|
ОДЕССКИЙ
Ваш покорный слуга долго колебалась, приступая к этой рецензии, как будто примеривалась, решалась на что-то - и никак не могла решиться, ссылаясь (больше для самой себя) на занятость или временное отупение мысли. На самом деле, ей просто нечего было сказать. Рецензент оступился перед необычностью рецензируемого текста. В его руках (вернее, перед его глазами на компьютере) оказалось нечто, что можно увлеченно читать до двух ночи, забыв о докторской диссертации и размолвках с любимым, но при этом не находить точных терминов для обозначения и характеристики этого Нечто. Единственное пришедшее на ум слово: "Это Другое". Передо мной лежит - Другое. Другое по отношению к ряду скучных традиционных журналов классического типа, составляющих фундаментальную базу библиотечной литературы. Другое по отношению к гламурной литературе полупопсового-полупостмодерного жанра, которую в изобилии предлагает манерная литература клубного типа. Авторам предлагаемого журнала удалось достичь баланса между добротностью классики и легкостью современности. Именно в этом просвете нам бы хотелось начать не то, чтобы рецензию, а лишенную претензий на панегирики или хулу, "прогулку текстом" (выражение Ролана Барта) этого журнала. Остановка первая нашей прогулки: Единство. Журнал обладает безусловной концептуальной целостностью. Стройность изложения, согласованность одного с другим - особая черта любой системы. В классической системе "толстых" журналов единство было основой идеологически выверенной советской литературы. Но тогда единство - залог профессионализма и маститого подхода к искусству - оборачивалось трагедией унифицирующей тотальности - уравнительной стрижки инакомыслящих под главенствующие вывески "истинно прекрасного" или "истинно правдивого". Здесь же собирательная четкость концепции журнала как выражения картины мира литературной Одессы не исключает, а, наоборот, даже предполагает вариативную клумбу уникальных голосов. Казалось бы такие разные: кареглазая багровая русскость необычной экзотической по фамилии, архаической по поэтическому звучанию, Юлии Петрусевичюте - и нетороплива длинность сплиново-постмодерных вязей жесткой ультрасовременной Светланы Галкиной: одинаково созвучны своей экзистенциальной тоской. "Америка в Ираке", как она сама себя определила - гениальный авангардный поэт Женя Баранова - тоже здесь, в рубрике "Окоем" для победителей конкурса "Согласование времен-2010", - что особенно радует. Журнал печатает, как одесских, так и других российских и украинских писателей, сочетая свойственную духу "гению места" в стиле Петра Вайля патриотичность малой Отчизны и универсальную открытость миру культуры. Выходит, что в разных регионах и ментальных поясах проживают разные души, объединенные бердяевской "тоской по вечности". Остановка вторая нашей прогулки: Многообразие. Вариативная множественность журнала на первый взгляд кажется эклектизмом. Экзистенциальный с привкусом "Неверной жены" Альбера Камю абсурд драматичного "Брайтон блюза" (Валерий Бочков), женский психотерапевтический "American Dream", фрейдовская вариация "Москва слезам не верит", но без ожидаемого счастливого финала а ля "Всем сестрам по серьгам" в "Анне Волковой. Подвалы" (Виктория Колтунова), языческие архетипы напевной "Повести о Максимке боге" (Алексей Торхов)… Список можно продолжать, как и характеристики, но суть не в том. Все авторы журнала, как бы далеко друг от друга не стояли, о каком бы своем каждый не писал и как бы не разнились они по стилю, спаяны каким-то невидимым тонким чувством взаимности. Взаимности хорошего вкуса, что ли. В журнале нет непрофессиональных или бездарных авторов. Нет даже серых. Этим журнал отличается от "сборных солянок", кто подал, тот и попал, которыми изобилует современная пресса. Особенно, если это основано на коммерческих мотивах. Множественность, превращенная в рынок, а попросту, - в базар, - приводит к релятивации эстетических ценностей. Здесь имеем селекцию, что, слава Богу, только помогает индивидуальным цветам сохранять свой аромат - у кого-то броский и экстравагантный (Марк Эпштейн, Кирилл Ковальджи, Валерий Сухарев), у кого-то нежный и мудрый (Вера Зубарева). Я не хотела бы превращать прогулку текстом в отчет или историографию, изобилуя данью каждой фамилии. Интерпретируя текст, я выхватываю имена, которые, подобно бликам, отражают целостность феномена сияния. Особо радостно видеть поэзию Марины Матвеевой - это человек и поэт с большой буквы ММ, вдохновляющий и будоражащий: "Мне сотни лет. Я - женщина…". Мне показалась особенно интересной рубрика "Плаха" с обсуждением, включая конструктивную и деструктивную его стороны, статьи Леонида Костюкова "Любитель и другой". Сама формулировка статьи напомнила трактат философа Эманюэля Левинаса "Время и другой", и, хотя ваш покорный слуга не является, будучи поэтом, любителем критики и классификаций, предпринятая автором статьи типология образов писателей и пишущих показалась ему увлекательной и правдивой. Интересны и отзывы на эту статью. Особенно критическое замечание замечательно талантливой поэтессы (вернее, поэта, не в гендерном смысле феминизма, а в эстетическом плане крепкой мужской руки с пером) Жени Чуприной по поводу того, что истинный поэт вдохновляет и пэтэушника, и профессора славистики (яркий пример: Высоцкий). Соглашаясь в целом с вышесказанным (исключение - Цветаева: много ли пэтэушников ее переписывают на задние странички тетрадок?), могу сказать, что и журнал этот будет следовать принципу двойного кода и находить отзыв в массовых кругах как массовый, а в элитарных как элитарный. А что еще остается делать, если чинного перевозчика Харона бьют по голове веслом в интеллектуальной драматургии Сергея Главацкого и Евгении Краснояровой - верный пример постклассической игры с античным наследием по принципу интерпретации. Революция и Закон, свобода и ответственность, страх быть и мужество быть - неполный перечень поставленных, как в вышеупомянутой пьесе, так и в журнале, проблем и тем. Остановка третья: конечная, но без конца. Любую
прогулку текстом, как и прогулку лесом, можно прервать,
но не завершить. Всегда остается что-то, оставшееся в кустах,
в пещере, клад, содержащий тайну и побуждающий к новым приключениям.
Именно такое послевкусие осталось у меня после прочтения
(не линейного, и циклического и скачкообразного) этого журнала.
Заняв удачный проем между классической системностью единства
и неклассической вариативностью многообразия, журнал очаровывает
тем, что очаровательными являются не отдельные его тексты,
а само Очарование Литературой. В наши дни высокая литература,
особенно поэзия, рискует стать отсталым жанром, потому что
группа бодреньких библиотечных бабушек не в состоянии конкурировать
с куртуазной агрессией арт-клубов. Первые превращают слово
в ретроградное пугало сахарных виньеток, вторая - в брендовое
шоу "об этом". Отсюда - важная задача - вернуть
поэзии ее социальный бренд, которым она пользовалась в серебряном
веке и в шестидесятые. Мне кажется, данный журнал - первый
шаг на пути к реализации этой задачи. Пусть пока крохотный,
но труднее всего начать. Пятилетку за четыре года здесь
никто сдавать не собирается, смешить неистовством Высоких
Целей, на деле превращающихся в мелкие корпоративные склоки,
- тоже, но есть такая группа людей - сумасшедшие с идеями
Дон Кихота в больной голове - вот такие альтруисты, не наяривая
с выполнением общественных планов, просто так делают большое
дело. С Богом. Евгения Бильченко, г. Киев |
