АЛЕКСАНДР КАРПЕНКО
ПРОСТИ МЕНЯ, НЬЮТОН!
(Константин Кедров, Альберт Эйнштейн без формул. Собрание сочинений, том 7. –
М., Издательский дом Игоря Сазонова, 2024. – 188 с.)
Будучи студентом Константина Кедрова в Литинституте, я, конечно, знал о его увлечении физикой и философией Альберта Эйнштейна. Новая книга демонстрирует степень увлечённости Константина трудами великого физика.
Трудно переоценить влияние Эйнштейна на становление личности Кедрова. Пожалуй, без теории относительности кедровского инсайдаута могло и не быть. Поэтому интерес одного мыслителя к другому не случаен, невзирая на то, что основное поле деятельности Кедрова – поэзия, а Эйнштейна – физика. Константин достаточно профессионально разбирается в области квантовой механики, хотя много времени этому не уделяет. Понимание – свойство гениальных людей, которые схватывают всё на лету. «Скорость мысли больше скорости света», – говорит поэт. Как бывает у многогранных личностей, увлечения оказываются в тени основного рода деятельности. В этом Константин Кедров похож на Эйнштейна, который в часы досуга с удовольствием играл на скрипке.
«Альберт Эйнштейн без формул» – книга в высшей степени нестандартная. Это словно бы интервью наоборот, с комментариями. Текст составлен таким образом, что читателям порой сложно определить, кто говорит, Эйнштейн или Кедров, кто кого комментирует. Перед нами – пример неожиданного соавторства. Когда Альберт Эйнштейн ушёл из жизни, Константину Кедрову исполнилось всего 12 лет. Безусловно, писателю быть «на дружеской ноге» с физиком не зазорно. Тем более людям разных поколений. «Альберт Эйнштейн без формул» – синтез поэзии, науки, философии и религии. У Эйнштейна, как у древних греков, физика снова становится философией. Книга Константина Кедрова чем-то похожа на толкования трудов Аристотеля, сделанные христианскими богословами. Она воспроизводит процесс постижения истины, которым шёл в молодости сам Константин. Читая труды Эйнштейна, Кедров пришёл к открытию метаметафоры и инсайдаута. Это его истоки, и эта книга – дань благодарности великому физику и мыслителю. Тем же путём могут пойти и другие талантливые люди.
Что помогает важным для человечества мыслям выжить в веках? Высокий индекс цитирования. Например, Эйнштейн цитирует Шопенгауэра, Кедров цитирует эту же мысль Шопенгауэра, найденную в книге Эйнштейна, а я цитирую эту же мысль, найденную в книге Кедрова, уже отобранную Эйнштейном. Кедров цитирует у физика те же фрагменты, на которые обратил внимание и я. Мы находимся с ним на одной волне, ведь вдохновение тоже имеет волновую природу. Цитата ветвится, проходя через труды нескольких мыслителей. Вот что говорил Эйнштейн: «Как и Шопенгауэр, я, прежде всего, думаю, что одно из наиболее сильных побуждений, ведущих к искусству и науке – это желание уйти от будничной жизни с её мучительной жестокостью и безутешной пустотой, уйти от извечно меняющихся собственных прихотей».
Эйнштейн повторяет эту мысль в нескольких своих произведениях. Мы видим, что искусство и наука сходятся на поле реализации личностных амбиций. Но талант и тем более гений – не отменяются! Людей, жаждущих состояться, великое множество, а след в истории удаётся оставить единицам. Занятия наукой, как и сочинение стихов, способны придать жизни человека смысл. Они организуют, увлекают, сосредотачивают его на конкретной работе.
Далеко не каждый поэт интересуется физикой. Но сам интерес к космической физике помогает творческому человеку понять некоторые вещи, важные для общего развития. Константин Кедров пишет о парадоксе близнецов, один из которых отправился в космос. Если один близнец в возрасте 20 лет отправится в космос со скоростью, значительно превышающей земные параметры, то, пропутешествовав три года, он вернётся на Землю 23-летним. А встречать его будет брат-близнец 73 лет. Это положение не раз проверялось экспериментально, и эффект замедления времени по мере нарастания скорости сомнению не подлежит. Читая книгу Кедрова, я понял, на какую планету Солнечной системы человечеству стоит обратить внимание в поисках большей продолжительности жизни. Это Венера. Не Марс, а именно Венера. Почему, спросите вы. Дело в том, что орбитальная скорость вращения этой планеты вокруг Солнца превышает аналогичную скорость вращения Земли. А орбитальная скорость Марса, наоборот, уступает земной. Исходя из теории относительности Эйнштейна, время жизни удлиняется пропорционально увеличению скорости полёта.
Альберт Эйнштейн говорит о том, что современная ему физика по необходимости «забрела» на территорию философии. Такова бывает участь многих наук и искусств. Периоды, когда та или иная наука, то или иное искусство удовлетворяются собственным ареалом, перемежаются с временами, когда они активно забредают и на «чужую» территорию. Странно говорить, например, о том, что «Чёрный квадрат» Малевича принадлежит только живописи. Наоборот, парадокс заключается в том, что, может быть, живописи в нём гораздо меньше, чем эзотерической философии. Вот и теория относительности неожиданно забрела и в астрономию, и в философию, и, как показывает опыт Константина Кедрова, даже в поэзию. Книга Кедрова-Эйнштейна важна нам, прежде всего, как беседа с двумя умными людьми. В поэзии Константин Кедров всегда стремится к новому. Он шагает по непроторенным дорогам.
Эйнштейн изъясняет свои мысли, как заправский писатель. Он рассуждает о том, что цивилизованный человек счастливее, чем первобытный индеец. Во фрагментах Эйнштейна, отобранных Кедровым, прославленный нобелиат выступает и как философ. Его роль после открытия теории относительности – роль мудреца. Бывает полезно выслушать мудрого человека. «Перед Богом все мы одинаково умны, точнее, – одинаково глупы», – говорит Альберт. Казалось бы, какое дело обычному человеку до теории Эйнштейна? «Это дало такой толчок мысли, – пишет Кедров, – что уже через сто лет духовный мир человека изменился до неузнаваемости. Изменился сам человек, обретя неслыханную доселе свободу мысли». И это заслуга не только Эйнштейна, но и Коперника, и Джордано Бруно. «Пространство-время – это не что иное, как зримая вечность», – афористично говорит поэт. После Эйнштейна абсолютной осталась только скорость света в вакууме. Она постоянно одна и та же – 300000 км/с. И время, и пространство утратили свою абсолютность.
«Прости меня, Ньютон!» – написал Эйнштейн в своих автобиографических заметках (Ньютон переводится с английского как «новый звук»). Исаак Ньютон, в отличие от Эйнштейна, видимо, был не таким честным и порядочным человеком. Он присвоил себе идею Роберта Гука о всемирном тяготении, но не только не извинился перед своим английским коллегой, но даже ни разу не сослался на его труды.
«Альберт Эйнштейн без формул» – не только книга о серьёзном. Константин Кедров приводит шуточные эпиграммы английских писателей в переводах Самуила Маршака на физику Ньютона и теорию относительности Эйнштейна:
Был этот мир глубокой тьмой окутан.
Да будет свет! И вот явился Ньютон.
(Эпиграмма XVIII века)
Но сатана недолго ждал реванша.
Пришёл Эйнштейн – и стало всё, как раньше.
(Эпиграмма XX века)
Парадокс – идёшь к свету, продвигаешься вперёд – а тёмного и неизученного вокруг мироздания становится всё больше. Но отважных исследователей это не останавливает. Читайте Альберта Эйнштейна!
Оставить комментарий
Убедитесь, что вы вводите (*) необходимую информацию, где нужно
HTML-коды запрещены