Светлана Солдатова

ВОЛНА

Знаешь, мне кажется – скоро сойду с ума,
стану водой, подступающей к городам
и накрывающей трассы, мосты, дома
медленно, неотвратимо и навсегда.

Станет спокойно и тихо – ты посмотри! –
как занесет песком людские миры.
Будут качаться погасшие фонари,
в окна заглядывать – стаи летучих рыб.

Мерно колышутся спящие провода,
и проплывают внизу силуэты крыш…
Вот и придет – справедливее всех – вода.
Что ты мне скажешь? Ах да, ты молчишь, молчишь…

Что под водою останется, кроме нас?
Ты улыбаешься – холодно и светло.
Я говорю: «Держись!»
И встает волна,
яростная, прозрачная, как стекло.

Мы не расстанемся, слышишь, мы – никогда!..
Море до горизонта сковало льдом.
Я ль не вода, подступившая к городам,
я ль не песок, заносящий наш бывший дом...

ЗОЛОТЫЕ ЯБЛОКИ

яблоки на ветвях. паданцы под ногой.
сорт «золотой налив» – редкость в земных краях.
спи, говорю, глазок, спи, говорю, другой,
спи-засыпай, мой страж, огненная змея.

ах, золотой бочок, солнце под кожурой –
сладко тебя срывать, сладко в ладонях греть.
жди, мой осенний сад – скоро придет герой
в шкуре степного льва, в стали и серебре.

сколько веков прошло? вспомнит ли он меня?
руки мои – кора, косы мои – метель.
сестры смеются вслед. я до заката дня
яблоки в дом ношу да собираю хмель.

слышу звенящий смех бледных речных наяд,
чую далекий гром гневных небесных сил.
молодость с веток рву. мёд она или яд?
что, если, осмелев, чуточку надкусить?..

молча держу в руках и уронить боюсь
яблочко гесперид – молодость не мою…

ПАДАЙ, ТЫ УБИТ

бледный конь несется сквозь крик и вой,
высекая искры из мостовой –
и смеется всадник,

и копье насквозь пробивает грудь.
на сыром ветру, на чужом пиру
умирать досадно.

если жизнь и смерть отвечают «нет»,
для чего глядеть уходящим вслед?
велика потеря.

никуда не денешься от судьбы.
кто меня любил, кто меня забыл,
кто хотя бы верил?

строгий ангел сед, бледный конь крылат,
молча хмурят брови чума и глад –
мол, не стой в проходе.

как тебе я стану смотреть в глаза,
если свет и тьма голосуют «за» –
и конвой отходит?

I SEE DEAD PEOPLE

Она не верит ни картам, ни вещим снам,
Ни шепоту ветра меж серых бетонных стен.
Она не боится остаться ночью одна,
Не слышит, как кто-то хихикает в темноте.

Почти разуверившись в сказках и чудесах,
Она замечает в цветной круговерти дней –
Нездешний сквозняк прикасается к волосам,
Пустые глаза из проулков следят за ней.

Она понимает – нельзя открывать на стук,
На лунную улочку выйдешь и пропадешь.
Но он обнимает ее – будто чертит круг,
И будто втыкает в порожек булатный нож.

Людские дома плывут по ночной воде,
На краешке подоконника спит луна.
Она говорит:
– Но я вижу мертвых людей!
И он отвечает:
– Я тоже. Фигня война.

МИФОЛОГИЧЕСКОЕ

полумрак, бесснежные холода,
вроде как живешь, а на деле – спишь.
замерзают гарпии в городах –
вон, гляди, взлетают с соседних крыш

и орут, и носятся в вышине,
мечут перья в белую пустоту.
им грозится палкой старик финей
и бурчит под нос – разлетались тут.

отгремел салют. завершился год –
будет новый, золото, шкуры, мед.
на югах зимует стальной арго.
загуляв, орфей в кабаке поет.

не видать в тумане сирен и сцилл,
у харибды праздничный выходной.
стынет лета. в трубах журчит коцит –
уходи на дно, уходи со мной.

в семивратных фивах - режим, завод,
семерым никак не начать войны.
гидра спит под гладью зеркальных вод.

спи и ты, дружок, до хмельной весны.


РАГНАРЕК

Будет февраль, беспокойный, лохматый и злой –
время, когда целый мир превращается в лед.
Небо просыплется серой холодной золой,
яростный волк глухо рыкнет и цепь разорвет.

Слушай, давай заберемся под сто одеял,
будем сидеть, представлять, будто это нора,
будто не слышен за окнами волчий хорал,
будто метель разыгралась всего до утра.

И в соответствии с северным календарем,
точно по графику – дата на сайте висит –
двадцать второго числа к нам придет Рагнарёк.
Думаешь, стоит к нему наряжать Иггдрасиль?
Ну, или ёлку оставить
и не выносить.

МОРРА

Кто там скребется в двери, скулит, хохочет,
цыкает зубом? Кому не сидится в норах?
Каждый ребенок знает, что зимней ночью
к людям приходит холодная тетка Морра,

молча садится на крыши тяжелым задом,
смотрит пустыми старческими глазами –
вроде бы за окном, а как будто рядом,
будто она на кухне… в прихожей? в зале?

Прячься под одеяла, накройся пледом,
не выключай ночник – и она не тронет,
и, тяжело ступая, уйдет к соседям,
к брошенным дачам, в безлунные подворотни.

Вместе с декабрьским снегом по небу скачет
белая-белая лошадь с хрустальной гривой.
Днем во дворах не слышно шагов и плача,
Днем – тишина, всем на зависть, тебе на диво.

Ну же. Ты вырос. Спустись по ступенькам шатким,
перепугай всю нечисть дурацким видом,
прыгай, играй в снежки и лепи лошадку.
Морра к тебе не выйдет.
Нет-нет,
не выйдет.

И ДИКИЕ ГУСИ

Обесславь, убей, но гори, гори
злым осколком солнца в моей горсти.
Каждый галл желает разрушить Рим,
каждый гусь желает его спасти.

Под камнями – прах, меж камней – трава,
нет ни галльских палиц, ни птичьих крыл.
Дребезжит будильник.
Звенит трамвай,
что сейчас покатится сквозь миры,

мимо гуннов, галлов и диких стай,
мимо скифий, греций, гиперборей...
Дорогая Акка, не улетай –
нет слабее Города на заре.

На обломках храма пьет пиво галл
и рисует граффити на стене.
Я тебе смолчал и себе солгал –
никакого Рима на свете нет.

КРАСНАЯ ШАПОЧКА

Если бог не выдаст – то зверь не съест,
хоть и чутко слышит твои шажки.
Вот тебе тропа в жеводанский лес,
вот горшочек масла и пирожки.

Не скрипят ворота, не лают псы.
Ходит в чаще женщина без лица.
– Забирай корзиночку, волчья сыть.
– Проводите, матушка, до крыльца,

я гостинец бабушке отнесу,
как и сотни девочек до меня.
Зверь заждался в черном глухом лесу,
у него глаза – два слепых огня,

у него корона на голове,
его вечная жажда не знает сна.

А еще он, кажется, человек,
но об этом проще всего не знать.

МЁРТВОЕ МОРЕ

Застывает игла под ребрами. Выдох. Вдох.
Не расправить крылья, не вырастить чешуи.
Далеко-далеко дремлет море с мертвой водой,
окунись в него – исцелятся раны твои.

Поезжай к нему, пока кровь еще горяча,
пока жизнь тебя не оставила,
и скажи –
укачай меня, соль земли моей, укачай,
обрати меня в камень, узлом морским завяжи.

Отчего-то весь вечер слегка дребезжит стекло.
Выключаешь свет.
За окном течет темнота.
... просыпаешься утром – а море уже пришло
и накрыло собою вокзал, телеграф, почтамт…

Вот и весь материк превратился в морское дно.
Вот и город твой исцелен во веки веков.
Только мертвые волны плещутся под окном.

Выходи. Плыви.
Далеко плыви.
Далеко.