Олег Дрямин

КИРПИЧ ИЗ ОДЕССЫ

Воскресным весенним днём, измотав себя ходьбой по барахолкам, раскинувшимся возле Привоза и Староконного рынка, Иван Ефимович Соломка добрался в переполненном и шумном трамвае домой. Скинул с ног, не нагибаясь, старые растоптанные штиблеты, помыл руки и, глотнув из чайника воды, сел на взвизгнувший под его весом обшарпанный диван перед телевизором. Настенные часы показывали пять минут второго. Иван Ефимович засуетился, схватил пульт и быстро включил телевизор. Шли новости.

Если бы у него на руке были часы, он не отвлёкся бы на мытьё рук и не утолял на кухне жажду, а, придя домой, в первую очередь включил телевизор и тогда не пропустил бы ни одной свежей новости. А выпуск новостей у Соломки – дело святое. Выборы в Госдуму прошли – а синдром ожидания надежды остался. Иван Ефимович жадно ловил слова диктора и ругал себя, что главную новость он, скорее всего, пропустил. Он суетливо стал переключать каналы в надежде увидеть что-нибудь интересное, благо их у него было около шестидесяти. Кабельное телевидение – не шутка. Но даже по нему всё казалось уже неинтересным, ведь об этом говорили уже несколько лет: взрывы в Ираке, Афганистане, теракты в Израиле, ответная реакция Тель-Авива в Палестине. Глаз за глаз, зуб за зуб. Страшно, но привыкли.

Соломка слушал дикторов и успевал проглядывать титры. Строка сообщала: похищены музейные ценности – тридцать две картины старинных мастеров живописи. Соломка расстроился – картины проворонили, а точнее сами и украли. Без наводчиков из сотрудников музея не обошлось.

– Обворовывают нас, как лопухов – кому верить? – он представил, как кто-то разбогател сразу на десяток миллионов, а простой народ, значит и он сам, опять будет потерпевшей стороной.

Вдруг из скорбных подсчётов его вывела неожиданная информация. Соломка всегда мечтал о том, чем бы ему заняться, чтоб разбогатеть – а тут вдруг как обухом по голове, а точнее кирпичом. Он открыл рот, боясь пропустить слова, сказанные с экрана. Показывали мужчину, лет на двадцать моложе самого Соломки. Мужчина стоял возле стола, где были разложены несколько старых кирпичей, и рассказывал о том, что это были за кирпичи, какие на них стояли инициалы или фамилия владельца завода, какой на них был фирменный знак или заводское клеймо. Герой сюжета с уверенностью заявлял телезрителям, что он собрал около трёхсот экземпляров кирпичей разных веков многих известных изготовителей, и что он готовит к открытию музей истории старинного кирпича. После этого он достал ещё один кирпич и, показав на нём клеймо, сообщил, что у него имеется несколько уникальных экспонатов, представляющих собой историческую ценность.

Соломка был глубоко шокирован увиденным. Но он всё-таки успел записать фамилию владельца уникальной коллекции кирпичей, а также название телеканала. По окончании «кирпичного сюжета» он долго сидел в раздумье, а потом всё яснее начал осознавать свою причастность к этой теме.

Много лет Соломка проработал в бригаде по разборке ветхих зданий в Одессе и вывозу строительного мусора. Сколько старого кирпича прошло через его руки, и сколько на нём было отметин – фамилии владельцев заводов. Таким «брендом» пользовались в те далекие времена как частью естественной рекламы. И это приносило хозяевам большую пользу. Выбор кирпича, погрузка, перевозка, разгрузка, кладка – и почти на каждом было выгравировано «Кравцовъ» или «Зыковъ». И эти кирпичи исправно служили несколько веков. И только реконструкция центральных кварталов города высыпала их звонкие пофамильные слитки на строительные свалки. Но и там, на свалках, жители окрестных трущоб лепили из них небогатое, но крепкое жилище, готовое служить до непредвиденного сноса. И самое обидное, что многие достойные восхищения экземпляры из-за своей прочности укладывались вместе с арматурой в фундамент и заливались раствором.

Вот те самые кирпичи, утраченные безвозвратно, в эту минуту пожалел Соломка. Сотни уникальных штук прошли через его руки: итальянские, французские фамилии были красиво отштампованы на поверхности. Встречались кирпичи из Москвы, Петербурга, Самары, Киева. Соломка по нескольку раз перечитывал фамилии владельцев заводов, удивлялся витиеватым узорам клейма и всё же не считал старые кирпичи исторической ценностью, сваливал их в фундамент очередного частного строения, гаража или дачи.

По правде сказать, рассматривал Соломка кирпичи только первое время, потом привык и стал обращать внимание только на редкие экземпляры. Однако и их он не собирал, а теперь пожалел о своем ротозействе. Сколько было вывезено на свалку, и не только кирпичей. Старинная лепка, украшающая потолки и стены домов одесских аристократов, разбежавшихся после революции по миру. Соломка никогда не забудет тех ценных узоров и хитрых переплетений, загадочных вензелей, обрамлённых гроздьями роскошного винограда и щедрыми плодами новороссийских садов. А облицовка каминов с изображением зверей, деревьев, рыб или птиц, ваз, гербов, херувимчиков. Гжель, жаростойкий лак с утерянным рецептом, а на обратной стороне – опять же – фамилии владельцев заводов, фабрик, личные клейма мастеров. Вот искусство так искусство, и то ушло в никуда. Немало их бригада разобрала каминов и продала новым хозяевам. А сколько вывезли как строительный мусор, потому что изящная плитка или часть искусных блоков были разбиты при разборке, а восстановить или отреставрировать даже что-то приблизительно имеющее сходство – нет достойных мастеров.

Телевизор продолжал работать, но Соломка был весь в раздумьях. Он чувствовал, что счастливый билет, который был в его руках, достался другому – посмекалистей и пошустрее. Тот быстренько оценил то, чем Соломка восторгался, до конца не осознавая, что с этого можно «поиметь». Ничего, что многие кирпичи наштампованы одним заводом и целый дом мог быть выложен только из них. Но заводов было много, почти в каждом крупном городе. Соломка держал в руках кирпичи сотен заводов. Империя строилась не год, а века. А если и повторяются некоторые – пусть. Музей кирпича в будущем тоже будет не один. А вдруг каждый город захочет открыть у себя такую экспозицию, – так рассуждал Соломка, в голове у которого витали радужные надежды.

– Понятно, хоть что-то да заплатят за каждый маркированный кирпич, не всё даром. Слава Богу, движемся к рыночным отношениям, – Соломка напряг оба полушария и стал вспоминать, где он видел груды старого кирпича, современный с этого дня его уже перестал интересовать. Жаль, что по возрасту он попал под сокращение. Сейчас дома разбираются более ускоренными темпами – механизация, поток огромных самосвалов и экскаваторов. Два дня – и дома нет! И всё равно куда-то же всё свозят. Соломке стало душно. Он выключил телевизор и, без особого труда сунув ноги в те же штиблеты, поспешил на улицу.

Во дворе он не увидел ни одного валявшегося кирпича. Тогда он посмотрел на свой дом и понял, что здесь вряд ли есть хоть один старинный кирпич, представляющий историческую ценность. Соломка пошёл по улице и поймал себя на мысли, что теперь, хочет он того или не хочет, будет угадывать возраст домов, мимо которых будет проходить. И тут он вспомнил, что неподалеку ломали старый дом. Жуткая пыль летела по улице, но его магнитом потянуло туда, где грузили камни и кирпичи. Соломка моментально очутился у полуразрушенного дома. В облаке пыли он прошёл к притягивающим его кучам строительного мусора. Конечно же, дом был построен из ракушечника, Соломка понял это, едва увидел часть разрушенной стены. Кирпич, в основном, был использован для перегородок, или в печах и дымоходах. Один за другим он начал поднимать кирпичи. Крутил их и скоблил, но ни на одном из кирпичей не было желанных и ожидаемых надписей. Это были обычные советские кирпичи хрущёвского периода, которым в музей ещё рановато, да и будет ли на них спрос когда-нибудь – неизвестно. Расстроенный первой неудачей новоявленный поисковик отправился домой. По пути он неожиданно вспомнил, что у него в кладовке, расположенной в подвале его дома есть несколько кирпичей. Их Соломка притащил ещё лет пять назад, когда ломали неподалеку дом, и то с целью груза, чтобы класть на кастрюли с крупой. Конечно, выбрал он тогда самые красивые с надписями.

Иван Ефимович быстро поднялся в квартиру и отыскал ключ от навесного амбарного замка, похожего на средневекового рыцаря в кованых доспехах, верно оберегающего имущество своего хозяина. Бывшая жена когда-то правильно определила количество хлама, находящегося в кладовке – два самосвала мусора. Соломка как-то после ухода жены, осознав, что не всё представляет какую-то ценность, решил отобрать нужное, а от ненужного избавиться. Целый день он перебирал содержимое чулана, и за что не брался, всё оказывалось нужным. Старую раскладушку можно сдать в металлолом. Люстры, вёдра, бочки, коробки, шкафы, стулья, даже детские салазки, – всё это было жалко выкидывать. И хотя у него не было никогда детей, он мог подарить их какому-нибудь ребёнку. И снова он отставлял их в сторону, как и всё остальное.

Всё же, покопавшись в пыльных вещах и несколько раз громко чихнув, Соломка нашёл три кирпича, которые долго ждали своего часа. Воспрянув духом, хозяин всех этих вещей подумал, что и они когда-нибудь кому-нибудь понадобятся. Замок-рыцарь «лязгнул шпорами» и принял по-новой под караул хозяйское добро. Тут же вспотевший и измазанный мокрой пылью Соломка утащил драгоценные кирпичи в квартиру. Там он их очистил от грязи и пыли, не пожалев кухонного полотенца. А затем стал внимательно рассматривать каждый кирпич, и чем больше всматривался, тем больше представлял перед собой собственный бизнес. Точнее – начальный капитал. Главное теперь – отыскать того питерца, одержимого идеей создания своего музея старинного кирпича, и предложить ему за энную плату свои экземпляры, не оказавшись при этом «просто Ваней». Иван Ефимович чувствовал, что у него началась полоса везения, и его материальное становление – дело времени.

Первым делом Соломка отправил срочное письмо на телевидение города Петербурга с просьбой выслать ему адрес и телефон того «коллекционера старинных кирпичей». Потянулись томительные дни ожидания. Соломка то оживлялся, питая радужные надежды, то впадал в уныние. Наконец, через десять дней тягостных и нервных ожиданий он получил на своё имя телеграмму с адресом и телефоном того, благодаря кому увидел свет в тёмном захламленном туннеле своей никчемной жизни. В тот же день Соломка, предвкушая своё скорое обогащение, помчался на главпочтамт звонить в Петербург. Оппонент на другом конце телефонной линии внимательно выслушал путающегося от волнения Соломку. Затем сам начал задавать вопросы, касающиеся возраста кирпичей, имеющихся штампов и надписей, а так же размеров и цвета. После долгих расспросов «коллекционер» заявил, что из трёх кирпичей его интересует лишь один – с гербом и медалями выставок. А что касается остальных двух с фамилиями заводчиков, то у него в коллекции уже есть по нескольку экземпляров.

Конечно, Соломке было неприятно слышать, что не все его кирпичи представляют коммерческий интерес, но уже то, что один из трёх серьёзно заинтересовал любителя старины, говорило о том, что он на правильном пути. Наконец пришла долгожданная минута, когда ребром встал вопрос – сколько хочет Иван Ефимович за свой кирпич. Может он согласиться поменять свой экземпляр на какой-нибудь из трёхсот, собранных у коллекционера? Да к тому же, у того несколько штук было одинаковых. Вопрос об обмене кирпичами больно ударил по сердцу Соломку. И только имея в своём активе действительно крупный козырь, настоящий одессит не швырнул телефонную трубку, прибавив при этом крепкое словцо, а вежливо заметил, что его кирпич стоит не менее двухсот условных единиц, а то и больше. На что в трубку ему было сказано, что из таких кирпичей построен не один старинный дом, и со временем десятки людей валом повезут их на тачках наперегонки в музей, и что цена им тогда будет не более двадцати центов за штуку. Такой довод толкнул, конечно, Ивана Ефимовича на существенные уступки, и за пятьдесят долларов Соломка согласился расстаться со своим кирпичом.

Встал вопрос, как доставить клиенту товар. Соломка напирал на самовывоз, питерец приглашал Соломку с кирпичом в гости, причём дорогу никто не хотел оплачивать. Из-за дороговизны билетов и речи не было о вояже новоявленного предпринимателя, наконец, сошлись на посылке. Коллекционер выразил надежду, что Иван Ефимович порадует его ещё не одной редкой находкой. Конечно, Соломку мучили сомнения, связанные с пересылкой, но питерец, как ни крути, на данный момент был его единственным покупателем.

На следующее же утро Соломка принёс бережно упакованный кирпич на одесский главпочтамт. Посылки и бандероли принимала женщина средних лет в выцветшей почтовой униформе сизого цвета, напоминающая грозовую тучу. Она удивилась небольшой, но тяжёлой посылке, тем более узнав, что из Одессы в Петербург будет пересылаться кирпич… Приёмщица тут же распорядилась перепаковать посылку и произвести оценку. Соломка заполнил сопроводительные бланки, указав адреса, добавив на свободном месте слова: «Кирпич я высылаю, жду обещанное вознаграждение». Женщина быстро поставила на расплавленном сургуче печать, и посылка исчезла из поля зрения Соломки. Сдав посылку, Иван Ефимович отправился домой дожидаться денежного перевода.

Тем временем на главпочтамте посылка Соломки наделала много шума. Сначала работники отдела посылок и бандеролей шутили над необычно маленькой, но тяжёлой поклажей. Потом стали приходить служащие из других отделений главпочтамта. Посылку разглядывали, вертели в руках, недоумевая усмехались, шутили. Один из рабочих, разговаривая со знакомым по телефону, поделился новостью, мол, весь главпочтамт на ушах, что из Одессы в Питер принята посылка Соломки, но в сопроводиловке значится «КИРПИЧ». Кто же кирпичи посылает ценными посылками?

На другом конце провода, видно, слово «соломка» ассоциировалось только со словом «маковая». И уже через двадцать минут на главпочтамте появились два человека в штатском и, покрутив посылку Соломки в руках, изъяли её на экспертизу, составив соответствующие документы. Служащим главпочтамта сразу стало не до смеха, и они дружно принялись за работу.

В отделе по борьбе с наркотиками, пригласив понятых, аккуратно распаковали посылку, извлекли кирпич и определив, что в посылке кроме газет, в которые он был завёрнут, ничего нет, вопросительно переглянулись. Начальник отдела, капитан Шевчук, взял кирпич в руки и несколько минут внимательно разглядывал его, всматриваясь в старинные надписи. Затем, постучав зачем-то по кирпичу шариковой ручкой, передал его своему помощнику – старшему лейтенанту Круку. Неожиданно в кабинет зашёл лаборант Савчук. Озабоченные оперативники тут же показали ему кирпич и спросили – сможет ли он в лаборатории определить, находится внутри наркотик или что-нибудь запрещённое. Лаборант осмотрел кирпич со всех сторон и, не найдя внешних дефектов, положил его на стол. По его определению выходило, что кирпич, сделанный ещё до революции, являлся монолитом, никем не распиленным и, естественно, не склеенным. Но и Савчук не давал стопроцентной гарантии, что кирпич не был хитроумным устройством пересылки запрещённых веществ. Сказав эту, по его мнению, важную речь и сославшись на занятость, он быстро удалился.

Весть о посылке Соломки дошла до вышестоящего начальства. Хотя «посылка соломки» звучало, как обещающее награду или премию, а вот «посылка кирпича» – по-идиотски, было над чем задуматься Шевчуку и Круку. Тогда они решили проверить ещё один способ. Вскоре в дверь постучали и в кабинет вошли кинолог старшина Ласкин со своей собакой Тиной, хорошо натасканной на наркотики. Крук попросил его подождать за дверью, а сам положил кирпич под стол. Потом попросили старшину войти. Тина, получив команду, прошлась по комнате, обнюхивая ножки стула и корзину для мусора. Вдруг она села возле кирпича и зарычала на него.

– Сработала на нюх, – прошептал Ласкин и радостно потрепал отличившуюся собаку. Находившиеся в кабинете спецы переглянулись. Поблагодарив кинолога, они остались наедине с загадочным кирпичом. Было решено расколоть его и извлечь оттуда наркотик. Крук решительно приступил к действию. Он положил на пол газету, на неё милицейскую дубинку. Взяв в руки кирпич, он положил его на дубинку и, навалившись всем телом, попытался его расколоть. Но тот не поддался. Тогда Крук вышел из кабинета и через несколько минут вернулся с молотком. После первого удара кирпич звонко треснул и разломился на две части, рассыпав вокруг себя мелкие осколки. Крук поднял половинки кирпича и тщательно рассмотрел их, поднеся к носу. После чего он виновато посмотрел на капитана. Тот, взяв половинки кирпича из рук Крука и взглянув на шероховатый бугристый раскол, вернул их старшему лейтенанту.

– Будем искать, собака не могла ошибиться.

Крук стукнул молотком по одной из половинок кирпича – та раскололась ещё на несколько частей. Тщательно осмотрев их, Крук взялся за последнюю половинку с заметно упавшим настроением. Достав из стола лупу, он внимательно разглядывал мелкие осколки, но даже признаков наркотиков не находил. Недовольный Шевчук распорядился собрать все мелкие частички кирпича вместе с пылью и занести в лабораторию.

На следующее утро результаты анализа удивили обоих. Кирпич действительно был сделан более ста лет назад и никаких наркотических примесей не содержал. Крук без энтузиазма пошёл за остатками кирпича, который нужно было возвратить на почту. Забирая пакет, он пожаловался лаборанту на собаку:

– Пришла – полаяла, вроде что-то учуяла. Но сколько искали и всё даром.

Лаборант, услышав, что приводили ищейку, ужаснулся, но не подал виду. После ухода Крука из лаборатории он задумался, явно осознавая свою вину в этой кирпичной истории. В тот день он делал заключение составу нескольких пакетиков конопли, изъятой у задержанных преступников. Вспомнив, что у него кончились сигареты, как всегда захотел их стрельнуть у Крука. Тот никогда не отказывал в этом. И подержав в своих руках кирпич, он даже не подозревал, чем все это кончится. Подумав над этим, лаборант решил не признаваться никому в своей оплошности. Мало ли с кем не случается, тем более до пенсии недалеко, да и ни к чему теперь лишние заботы. Так всё осталось в тайне, не считая удивления со стороны Крука.

А тот в это время бережно упаковывал осколки в коробку, похожую по размеру на прежнюю. Приняв надлежащий вид и пройдя все почтовые процедуры, она помчалась к своему питерскому адресату. Через некоторое время, получив посылку, коллекционер был сильно удивлён и посчитал, что над ним просто посмеялись. Он, конечно, понимал, что Одесса – столица юмора, но не до такой степени. И когда Соломка, так и не дождавшись обещанного гонорара, позвонил напомнить за себя, то в ответ услышал от коллекционера всё, что тот о нём думал. Иван Ефимович решил, что его кинули, и он дела так не оставит, даже если придётся судиться. Коллекционер же приводил неоспоримые доказательства – осколки.

Отправляя посылку, Соломка пожалел денег на её оценку, и почта вернула ему только положенные пять гривен. А Иван Ефимович дал себе слово никогда не связываться с почтой. И ещё он решил создать свой музей старинного кирпича.