АЛЁНА ЖУКОВА

КОМА
рассказ

Он весь день ждал её звонка. Собственно, сказать, что ждал, было неправильным. Мысль о звонке выпрыгивала из потока других важных и сиюминутных дел, вонзаясь и пульсируя где-то на краю сознания, и это раздражало, как всё то, что в последнее время происходило между ними. День выдался тяжёлый. Одолевали бесконечные переговоры с боссом и нервозность, возникшая после проведения последней сделки. Идея покупки Бостонской компании и дальнейшая распродажа по частям принадлежала ему, в недавнем времени рядовому брокеру. Полгода назад, проанализировав Бостонские активы и ситуацию на рынке, он вышел с предложением к финансовой верхушке офиса и убедил в потенциальном выигрыше, подкрепив эту идею личной финансовой заинтересованностью. Тогда в покупку он вложил полмиллиона, взятые в банке под залог, а гарантией возврата стал собственный дом. В случае удачного исхода операции его позиция в рейтинге житейских благ значительно улучшалась, а неудача вообще не рассматривалась, так как переступить за её черту он не имел права.

Телефон звонил не переставая. Всякий раз, поднимая трубку, он надеялся услышать её голос, но вместо этого трубка ворчала, взвизгивала и жаловалась голосами обиженных клиентов. Ситуация на рынке складывалась не лучшим образом, и тут не было его просчёта, просто никто не мог предположить, что камень преткновения в политическом споре двух азиатских государств станет камешком, обрушившим лавину мирового финансового кризиса. Но сегодня он думал ещё о том, что её мобильный уже третий день не отвечает. На её домашний он никогда не звонил, как и она ему. За три года их романа они не попытались проникнуть в сферу того строго охраняемого пространства, которое называлось семьёй. Да, у каждого из них была семья, у неё муж и дочь, у него жена и три сына. Они оберегали их, спешили к ним и молчали о многом, чего никому не надо было знать, что не должно было вылезти из тесного и узкого пространства их близости.

С первой встречи, когда её представили как журналиста, пишущего для известного бизнес-журнала, он почувствовал странное беспокойство. Хорошо помнит свои вспотевшие руки, как отвёл глаза, чтобы не выдать желание подробнее рассмотреть, скользнуть взглядом по точёной линии шеи к плечам, а оттуда вниз, быстрее, к тёмной впадине, глубокой тени в прорези блузки, вздёрнутой торчащими бугорками. Он тогда не сразу уловил суть вопроса. Помешали её голос и улыбка – они сбили с толку, увели мысль далеко от предмета интервью, и, как она потом говорила, он показался ей косноязычным и достаточно неприветливым субъектом. Перед выходом материала в печать она позвонила, и они договорились встретиться в кафе. Поедая суши и просматривая статью, которая расплывалась перед глазами, он пытался не отвлекаться, соскальзывая взглядом на красивые руки собеседницы. Уже не помнит, чем рассмешил её, но она звонко, по-детски рассмеялась, закинув голову. Тогда, именно тогда ему захотелось погрузить пальцы в тёмную волну её волос, притянуть к себе и попробовать на вкус влажную розовость рта. Поймав её изучающий взгляд, даже не взгляд, а намёк, они столкнулись зрачками, отскочили, но уже повело, протянулось, толкнуло. Не пришлось городить массу пошлых уловок, обольщений. Всё произошло как-то буднично и от этого ещё невероятнее. Всегда или почти всегда, когда он заканчивал встречу ритуальными вопросами о следующем свидании, его не покидала тревога, что следующего раза может не быть – слишком уж они были погружены в каждодневную круговерть их собственных жизней. Всё свободное время, которое чётко не было обозначено, он отдавал детям. Она – стопроцентный профессионал – разрывалась между домом и работой. Встречаться удавалось не часто, но перезванивались каждый день. Иногда разговор состоял из двух-трёх ничего не значащих фраз, но в них заключалась самое главное – запомни, я о тебе думаю, я рядом. Часто встречи срывались, но ещё чаще их срывала с места и бросала друг к другу безумная тоска по касанию тел. Они впивались, слипались, не в силах удержаться на уровне игры, медленной раскачки, лёгких ласк. Их пробивала дрожь, перехватывало дыхание. Ему нравилось распинать её, вылизывая складочки тела. Ей – в бешеном ритме уноситься далеко от всего в непреодолимом желании очутиться на пике удовольствия, не сдерживая в себе орущее и бьющееся в сладких судорогах дикое животное. Потом, когда наступала пустота, они уходили в разные стороны, туда, где их ждали те, кто составлял смысл жизни, откуда всё виделось по-другому и никак иначе.

Последний месяц принёс охлаждение. У него уже ни на что не хватало душевных сил. Жену и детей отправил на юг Франции к родителям. Началась нервотрёпка с продажей акций, и он приковал себя к офису. Несколько раз серьёзно испугался, когда не смог подняться из-за стола. Голова кружилась, темнело в глазах, а сердце обрывалось в желудок. Мысль о ней тоже, вроде тупой иглы, вонзалась в подреберье. Она вела себя странно. Чувствовалось раздражение его временным холостяцким существованием. Однажды, позвонив ближе к ночи, чего никогда не бывало при жене и детях, спросила, хочет ли он прямо сейчас увидеться. Он честно признался, что нет, поскольку ещё на работе, а в шесть утра улетает в Бостон. Последовала реакция, близкая к истерике. Посыпались упрёки, что за неделю одиночества не нашлось для неё времени. Почему она должна узнать о поездке случайно, неужели нельзя было предупредить? А как же их планы провести несколько дней, а главное ночей, в каком-нибудь захолустье? Ему не надо было об этом напоминать, и хотел он не меньше неё провалиться в сладкое забытье любовного отдыха, когда всё в радость – долгие часы, проведённые в дороге, не лучший номер в отеле и недожаренный стейк с дешёвым вином. Главное должно было происходить между всем этим: то, что сужает пространство, укорачивает время. Но они до сих пор не попробовали прожить вместе хотя бы сутки. Вначале, когда всё бушевало на поверхности хаотично и радостно, он тянул её в какие-то дали, к морям-океанам, но она отнекивалась и даже неожиданно резко отказалась провести с ним ночь. Как потом выяснилось, это была слабая попытка удержаться в рамках морали со смешным принципом – не сплю, значит, не подменяю, не допускаю, да, изменяю, но не до конца. При этом понимала свою глупость и ханжество, но терзалась от этого не меньше. Помочь ей в душеспасительных метаниях он не мог. Они оба были дебютанты. Проживая в семьях второй десяток лет, романов на стороне не заводили и поэтому ещё не чувствовали черту, за которую не стоило переступать. Они медленно подходили к этому опасному рубежу. Ей захотелось с ним заснуть и проснуться, ему – знать о том, как она проживает каждую минуту не связанной с ним жизни. Они уже озвучили запретные слова, уже попались на трусости и захотели вернуться в прежнее состояние игры, но не получилось. Они радовались и страдали, взлетали и падали – они любили.

Телефон не отвечал. Это было на неё не похоже. Она, как журналист-аналитик, понимала всю тяжесть его сегодняшнего положения. Глупая бабья ревность исключалась. Возможное недовольство было понятным. Сожаление о том, что рухнули надежды на совместный отдых, тоже допускалось, но всё это не могло быть, на его взгляд, причиной глухого молчания. Он мог позвонить ей на домашний, когда-то раздобыл его при помощи своих связей заодно с адресом. К стыду своему, пару раз попытался шпионить, желая подсмотреть, как выглядят её муж и дочь. Жил он недалеко и частенько, сделав изрядный крюк, проезжал мимо её дома, пытаясь разглядеть в светящихся провалах окон знакомый силуэт. Уже несколько дней ему казалось, что дом выглядит необитаемым. Не выдержав, позвонил в офис журнала, где она работала и попросил соединить с миссис Аннет Бакли. Ему ответили, что её нет на месте, но он может записать сообщение на её личный автоответчик, и она перезвонит. Это было вчера. За это время он оставил ещё по крайней мере три весточки на её мобильный. Аннет не отвечала. Всплеск злости, досады, тоски сменился тревогой, а поверх тревоги разрасталась ядовитая плесень сомнения: а вдруг это конец, что, если это разрыв? Последнее время всё чаще звучали в её словах жалобы на болезненную привязанность к нему, на саморазрушение от необходимости притворяться. Может быть, она просто сорвалась с семьёй куда-нибудь на побережье, успокаивал себя, чтобы не сидеть на привязи возможных свиданий. Скорее всего, это маленькая месть – освобождение. Ты не нашёл времени, теперь ты не найдёшь меня: исчезла, уехала, растворилась. В глубине души он соглашался с тем, что Аннет имела право на такой ход, но жаль, ведь с завтрашнего дня он зарезервировал гостиницу на Островах. Агент уже сообщил номер рейса. Хотелось сделать сюрприз. После поездки в Бостон он неожиданно успокоился относительно дел, хотя объективно причин для оптимизма не было, но интуиция подсказывала, что выход найдётся, не может не найтись.

Ближе к вечеру опять зазвонил телефон. На определителе был незнакомый номер, но показалось, что это каким-то образом связано с ней. Предчувствие не обмануло, но даже после разговора с детективом по имени Мэтт Дикси не хотелось верить, что речь шла о ней. Детектив расследовал несчастный случай, произошедший на 93-й трассе, недалеко от Бостона, два дня назад. Пострадавшая была Аннет Бакли. Её джип потерял управление на крутом повороте и сорвался в овраг. Последний телефон, по которому она попыталась дозвониться перед аварией, был его. Кроме того, уже после произошедшего на этот телефон продолжают поступать сообщения с того же номера. Детектив хотел бы встретиться с мистером Сержем Сагрине и задать пару вопросов. Серж молчал. Детективу показалось, что прервалась связь. Он переспросил:

– Вы меня слышите? Алло, алло…

Серж восстановил дыхание, переждал спазм, сдавивший горло и спросил:

– Жива?

– Находится в коме. Врачи не дают никаких обещаний. Вы её давно знаете? Я имею в виду, каков характер ваших отношений?

В голове у Сержа промелькнуло: «Молчи, терпи, ничего не должно вылезти, иначе скандал». Он очень спокойно объяснил, что знает миссис Бакли как замечательного журналиста, которая уже несколько лет пишет статьи, освещая работу их финансовой Компании. Он действительно часто звонил ей в последнее время, так как ждал материал, который мог бы помочь в работе с инвесторами. Вероятнее всего, она пыталась с ним связаться, чтобы сообщить о своём решении посетить бостонских клиентов. Возможно, именно поэтому она звонила ему по пути в Бостон, зная, что он в это время находится там. Детектив вроде удовлетворился услышанным и попросил разрешения ещё раз позвонить, если возникнут какие-то вопросы. Серж согласился и повесил трубку. Руки дрожали, пробивал озноб. Сейчас он осознал, что не спросил, в какой она больнице, и тут же понял – этого делать было нельзя. Они ведь только профессиональные партнёры, даже не друзья, его волнение и заинтересованность могли показаться подозрительными. Что ещё знает этот Дикси? Что ещё он услышал на автоответчике? Обычно Серж никогда не допускал фамильярности и просто просил перезвонить, но скорее всего тон последних сообщений был далёк от нейтрального. Он ненавидел себя: вместо того чтобы мчаться к ней, зная, что её жизнь висит на волоске, сейчас сосредоточен только на собственной репутации и на одном-единственном желании – не дать сыщику докопаться до сути. Почему Аннет оказалась позавчера в часе езды от этого чёртового Бостона? Неужели решила, что он врёт? Звонила – значит, не собиралась нагрянуть неожиданно. Почему тогда не дала знать раньше? Господи, о чём он думает? Аннет может умереть! Стоп, надо приказать своей секретарше разыскать журналистку, объяснить про аварию и дать задание выяснить у кого угодно – мужа, коллег, где лежит Аннет. Сделать это якобы для того, чтобы отправить от Компании букет в больницу и подписать коллективное пожелание скорейшего выздоровления. Когда будет известен адрес, он найдёт способ, как увидеть её, не вызвав подозрения. Секретарша очень быстро принесла на подпись глупо выглядевшую в этой ситуации открытку с голубым зайцем, лежащим в кровати, под которым серебрилась надпись «Мы надеемся, что вскоре тебе станет лучше». Он сморщился, подписал и напомнил о цветах. Секретарша заверила, что букет вместе с открыткой сейчас же будет послан, а он спросил, далеко ли. Порывшись в бумагах, она назвала адрес клиники.

Госпиталь оказался частным и находился в получасе езды. Подъезжая, он плохо представлял, каким образом, не вызывая лишних вопросов, пройдёт к ней, пропустят ли его вообще. В больничном парке было безлюдно, моросил дождь. Летняя зелень поблекла и уже начинала просвечивать желтизной. На одной из скамеек, втянув голову в плечи, сидел мужчина. По его согнутой спине, приклеенному к ботинкам взгляду не возникало сомнения – у него горе. Он промок. Вода стекала по волосам за воротник. Даже плечи не двигались, казалось, что человек уже не дышит. Серж, проходя мимо по тропинке, ведущей к приемному отделению, замедлил шаг. Мужчина оставался неподвижен. Серж наклонился и задал вопрос – всё ли в порядке и не нужна ли помощь. Ему хотелось удостовериться, что этот несчастный ещё жив, слишком неестественной казалась его окаменелость. Ответа не последовало, как и хоть какого-то движения. Серж опустился на корточки и взглянул в лицо незнакомца. Тут же по спине пробежал неприятный холодок. На него смотрели широко открытые, мутные глаза. Но правильнее сказать – глаза не смотрели, они просто были. А человек с мёртвыми глазами был её муж, теперь он его узнал. Серж быстро вскочил на ноги и захотел отойти подальше, но был остановлен слабым голосом, который, скрипнув, просипел, как испорченный механизм:

– Простите, вы меня о чём-то спросили?

Cерж не сразу ответил. Страдание этого человека могло означать то, чего он больше всего боялся: Аннет уже нет ни у кого – ни у мужа, ни у него. Её просто нет в их мире. Протянув Сержу руку, он представился: «Лион Бакли». Серж сжал его мокрую ладонь и назвал своё имя. Он никогда не допускал возможности такого знакомства, считая, что, случись неожиданная встреча, правильным будет каким-то образом его избежать. Теперь все эти условности не имели никакого смысла. Лион, кивнув в сторону клиники, безучастно спросил:

– У вас тут кто? Жена, дети, родители?

Серж ответил, что пришёл проведать друга, испугавшись, что и ему придётся задать этот вопрос, но Лион сам, не дожидаясь, выплеснул комок боли:

– У меня там жена, а ребёнка я потерял два дня назад. Это был мальчик. Они так сказали. Ему было уже почти три месяца. Знаете, мы так хотели иметь ещё детей. У нас взрослая дочь, но как-то не получалось. Аннет… мою жену зовут Аннет… ходила к врачам, безрезультатно. И вот такое счастье, и всё, всё рухнуло. Какая дикость, глупость! Один неправильный поворот – и конец.

Он беззвучно заплакал. Голова опять провалилась в плечи, глаза закрылись. Сержа пробила дрожь, а в горле застрял вопрос: что с Аннет? Мысли путались, сбивались. Он пытался понять, как так случилось, что он ничего не знал о её беременности. Почему она молчала? Сомневалась в том, чей ребёнок, или, наоборот, не сомневалась и пыталась скрыть? Зачем? Хотела родить или не хотела? Может быть, в этом причина истерик последнего времени и странностей, вроде тех, когда холодная отстранённость сменялась бешеной страстью. Бедная моя, хорошая, что мы наделали!

Только сейчас до него дошло, что Лион что-то бормочет, он прислушался:

– Сильная черепно-мозговая травма, внутреннее кровотечение, разрыв селезёнки. В сознание после аварии не приходила. Операция шла несколько часов. Сейчас кома. Врачи сделали всё, что могли, а что не смогли, доделает Бог, если захочет.

Лион встал и, шатаясь, пошёл к главному входу в госпиталь. На полпути он повернулся и сказал, что желает его другу скорейшего выздоровления. Серж кивнул и пожелал его жене того же. Сердце сдавило, рука потянулась к груди. Он застыл, боясь пошевельнуться. Согнувшись, просидел пару минут. Боль утихла, но не хватало дыхания. По-рыбьи захватив воздух, показалось, что больничный парк поплыл в густом, вязком течении реки. Вода шумела в ушах, била по рёбрам, сбивала с ног. Ещё немного, и он бы упал. Кто-то подхватил его и выдернул из потока.

Он лежал на жёсткой кушетке. Пространство вокруг было зашторено белым. Откуда-то сверху свисала трубочка, приклеенная пластырем к руке. Над ним, склонившись, стояла круглолицая женщина. Она приветливо улыбнулась, отчего её веки сомкнулись, как створки раковины, прикрыв узкую чёрную прорезь азиатских глаз. Сержу не пришлось задавать вопросов. Женщина, по виду медсестра, объяснила случившееся. Потеря сознания, резкий скачок давления, предынфарктное состояние. Нужно поберечься, проверить работу сердца. Никаких перегрузок, нервных стрессов, всё это может быть чревато очень плохими последствиями. Ему повезло, что он в этот момент находился на территории госпиталя, его заметил врач, поэтому удалось быстро и своевременно оказать необходимую помощь. Когда она вышла, Серж прикрыл глаза и постарался восстановить в мозгу тот провал, который случился между скамейкой в парке и больничной койкой. Лёгкий аромат чая коснулся кончика носа и поплыл в сторону окна. Он повернул голову и увидел на прикроватной тумбочке дымящуюся чашку. Показалось, что где-то прошла Аннет, оставив запах бергамота, свежей зелени и лимонных корочек. Он постарался вспомнить её всю, и вдруг пустота опять заполнилась водоворотом. Река подхватила, понесла, не было сил сопротивляться. Погружаясь в мутную глубину, он увидел на дне нечёткие очертания обнаженного женского тела, которое, казалось, растворяется в потоке воды, приобретая прозрачность. Это была Аннет. Она потянулась к нему. Он поплыл навстречу, но быстрым течением его снесло в сторону, не в силах удержаться и, задохнувшись кашлем, вынырнул из забытья.

Возле его кровати стоял строгий неулыбчивый человек. Этот был доктор. Он говорил о таких вещах, которые могли быть известны, только если бы он, например, знал Сержа очень давно и далеко не с лучшей стороны. Доктор отчитывал за вредные привычки питания вроде той, что завтрак сердечника не должен состоять из чашки крепкого кофе и сигареты. Он возмущался количеством еды, которую пациент поглощает в один присест в конце рабочего дня, когда до сна остаётся не более часа. Поинтересовавшись, когда последний раз Серж был на отдыхе или просто прогуливался, ответил за него: «Не помню». Сержу всё время казалось, что он не спрашивает о самом главном, о том, что привело его в госпиталь, поскольку знает это наверняка. Уходя, доктор посоветовал провести эту ночь в больнице, а завтра взять отпуск и всерьёз заняться здоровьем. Ещё он добавил, что не рекомендует сегодня перегружать нервную систему, поэтому лучше, если он отложит посещение своего друга до утра. «Кого он имел в виду?» – пронеслось в голове Сержа, когда за доктором закрылась дверь. Возможно, про друга сказал Лион Бакли. Ведь когда это со мной случилось, он был рядом. Тогда почему этот всевидящий доктор так прищурился и, как змея, прошипел фразу: «Отложить посещение». Отвратительный субъект, неужели он тот, от которого зависит сейчас жизнь Аннет. Показалось, что лёгкий ветерок опять принёс запах чая. Серж повернулся и посмотрел на чашку. Над её поверхностью уже не поднимался теплый пар, она не дышала.

– Аннет, – прошептал он, – я тут, рядом.

Серж уставился в потолок, потом перевёл взгляд на бутылочку, из которой в его вену стекала лекарственная жидкость. Он осторожно стал освобождаться от иглы, как опять в палату вошла круглолицая медсестра и что-то добавила в лекарство. Поправив на его руке пластырь, пожелала спокойной ночи и бесшумно удалилась.

Через четверть часа Серж почувствовал странное оцепенение. С трудом отодрав пластырь, вынул из вены иглу. Сердце билось медленно и глухо. Он спустил ноги с кровати, но не сразу нащупал пол, он проваливался и вибрировал. Наконец, найдя точку опоры, сделал первый шаг и медленно пошёл к выходу. В больничном коридоре было светло и пусто. Собственно, тут мало что напоминало больницу, скорее – приличный отель. Её комнату он нашёл довольно быстро, на дверях были таблички с именами и датами поступлений. Он оглянулся по сторонам, никого из персонала не было поблизости. Осторожно приоткрыв дверь, заглянул внутрь. На кровати лежала алебастровая кукла, непохожая на Аннет. Её голова и плечи были скованы гипсовыми повязками. Маска неподвижности обезличила, изменила до неузнаваемости. Он подошёл и, стараясь не смотреть теперь уже в чужое лицо, поднес её холодную ладонь к своим губам. Рука была безжизненной, безвольной, но слабый пульс, как трусливый мышонок, подрагивал под пальцами. Серж сжал её руку. Наверное, если бы она могла что-то чувствовать, то вскрикнула бы от боли. Борясь с желанием вытряхнуть из этого цементного панциря то, что когда-то было вожделенным телом, он прилёг рядом и легонько провёл по груди. Сосок ткнулся тугой пуговкой. Серж погладил его, чуть прижал и вдруг под пальцами, поверх рубашки, почувствовал липкое. Сначала испугался, что задел рану и это кровь, но потом, когда и над второй грудью расплылось маленькое пятно, застыл от дикой догадки. Её слабенькая, неживая грудь просочилась несколькими каплями молока, которое уже никому не понадобится. Он зарылся в подушку, рыдая. Когда истерика ослабла, прошептал ей на ухо:

– Родная моя, вернись.

Что-то непонятное произошло вокруг. Застрекотали датчики, запищал сигнал на двери. Лицо Аннет приобрело страдальческое выражение. Серж вскочил и выбежал из комнаты. Когда завернул за угол, услышал, как по коридору протопали шаги, кто-то давал на ходу распоряжения, раздавались возбуждённые голоса. Он заскочил в палату и прыгнул в постель. Шум продолжался недолго, всё стихло. Он хотел было опять выйти из комнаты, но неожиданно на пороге появилась медсестра и, не проронив ни единого звука, вонзила в предплечье иглу. У Сержа в голове зашумело, он провалился в глубокий сон.

Аннет стояла на другом берегу реки. Увидела его, помахала и зашла в воду. Она не плыла, а шла к нему навстречу, всё глубже погружаясь. Вода поднялась, покрыв голову. Он закричал, чтобы она не делала этого, что сейчас доплывёт к ней сам. Но плыть не получалось. Серж точно знал, что умеет это делать, но движения рук не соединялись с ногами, тело провисало, тяжелело и тянуло вниз. Он тонул, как вдруг под ногами нащупал дно. Пошёл вперед. Аннет шла к нему навстречу. Они стояли посреди реки, разливавшейся до горизонта, и жадно целовали друг друга. Когда на секунду разлепились, Аннет торопливо заговорила. Сказала, что у неё очень мало времени, что умоляет простить за всё, за их ребёнка, которого хотела и не сберегла, за глупость, подозрительность, нетерпеливость. Душа её заблудилась, зависла между двух миров, но он может помочь. Что и как надо делать, не знает, но поняла этой ночью, что только Серж способен вернуть её сюда. Сейчас она может свободно приходить в его сны, может видеть немножко вперёд, заглядывая в завтрашний день и поэтому просит завтра быть терпеливым. Сказать секретарше, что уезжает на пару дней, и, самое важное, действительно лучше уехать, а главное – поскорее уйти из этой больницы. Серж хотел спросить, что всё это значит, но не успел. Аннет словно просочилась сквозь пальцы. Густой туман поднимался от воды. Ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки, даже, собственно, руки. Только казалось, что холодная мокрая простыня закручивается вокруг тела. Он постарался освободиться и проснулся.

Всё тот же туман стоял перед глазами, застилая пространство больничной палаты. Из него вышел доктор и сел рядом.

– Как спалось? – спросил с усмешкой и тут же добавил: – Только не надо врать, у нас везде камеры наблюдения. Весь ваш ночной поход записан на плёнку. Мне важно другое – понять, насколько вы можете воздействовать на неё. То, что она вас почувствовала и рванулась навстречу, – это очевидно. Вопрос, насколько сильно ваше притяжение. Кто вы для неё и она для вас – не спрашиваю, хочу только знать, насколько далеко вы готовы пойти, чтобы её вернуть. Если да, то мы можем кое-что попробовать. Видите ли, любая наука, а медицина тем более, доходит до черты, за которой подразумевается нечто, что объяснить невозможно. На каждом этапе происходит внедрение всё глубже и глубже, но картина не становится яснее. За пределами объяснимого возникают субстанции, поля, частицы, что угодно, которые можно принять за Бога. Простите, если я чем-то оскорблю ваши религиозные чувства, но со временем физики и математики просчитают модель Божественного и докажут Его существование. Меня же сегодня интересует, как вам объяснить, Его трансформации, Его дыхание и энергия в каждом из нас. Назовите это душой, но дайте понять механизмы, удерживающие её в теле и отрывающие потом от него. Так готовы ли вы пойти на эксперимент? Мне нужно не просто ваше согласие, а желание помочь этой женщине, ведь вы пойдёте на риск. Вам, правда, не будет угрожать физическая смерть, я буду контролировать ситуацию, но изменения, которые могут с вами произойти, пока вы будете возвращать душу вашей подруги, могут быть значительными.

Сержу показалось, что он ещё не проснулся и весь этот разговор – продолжение сна. Зазвенел его мобильный. Он посмотрел на номер. Это была секретарша. Серж не хотел брать трубку, но доктор неожиданно попросил ответить на звонок, сказал, что подождёт, и вышел. Секретарша спросила, будет ли он сегодня в офисе. Утром позвонил некто Мэтт Дикси и просил назначить встречу, но она ничего вразумительного не могла ответить. Серж, ещё не понимая, что делает, но чувствуя опасность, исходящую от назойливого детектива, просил простить свою забывчивость и сказал, что забыл предупредить о своём отъезде и уже находится по дороге в аэропорт. Секретарь пожелала счастливого пути, а на вопрос о состоянии дел со вздохом ответила, что пока нет никаких положительных изменений. Похоже, их дела обстоят как нельзя хуже, но вряд ли его присутствие в офисе может как-то на это повлиять. Доктор вошёл, как только закончился разговор. Подслушивал, что ли, подумал Серж.

– Итак, – вопрошающе взглянул на Сержа, – Вы согласны?

– Собственно, я не очень понял суть предлагаемого эксперимента, но, если это может помочь, я сделаю всё, что от меня зависит.

– От вас зависит только одно: согласиться на увлекательное путешествие – перелёт души в мир иной. Обычно оттуда не возвращаются, но вы вернётесь и, если всё пройдёт удачно, найдёте душу вашей подруги, а значит, вернёте ей жизнь. Вы – идеальный вариант для этого. Во-первых, она чувствует ваше присутствие, даже, смею предположить, любит вас, а иначе не произошёл бы рывок сегодняшней ночью, во-вторых, ваша душа вчера уже попробовала упорхнуть, но мы её удержали. Хочу предупредить, наши души испытывают сильное притяжение того мира. Попробовав раз, они стремятся туда опять и опять. В конце концов, там их дом. Мне бы хотелось узнать, что вы помните из той недолгой прогулки по окрестностям потустороннего. Встретились ли вы там с миссис Бакли? Что делали, о чём говорили? Всё это важно, чтобы выбрать правильное направление поиска. Кстати, она вам снится? Если да, то как?

Серж ответил не сразу, стараясь осознать услышанное. В голове вертелось предупреждение Аннет: «Ты должен уехать из больницы как можно раньше». Часы показывали почти полдень. Он посмотрел на доктора и сказал:

– Мне надо сейчас уйти.

– Так вы отказываетесь?

– Нет, я сделаю это, но не сегодня.

Доктор повернулся и пошёл к двери.

– Но учтите, у неё мало времени и сил. Можем не успеть.

– Постойте, доктор, – крикнул Серж ему вдогонку. – Я завтра вернусь и сделаю всё, что нужно. Про сны – я видел её в реке. Она стояла посреди воды. Что это?

Доктор повернулся и мрачно произнёс:

– Возвращайтесь побыстрее.

Серж выехал за больничные ворота и помчался в сторону города. Через пятнадцать минут в эти же ворота въехала видавшая виды «Тойота», из которой вышел крупный пожилой мужчина. Он прошёл к больничному корпусу, на ходу поздоровавшись с медсестрой, и постучался в дверь с табличкой «Доктор Робинс». Ему разрешили войти.

– Привет, Мэтт! Проходи, садись, – пригласил доктор.

Детектив Мэтт Девис, а это был он, расстегнул ворот рубашки и спросил:

– Ну что нового? Как она? Его сегодня не было на работе. Похоже, не в нём дело.

Доктор усмехнулся и бросил на стол больничную карту, в которой были медицинские подробности, связанные с внезапным сердечным приступом, произошедшим на территории больницы с неким мистером Сержем Сагрине.

– Он недавно уехал, но обещал вернуться. В принципе он согласен. Посмотрим. А она-то, она! Я думал, сама выскочит, когда он к ней прикоснулся. Знаешь, он так торопился, словно знал, что вы можете встретиться.

Детектив выглядел озадаченным.

– Слушай, а куда он мог рвануть? – задумался детектив. – Он ведь билеты заказал для двоих, я проверял. Но представь: его финансовые дела настолько паршивы, что он должен просто не отходить от кнопок «купить» «продать», а планировал романтическое путешествие с ней. Не понимаю.

– Вот это как раз то, что нам нужно, – воодушевлённо заметил доктор. – Это значит, что она ему дороже, чем бизнес. Редкий случай. С нею понятно – женщина. Хоть и полумёртвая, а завелась с пол-оборота, а для мужчины – нетипично.

– Ну ты мне как доктор объясни, почему она на мужа своего не реагирует. Он, этот Бакли, готов не то и душу, и жизнь за неё отдать, а она не отвечает.

– Слушай, Мэтт, а ты сам-то, когда туда ходил за дочкой, что произошло, помнишь? Не тебя она ждала, не твою душу, а того, с кем хотела быть, но ты не дал. Не было бы твоих угроз, что засадишь мальчишку в тюрьму, твоя Кэри не натворила бы глупостей и не лежала бы почти год без движения. Вот и в случае с Аннет Бакли муж является препятствием, а не помощью, хотя, возможно, что она его по-своему любит и, скорее всего, бросать не собиралась, а вот душа давно приросла к душе этого Сагрине и начала отрываться от тела ещё при жизни. Вот и вырвалась, наконец. Ведь как оно происходит, понимаешь? Если душа с телом живут в разных измерениях, то они неизбежно отрываются друг от друга. Ну, например, твоя девочка хотела жить с этим парнем. Да, ты знал, что он конченый наркоман и бандит, что ничего хорошего из этого не выйдет. Когда она попыталась убежать из дому, ты привязал её к кровати, а душу ведь не привяжешь. А дальше случилась неизбежная в этом случае беда. Саморазрушение оболочки. То, что Кэри таблеток наглоталась, был один из миллиона возможных вариантов разрушения тела при разделении с душой. Оно превратилось в дом без хозяина, в пустой, заброшенный, никому не нужный дом, а хозяин бросился догонять кого-то и не вернулся. Но мы поможем – найдём и пошлём навстречу ловца. Ты нашёл этого парня? Я слышал – он тоже пытался с собою что-то сотворить.

Мэтт посуровел и наклонил низко голову. Лысина покрылась испариной, он процедил сквозь зубы:

– Нашел паршивца. Жив, здоров, а если и отправится на тот свет, то обколовшись. Да не думает он о ней, ему доза нужна. Какая душа…

– Приведи его сюда, слышишь. – Доктор начинал раздражаться. – Учти, наркотики не уступают деньгам. Если Кэри окажется для него важнее этой дряни, то наше дело верное. Детектив кивнул, но добавил:

– Сначала попробуй этого финансиста. Вдруг он чего-то там разузнает и расскажет. Может, он и девчонки моей душу выманит. Если не согласится, то я его сам на тот свет отправлю.

– Опять ты ничего не понял, – доктор сочувственно посмотрел на детектива. – Будем надеяться, что завтра он придёт. Аннет в таком состоянии протянет не больше суток, а может, и меньше, сильное угнетение дыхательной системы, кровообращения. Надо успеть, иначе ищи-свищи её душу грешную.

Серж, не включая света в квартире, зашторил окна. Позвонил жене, поговорил с детьми. Они хорошо отдыхали, много купались, загорали, объездили побережье, особенно понравилась Корсика. После разговора осталось неприятное ощущение, что он как-то наигранно восторгался тем, что слышал, и на языке всё время вертелось предложение продлить отпуск. В конце концов он спросил, не хотят ли они задержаться на недельку, но все хором закричали, что очень по нему соскучились. Через пять дней он должен был их встретить. Натыкаясь в темноте на мебель, он добрёл до кухни и открыл холодильник. Там было не пусто, но противно. С момента отъезда семьи он ни разу не ел дома. Подумал, что надо бы всё выбросить, и откупорил бутылку вина. В шкафу нашёл консервированную кукурузу и чипсы. Вспомнил докторский спич по поводу вредных привычек и налил полный бокал любимого бордо. Путь к компьютеру прошёл, не пролив ни капли, но когда увидел на экране острые углы графиков сегодняшних торгов, сорвавшихся до такой низкой цены, которую он не помнил за двадцать лет, то бокал выпал из его рук. Пробежав дрожащими руками по клавиатуре, он убедился, что сегодня потерял всё, что зарабатывал, строил, покупал, чем гордился и ценил. Надо было что-то предпринимать, подумать о вариантах, проанализировать ситуацию, но мысли путались, а главное, не покидало ощущение, что преследующий его в последнее время рок уже внутри дома и сейчас стоит за спиной. Он резко повернулся – в глубине комнаты зиял чёрный провал двери.

– Хочешь меня достать, да? Всё забрать? Бери, но начини с меня, – заорал в темноту.

Осушив из горлышка бутылку, откупорил другую и завалился на диван…

Аннет села в ногах, обхватила руками подушку. Он хотел встать, но она не дала.

– Ты спишь и видишь меня во сне, – сказала, коснувшись прохладной ладонью его лба. Голос звучал издалека, глухо и слабо. Тёмные тени лежали у неё под глазами, щеки втянулись. Ёё полупрозрачный силуэт почти растворился в сумраке. Он протянул руку, и рука прошла в пустоту.

– Мне плохо без тебя, – прошептал, стараясь вглядеться в её очертания.

– Тебе просто плохо. Я пришла помочь. Помнишь, я сказала, что вижу на день вперёд. Пока только на день, но и этого может оказаться достаточно. Если улечу выше, увижу дальше, но боюсь. Завтра ты сможешь вернуть потерянное и заработать в десять раз больше. Постарайся не упустить ничего из того, что надо сделать. У меня очень мало времени. Запоминай…

Утро прорезалось в щели жалюзи, располосовав тело спящего Сержа. Он с трудом вытянул затёкшие конечности. Всю ночь провёл, скрючившись на диване, стараясь не потревожить Аннет. Перед тем как открыть глаза, испугался, что забыл сон, а в нём что-то очень важное. Она говорила, о чём? Господи! Он вспомнил мгновенно и ясно. Неужели это может оказаться правдой? Следуя ночным рекомендациям, подошёл к компьютеру и сделал первый ход. Уже через пару часов понял, что Аннет спасла его. Он стонал от восторга. Каждая минута приносила тысячи. Зная наверняка, что сегодня можно ждать от стока, он выигрывал, продавая и покупая. Скоро стало ясно, что можно остановиться. Выигрыша хватило бы пристойно прожить оставшуюся жизнь, но остановиться он не смог.

От компьютера и телефона он отошёл только вечером, после окончания торгов. Счастье тёплым маслицем разливалось внутри. Захотелось вкусно поесть, выпить. Он решил позвонить в любимый ресторанчик и заказать ужин, как вдруг сознание царапнуло ощущение потери. Вспомнив разговор с доктором, кинулся к телефону и набрал номер больницы. Ему ответили, что доктора Робинсона не могут позвать, так как он занят и находится сейчас в реанимационном отделении. Серж выскочил из дома.

Закатное солнце пыталось раскрасить уже по-осеннему бесцветные тучи, набухшие свинцовой тяжестью собирающегося дождя. Ливень обрушился, забарабанив остервенело по капотам машин, медленно ползущих в чудовищной пробке. Серж посмотрел на часы и ещё раз набрал доктора. Ответ был тем же – доктор в реанимации. «Сейчас он там, возле неё, – пронеслось в голове. – Он спасает её, он должен спасти. Я помогу, я скоро буду. Как его предупредить?». Опять набрал номер больницы. Ответили не сразу. Серж просительной скороговоркой умолял сообщить доктору, что мистер Сагрине в пути, застрял в пробке, но он будет, обязательно будет. Трубка равнодушно ответила, что постарается передать, и связь прервалась.

Вместо получаса путь растянулся в двухчасовое переползание с улицы на улицу. Когда Серж наконец подъехал к больничной стоянке, к его машине подошла женщина с большим чёрным зонтом. Это оказалась круглолицая медсестра, которая, судя по промокшей одежде, давно его тут караулила. Она попросила следовать за ней и не задавать вопросов. Обогнув торец дома, женщина потянула его за рукав, и они оказались в довольно тёмном, пахнущем сыростью помещении. Неоновый луч фонарика чиркнул по железной лестнице. – Нам наверх, – определила направление, вскинув голову. Серж пошёл за ней, пытаясь не споткнуться на скользких ступеньках. «Куда и зачем мы идём? – спрашивал он себя. – Как-то странно ведёт себя вся эта больничная команда. Выживший из ума доктор гоняется за душами, медсестра, похожая на ведьму, завела чёрт знает куда. Предложили какой-то дикий эксперимент. Какие вообще души! Кто их видел? Прикрывают свою беспомощность сказками. Меня, в конце концов, интересует только, жива ли Аннет и что они конкретно могут для этого сделать. Если нужны деньги, ничего не пожалею, а со всем остальным пусть оставят в покое. Сколько можно идти в этой темноте, прямо какой-то путь в преисподнюю!». Впереди открылся светящийся прямоугольник двери. Они вышли из темноты, и глаза ослепли от лампового солнца. Постепенно Серж стал различать, что находится в галерее зимнего сада. Над маленьким фонтанчиком, заросшим плющом, кружились разноцветные бабочки. Глянцево-яркие цветы переплетались с мясистыми плодами на фоне зелёного лабиринта искусственного ландшафта. Сержа подвели к беседке, где у стеклянного столика сидел доктор. Он выглядел уставшим и потерянным. Перед ним стояли початая бутылка вина и два бокала. Молча налив Сержу, он предложил выпить. Выпить за упокой души Аннет Бакли, которая много любила, а значит, там ей простится то, чего тут не прощают. Серж застыл с бокалом в руке, а доктор продолжил. Он подробно рассказал, как долго они боролись за её жизнь, как она уходила и возвращалась, давала и отнимала надежду. Как неожиданно собрала последние силы, когда в реанимацию зашла сестра и передала, что мистер Сагрине в пути, но не удержалась, отпустила, выронила ниточку, за которую держалась. Теперь она уже далеко, уже не вернуть, опоздали. Серж выпил и, посмотрев в глаза доктору, сухо произнёс:

– Я сожалею о случившемся. Вероятно, вы сделали все, что могли, что было в ваших силах, ведь вы не Господь Бог, хотя вчера вы почти утверждали обратное. Теперь, после ваших бредовых обещаний и предложений, я чувствую себя глупо, как будто из-за меня миссис Бакли отправилась на тот свет. Советую впредь не играть на чувствах людей, которые готовы всё отдать, чтобы их близкие остались живы. Доктор кивнул:

– Вы правы, конечно, я ошибался. Ничего бы не вышло, она поняла это раньше. Теперь послушайтесь моего совета – сегодня вам лучше остаться тут. Во-первых, у меня есть основания полагать, что ваше сердце опять барахлит. Мне не нравятся ваша бледность и синева на губах. Кроме того, вам угрожает реальная опасность, и будет лучше, если вы на время скроетесь. Серж нервно хохотнул:

– Нет, вы, определенно, сумасшедший, и даже опасный сумасшедший. Зачем всё это, от кого и от чего я должен скрываться?

– Поверьте, есть причины.

– Я вам не верю, – отрезал Серж.

– Тогда сестра вас выведет тем же путём, что вы проделали, идя сюда.

– А что, тут нет другого выхода?

– Для вас нет.

Мэтт Девис уже пять часов сидел возле центрального входа, ожидая Сержа. Он находился в больнице с утра, собственно, с утра он его и ждал. Всё было готово для эксперимента ещё до полудня. После обеда состояние Аннет стало ухудшаться, Дэвис нервничал и не понимал, почему бы доктору не поторопить «Ловца», но Робинс не собирался этого делать, объясняя, что никакого давления, только желание и добрая воля. Когда стало ясно, что Аннет уходит, Мэтт, страшно матерясь, поклялся наказать этого парня. Он видел убитых горем мужа и дочь Аннет, и всё время задавал себе вопрос: почему её душа не захотела удержаться ради них? Почему доктор так уверен, что никто из них не смог бы её вернуть? Его дочь Кэри лежала в палате этажом выше. Он каждый день заглядывал в её неподвижное лицо и всякий раз надеялся, что увидит в нем знак возвращения. Иногда казалось, что восковая бледность исчезла, что порозовели губы и на них появилась тень улыбки. Он подолгу разговаривал с ней – так советовал доктор, да и ему самому хотелось. Раньше поговорить не получалось, она проживала свою безумную подростковую жизнь и редко дослушивала до конца то, что говорил отец. Сегодня он рассказал, как не удался эксперимент, но добавил, что всё сработает, если… Если её дружок захочет, а не захочет, то тогда он его точно посадит.

Доктор постучал по спине детектива, выведя того из глубокой задумчивости:

– Всё сидишь, ждёшь? А зачем? Что ты собираешься ему сказать? Он ни в чём не виноват, не в нём дело. Она сама не захотела. Я, наконец, понял это, когда Сагрине опоздал, и даже догадываюсь почему. Скорее всего, она ему помогала отыграться, а потом, может быть, захотела ещё выше взлететь, чтобы дальше увидеть, и там ей открылось нечто, после чего передумала возвращаться. Что это, мы не узнаем. Но ей оттуда виднее. Может, она уже ждёт его там. Знаешь, иногда кажется, человек по всем признакам не жилец, уже не надеешься, и вдруг чудо – а это его душа поднялась высоко и прозрела и увидела, что есть ещё незаконченная работа в этом теле. Помню случай с одним пациентом. Уже ничего не ждали, кроме конца, да и никто его, собственно, тут и не стремился удержать, кроме докторов, разумеется. Человек был тяжёлый, многим жизнь испортил, а у некоторых отнял, так вот… не тут-то было, вернулся, ещё лет двадцать прожил, а знаешь для чего? Душу свою наизнанку выворачивал, писателем знаменитым стал. Народ его откровения запоем читал, через творчество и заслужил прощение, за тем и вернулся. А этого Сагрине оставь в покое, и бойфренда твоей Кэри тоже. Если душа твоей девочки поймёт для чего, то найдёт дорогу домой.

Среди ночи Серж проснулся от странных звуков. В ушах стоял звонкий смех, лепет, шушуканье и возня. Казалось, что где-то затевается весёлая игра и его вот-вот туда позовут. Очень хотелось встать. Тело и голова были лёгкими от удивительного состояния лопнувшей внутри оболочки. Близко, очень близко зазвенел тонкий девичий голосок. Серж хотел было посмотреть, откуда он доносится, но не смог повернуть головы. А голосок звал, манил. Наконец он ясно расслышал слова: «Ну чего ты застрял! Руку, руку давай!». Он изловчился, потянулся и почувствовал, как невероятная сила оторвала его от кровати и стремительно увлекла за собой. Он летел над землей, среди тысяч, а может, миллионов светящихся пузырьков. Они сталкивались и разлетались, кружились и падали. Он знал, что летит рядом с Аннет. Не видел этого, не чувствовал, но знал. Было хорошо, как никогда раньше. Хорошо, потому что теперь навсегда.