давно
ты окунул меня в снегопад,
и не сказал: нельзя.
Может, тропинка в цветущий сад –
и не моя стезя?
Было ли, не было:
первый взлёт,
первый невинный хмель,
первый, обманчиво тонкий лёд,
Радоница… апрель,
гомон в скворечницах.
Всё пишу…
Ангел уснул давно.
Маятник мечется,
белый шум
шепчется за окном,
словно обычный апрельский дождь
смешивает следы.
Просто… на белый шум похож
шум дождевой воды.

«Мне выпал сад» – книга атмосферная. Ведь и сами стихи – это возделанный автором сад. И, в отличие от чеховского вишнёвого сада, сюда не придёт никакой Лопахин и не сделает саду Людмилы ничего плохого. Поэт часто использует рефрены. Так, например, через всё стихотворение идёт настойчивый повтор: «Кто вспомнит обо мне?». Это не просто литературный приём. Так бывает, когда одна стержневая мысль всё время не даёт покоя, возвращаясь и возвращаясь к автору. Вечное возвращение мысли. Я думаю, это важно – какое небо мы оставим птицам. И вопрос этот шире, чем возможность прямого наследования интеллектуального и духовного богатства детьми и внуками. Пишу эти строки, а сам думаю: а мысль-то чеховская! Задавая себе эти «последние» вопросы, Людмила продолжает возделывать свой яблоневый сад. Или вот ещё один рефрен: «Что тебе сумерки…».

Что тебе сумерки…
Стол, тетрадь –
справа размытым пятном чернила,
стопка заезженного винила –
не довелось на чердак убрать.
Что тебе сумерки –
полутона,
тени заброшенного сада,
из отворённого настежь окна
тянет черёмуховой прохладой.
Нет мне покоя и сна – как нет,
только прикрою глаза и слышу,
падает влажный душистый цвет
и засыпает крыльцо и крышу.
Что тебе сумерки…
Белый дурман.
Скрипнет – как будто вздохнёт – калитка.
златом да серебром пояс ткан,
да не моею рукою выткан.
В дальнем урочище –
на реке
лодка застыла в туманной дрёме,
два лепестка на твоей руке –
рваный прилипчивый след черёмух.
Утлая лодочка не плывёт,
но уплывает вглубь отраженье.
Жизнь замедляет круговорот,
кровь ускоряет своё движенье.
Что тебе сумерки…
Близость троп –
давних, далёких, укрытых цветом.
Вечный черёмуховый озноб
и холода накануне лета.
Лампы настольной неровный свет
там, где чернила пятном застыли, –
им не сложиться стихами – нет…
Что тебе сумерки.
Что ты им…

Людмила Шарга рассказывает нам о многих вещах, которые у неё оказываются «внутри сада» – это и Одесса («Сновидения города О.»), и море, и множество других объектов и подробностей. Стихотворения, которые присутствуют в книге, очень хорошего качества. Любое из них уместно процитировать. Есть ощущение, что Людмила Шарга – поэт недооценённый. Тем не менее, у неё есть почитатели, которые готовы поставить её выше классиков. Язык у Людмилы – богатый, щедрый. Попадаются даже редкие слова, которых я прежде не встречал. Почему её плод – именно яблоко? Во-первых, яблоки широко распространены в наших широтах. Во-вторых, яблоко – плод познания. И здесь – не только библейский контекст. Мы помним, что именно яблоко помогло Ньютону открыть закон всемирного тяготения.

Пол-августа – на двоих,
забытая жизнь в подарок,
страницы любимых книг,
щемящая грусть гитары.
Далёкого лета блик
на утренний дождь нанизан,
и августа черновик дописан,
почти дописан,
и падевый выпит мёд,
и столько звёзд в поднебесье…
Здесь лето ещё поёт
свою негромкую песню,
здесь пишется так легко
и так же легко молчится
об осени, что возком
небесный везёт возница.
Пылает закат в окне
заброшенного сарая,
и рукописи в огне
рождаются и сгорают,
от боли – как мы – крича.
И пепел летит над миром…
Здесь яблони по ночам
в садах источают миро –
лекарство от всех забот,
от горестей и лишений.
Здесь каждый из нас пройдёт
свой путь до преображения.
И каждому будет сад, –
зови, если хочешь – раем.
Здесь рукописи горят,
но к счастью – не все сгорают.

Стихотворения Людмилы по форме напоминают развёрнутый свиток. Рассказ льётся неспешно и долго, заканчиваясь порой неожиданно. Эти стихи невозможно цитировать по частям, не целиком. И всё пронизывает необыкновенная чуткость души поэта ко всему, что её окружает. Пожелаю Людмиле простого человеческого счастья. Чтобы близкие были здоровы. Она так много для этого сделала. Она заслужила. И тогда мы все вместе выйдем в яблоневый сад. Её сад.