Елена Лазарева

СУДЬБА ПОЭТА

Когда слова не для красы,
Когда печаль не для забавы,
Твоя судьба – дурная слава,
Твоя слеза – сестра росы.

Когда душа твоя горит,
И Дантов ад манит прохладой,
Иди на сцену – без бравады,
Но никому не говори

О том, куда ведут мечты,
О том, чем сердце успокоят…
Среди поэтов мы – изгои,
Среди изгоев мы – шуты.

Когда войска одной страны
Бесславно гложут кости мира,
Поэт не может быть кумиром,
Певцом единственной струны.

Когда любимое плечо –
Твоя последняя опора,
Рождают истину не споры –
Не нанимайся палачом.

Изобличая, не кори
Раба – за страх, за праздность – Бога.
Насквозь прогнившая эпоха
Сама себя приговорит.

Не будь ни чёртом, ни святым,
Не верь толпе, лихой на подкуп.
Не поливай кровавым потом
Бессмертной мудрости цветы.

Обиду в сердце не тая,
С котомкой песен за спиною
Шагай по жизни. Остальное –
Уже забота не твоя.

ТЯЖЁЛЫЙ РОК

Утро сменяет вечер, минуя полночь.
Ты, протрезвев от боли, себя не помнишь.
Просто чужого бога зовёшь на помощь:
Свой не спасёт – похоже, давно оглох.
Эта проверка связи – одно расстройство.
Даже в своих глазах ты лишён геройства.
Память в руинах – сколько в себе ни ройся,
Не докопаться, чем ты для мира плох.

Я под прицелом неба в метро спускаюсь.
Мне прописали совесть, но я не каюсь,
А в голове звучит «Systematic Chaos»* –
Чтобы не слушать чей-то похмельный бред.
Чтобы не знать, о чём говорят мужчины…
Пусть у меня для гордости нет причины,
Но от природы требую не по чину,
Не насыщаясь сказками о добре.

Музыка и слова – наш священный опий.
Большая часть трагедий – всего лишь, опыт.
Боги о наши души ломают копья,
Давние швы расходятся – лишь коснись.
В этих бегах мы ветру бы дали фору.
Там, за плечом – не ангел, а шут придворный.
Вера, перерождаясь, меняет форму.
Сила, переплавляясь, теряет смысл.

Карма такая: может, сама хотела
Строить мосты над пропастью – между делом,
Чтобы душа однажды, покинув тело,
Переступить смогла, не боясь, порог.
Веет весной. И, к счастью, не пахнет раем –
Видимо, мы пока не дошли до края.
Вечность по нашим нотам ещё сыграет –
Вместо заупокойной – тяжёлый рок.
____
*Альбом американской группы «Dream Theater»

ДОЖДЬ В ЯНВАРЕ

Дождь в январе беззастенчиво театрален –
Звонкую дробь выбивает, впиваясь в мозг.
Боги Земли околели в своём астрале.
Неба изгиб ненадёжен, как ветхий мост.

Город висит ускользающей голограммой.
Окна домов – будто в полночь огни болот:
Там на обед поедают чужие драмы.
Там на десерт прерывают чужой полёт.

Видишь ли, брат, по-другому уже не будет:
Сети плетёт синтетический сытый рай.
В нём я смешон – одинокий промокший путник…
Не приговор, что планета уже стара,

В моде цинизм – оттого притупились чувства.
Мысли – свежи, как больничная простыня.
Здесь ремесло почему-то зовут искусством.
Ты – не игрок, Одиссей в четырёх стенах.

Время – вода. И могло очищать когда-то.
Нынче оно равнодушно, как зимний дождь.
Память – слепа. Вытирает на ощупь даты.
Совесть – скупа. Но приходит, когда не ждёшь.

Дождь по щекам – как до крови по струнам пальцы.
Дождь по губам исступлённо – молчи, молчи!
Правда – крючок. Ты уже на него попался.
Прячься в тепло, только свет не забудь включить.

Глядя в глаза незнакомцу из зазеркалья,
Стань до конца откровенным хотя бы раз.
Главный ответ мудрецы до тебя искали.
Главный вопрос – ты себе задаёшь сейчас.

И никуда от себя самого не деться,
Слёзы – не грех, и не повод бежать в толпу.
Дождь в январе – заведённый хронометр сердца.
Остановись – чтобы после продолжить путь.

НЕ ПРОЩАЙ

Ничего не случилось – вроде бы,
Только порохом пахнет Родина
И полны закрома уродами,
Чьи стихи – гладкоствольный флуд.
Вы, кто ищет беды, обрящете
Мимолётную славу – в ящике…
Только хочется настоящего,
Предлагают – сплошной фаст-фуд.

И хотелось бы – да не можется
Наточить поострее ножницы,
А рулоны – они всё множатся,
Будто сходит лавина с гор.
Даже если маршрут изменится,
Я не верю, что бег замедлится,
Завожу с предпоследней мельницей
Доверительный разговор.

Мол, живу, никого не трогая –
Просто карма такая строгая.
Где-то в памяти, за порогами
Все ответы – лежат на дне.
Годы жизни мелькают главами.
С перепугу постигла главное,
И летать научилась, плавая –
Из глубин-то всегда видней.

И когда ничего не хочется,
Свыше данному одиночеству
Отдаю без печали почести –
И довольно меня стращать.
Да, не скованы строки ГОСТами,
Негодует небесный госпиталь,
Только будь справедливым, Господи:
Невиновна я. Не прощай.

СТИХИ О КОНЦЕ ВЕКА

К поэту приходит муза, к соседу приходит белка,
К нардепу приходит призрак разграбленной им страны.
На ветхих воротах рая корявая надпись: «Welcome!»,
Но рай завещали смерти, и все перед ней равны.

Кому-то – медвежий угол, кому-то – весь мир на откуп,
Кому-то ещё немного – и самый последний круг.
А мы выбираем правду, а мы выбираем водку,
А мы выбираем нежность и небо в глазах подруг.

С годами мы только крепче, хотя тяжелеет поступь
И выпито полцистерны за тех, кто ушёл вперёд.
Кому-то – большие сиськи, кому-то – большого босса,
А нам – ничего не надо, и мы переходим вброд.

И нам по колено море, и нам покорятся горы –
За то, что свободны руки, и совестно им грести.
Мы точно не опоздаем на самый последний скорый,
Да только вот нет билетов, но Боженька нас простит.

Кого-то пугает плаха, кого-то пугает воля,
Но ты ничего не бойся, покуда моя рука
Твою согревает руку, и прячутся те, кто возле,
А мы зажигаем звёзды в созвездии Дурака.

Кому-то – кино и немцы, кому-то – постель и кофе,
Кому-то – огарки счастья, кому-то – обрывки пут…
Но каждый из нас по жизни стремится к своей Голгофе,
И правила неизменны: идущий осилит путь.

Кого-то купили оптом, кого-то столкнули лбами,
А кто-то собрал бутылки и в землю зарыл топор.
Я знаю тебя на ощупь, я знаю тебя на память,
Ты знаешь меня навылет, и можешь узнать в упор.

Потомки рабов искусно себе выплетают узы
Из жалких клочков бумаги, и строят сады камней.
К поэту приходит белка. К соседу приходит муза.
К нардепу приходит совесть. А ты – приходи ко мне…

ДОРОГА

Снимает зима порыжелый скальп
С верхушек деревьев нежно.
Дорога, которую ты искал,
Завалена пеплом снежным.

С насмешкой метель завывает: «Ишь,
Попался какой упрямый!»
А ты на распутье один стоишь:
Направо, налево, прямо?

Сгибаясь под гнётом вселенских бед,
Отвергнув доспех из фальши,
Настойчиво ищешь в себе ответ –
Куда, ну куда же дальше?

Ты молод. Высоких материй шёлк
Лежит на челе вуалью.
Дорога, которую ты нашёл –
Твоя ли она? Твоя ли?..

Всё те же деревья. Всё тот же лес.
Дыханием пальцы греешь.
На карте – отнюдь не страна чудес,
А ты – не Иван-царевич.

Метель подгоняет – вперёд, вперёд!
И где-то за поворотом
Дорога, которую ты берёг,
Настойчиво ждёт кого-то.

Она ускользает. И смотришь вслед
Без жалости, но с печалью.
А там, в отдалении, виден свет.
В конце? Или нет, вначале?

И слёзы бегут, как январский дождь…
С тобой в неразрывной связке
Дорога, которую ты пройдёшь –
Когда-нибудь в новой сказке.

ЧЁРНЫЙ ТЮЛЬПАН

Вначале твоя душа
Прозрачными лепестками
Ласкает небесный свет,
И кажется – не печёт.
И молится, чуть дыша…
Господь, как заправский Каин,
Смеётся тебе в ответ:
Неправильно, незачёт.

Смятение. Пустота.
Прозрение – и тревога.
Спасение – утопать,
Пока не коснёшься дна.
Кружение – просто так,
В надежде найти дорогу,
Ходьба по чужим стопам,
Попытка себя поднять.

А после, забив на всё,
Творить – до потери пульса,
Творить, постигая смысл
В бессмысленной суете.
Ни Бродского, ни Басё,
Ни модных поветрий буйства –
Омытый дождями мыс,
И Космос, где ты – везде,

Хоть место твоё – в углу,
А жизнь – как турнир по гребле…
На свежий рубец – ожог,
Ни истины на потом.
И ты прорастаешь вглубь,
Качаясь на тонком стебле,
Закутавшись в чёрный шёлк –
Закрытый для всех бутон.

ИНФЕРНО

Так случилось – планета тому ли виной,
Что реальность не радует глаз новизной,
И живёшь в состоянии вечного краха.
Не бытуешь, а именно просто живёшь:
Невесомая роскошь – как в засуху дождь,
И не рвёшь на груди театрально рубаху.

Так случилось – в кустах пробудился рояль,
И свернулась душа в кружевную спираль,
Беззащитно-опасную, как наутилус.
И не стыдно: что выпито – то за свои,
Но осиновый кол в горле комом стоит.
Обыватель в оргазме – ага, докатилась!

Мудрецы не напрасно таким говорят,
Что в извилинах раковин теплится яд,
Что инферно – арена для мистификаций.
Под прикрытием пламени дремлет вода.
Кто меня приручил – тот со мной навсегда,
Я – не пёс, чтобы с голоду в руки даваться.

Всё, наверное, просто: причина во мне,
Что святыни мои оказались на дне –
Разве можно творить, поклоняясь кому-то?
Разве можно, скуля, как побитый щенок,
По тарифу Господнему «всё включено»
Вмиг просаживать жизнь – до последней минуты?

Так случилось. Планета погрязла во лжи.
Хочешь славы – дающую руку лижи
И не смей выделяться из глинистой массы.
Только, Боже, служить – не моё ремесло.
Проще, ветхие мачты пуская на слом,
Хоть куда-то причалить, но в сеть не пойматься.

Ты желаешь награды за храбрость – изволь:
Одиночество – самая сладкая боль –
На усталые струны струится сквозь пальцы.
Не сейчас – много позже предъявится счёт…
Не смотри ни в глаза, ни куда-то ещё.
Не вторгайся, куда не зовут. Не вторгайся!!!

СОЛО

Забыта. Забита. Спрятана под замок
Мечта, что невольно предана: ты не смог,
Зажмурив глаза, врага отличить от брата.
Она оживает призраком – лишь во снах,
Казалось бы, сожаление – не цена,
Но каждому дезертиру – своя расплата.

А где-то вдали, как прежде, гремят бои…
Отныне ты служишь ангелом для своих.
Отныне ты служишь дьяволом для чужого.
Того, кто пленил свободой – но сделал шаг
В заветное, заповедное, и душа
Скукожилась, ощетинилась: к чёрту шоу!

И стало невмоготу ни молчать, ни петь…
Наверное, он боится тебя теперь,
И даже себя порой – по ночам – боится.
Ты понял, какая сила в твоих словах…
А дальше – куда? И можно ли наплевать
На то, что пигмалионство – сродни убийству?

Рутинное чувство долга – тоска, тоска…
Предчувствие, что закончится вдруг доска –
И чёрной дырой у ног развернётся бездна.
Спасительно одиночество, но скажи,
По силам ли новобранцу такая жизнь,
Где пламенем адским бьётся огонь небесный?

В хрустальные латы он заключён тобой.
Спасённые возвышаются над толпой,
Свою искупая избранность совершенством.
Когда, поднимаясь медленно в полный рост,
Сочувствуешь ренегату, чей путь непрост –
Мутит от натужной фальши его блаженства.

На память остался траурно-скромный цвет,
И всякий храбрец, дающий тебе совет,
Насилу уносит ноги. Пропитан солью
И солнечным светом воздух – дыши, дыши,
Умело лаская звуком нутро души –
Пока для тебя Господь не сыграет соло.

ТВИКС

Мы отныне с тобой на равных.
Днём с огнём не отыщешь правды
В этом странном бою без правил –
Ты же, Господи, сам просил.
Я к тебе не приду с повинной,
Как с оборванной пуповиной,
У прозрения – запах винный:
По-иному – не хватит сил.

Во хмелю всё намного проще,
Только веру душа на ощупь
Не находит. Святые мощи –
Не спасение от потерь.
Но когда с обнажённой кожей
Выползаешь на свет безбожный,
Понимая: не выйдет позже –
Сгоряча не захлопни дверь.

В этом царстве – ни звёзд, ни терний.
Здесь экзамен сдают экстерном,
Выпивая по две цистерны,
На груди выжигая крест.
Я не знаю другой планетки,
Где ручные марионетки
Отдавались бы за монетку –
И похвален такой инцест.

Он уложит на стол любого.
Не хирург – искушённый повар,
Оглашая вердикт: «Game over»;
Мол, отмучился – подавись.
Ты в порыве сдираешь панцирь,
От сакральных устав экспансий,
А вдогонку тебе: «Не парься.
Сделай паузу – скушай «Твикс».

РЕВИЗИЯ

Стольный град. Вместилище всех иллюзий,
Где «хозяин жизни» – по жизни лузер,
И тебя, как шар, загоняют в лузу,
А в июле с неба – дождей десант.
Ты искал полжизни – ну с кем обняться?
Догорела вера в единство наций,
Но тебе останется восемнадцать,
Даже если стукнет за пятьдесят.

На помойку выброшен зомбоящик,
Ты устал от пьянок ненастоящих,
И какой-то бешеный звероящер
Из тепла тебя выгоняет в ночь.
В голове – обрывки забытых песен,
Мир людей в масштабах Вселенной тесен,
Ни к чему орать во всю глотку: «Здесь мы!» –
Тем, другим, наверное, всё равно.

Как летят часы на закате века…
Ты устал от их кругового бега,
Только мысль: «Остаться бы человеком!»
По привычной схеме бинтует мозг.
Омываешь веки прохладой улиц
И мечтаешь: «Только бы не проснулись…»
От густого воздуха сводит скулы,
Не имея гор, ты идёшь на мост.

Так бывает – переоценка хлама:
Что уже ни мама, ни Далай-лама
Не угасят жажды ошибок пламя,
И нирвана – хуже, чем просто смерть.
Под мостом издохнуть смешат угрозы,
Не слепит подержанных истин россыпь,
Ты раздумал вдруг становиться взрослым –
И смягчилась, дрогнув, земная твердь.

MY NEVERLAND

Осень. Вечная, серая, мёртвая осень.
И не хочется петь, потому что не просят.
И не хочется пить, потому что отбросы
Узурпируют сладкое слово «запой».
Брат, чего тебе надобно в здешних широтах,
Где безоблачно счастливы только уроды,
И корячится ночь в затянувшихся родах,
А метро так похоже на душный забой?

Здесь линялое, тусклое, хворое небо,
И четыре угла – сокровенная небыль,
Но не стоит о том, что задуматься мне бы
О поездке на юг. Там едва ли теплей.
Я стараюсь не помнить, ни кто мы, ни где мы,
Сочиняю легенды на вольные темы…
Ой, да брось ты – какая мы, к чёрту, богема?
Научиться бы лучше летать на метле.

Здесь поётся и пьётся и дышится залпом –
Так не слышен тлетворный удушливый запах.
Мне плевать, что прогнило – «совок» или Запад,
Просто хочется снега. В наличии – дождь.
Ну, кому мы нужны – хоть себе-то признайся –
Там, где глотки грызут за дешёвые яйца,
Где туземцы привыкли по жизни бояться,
И желательно, чтобы бесчинствовал вождь?

Но тебе не понять. Да и нужно ли это?
Возвращайся в своё безмятежное лето.
Я – останусь. Прогулки по берегу Леты
Иногда позволяют взглянуть свысока.
Хоть порою и хочется не просыпаться,
Я сжимаю горячие нежные пальцы.
У меня всё сложилось. А эти паяцы…
Леший с ними – недолго осталось скакать.