АЛЕКСАНДРА ЮНКО

ОСТАНЕТСЯ СТРОКА

ВЕЛИКАЯ ТИШЬ

Ни ветра
ни вздоха
ни слова
такая великая тишь
лишь
словно иголкой сосновой
ты пёрышком тонким скрипишь

ни слова
ни звука
ни света
ты словно в колодце глухом
и тщишься дождаться ответа
да уши заложены мхом

ни звука
ни слова
ни вздоха
и горький отечества дым
разносит шальная эпоха
над бункером серым твоим

***

В нашем городе
землетрясения
бодрят
и сближают слои населения

есть о чём потолковать
чем поделиться
как добрыми новостями

вас качало а вас
не так чтобы сильно
но долго
а у нас на шестнадцатом этаже
амплитуда ого
не то что у вас
на девятом

В нашем городе
землетрясения
оживляют историческую память
густо заросшую сорняками

а вот в девяностом
когда ночевали на улице
жарили шашлыки
и танцевали под звездами

в 86-м была на сносях
и всё ждала
когда же начнутся роды
дочь родилась через месяц

77-й на юбилее в «Краме»
гул был такой
будто поверху шли танки
женщина билась в истерике
ползла по столу к выходу
скатерть в осколках
в крови
в коньяке
из гардероба исчезли шубы

перед войной
в 40-м
в ноябре
рушились здания
камни летели на голову
трещины по мостовой
бесновались собаки и кошки
чуя беду
а мы не догадывались
что нас ждёт

Бывало и раньше
но некому рассказать
только бумаги знают

В нашем городе
землетрясения
рождают свою мифологию

пьяный проспал всё веселье
и удивлялся
куда исчезли соседи

Люда – ты помнишь Люду? –
вынесла весь хрусталь
детей и мужа забыла

в одной семье
аккуратно сложили ценности и документы
степенно вышли
в исподнем

Постепенно всё затихает
люди ложатся спать
и только на тихой улочке
в одноэтажном доме
долго горит свет
а перед дверью снаружи
сидит под луной на стуле
молодая
простоволосая
кормит грудью младенца

ПОЭТ

Он проснулся, ещё не освоясь,
а вокруг растянулся пустырь,
бесконечный уродливый комикс,
где слова выдувают в пузырь.

Что он может? Не бог, не воитель –
умник, паинька, книжный червяк,
мастер снов и властитель наитий,
угодивший спросонья впросак.

Против китча любого обличья,
против пошлости, вбитой в виски,
он пехоту эпитетов кличет
и метафоры строит в полки.

Вышел в поле, прекрасен и страшен,
под шуршанье бумажных знамён!
Но никто не играет за наших –
все убиты, а тех легион.

И потонет бумажный кораблик,
самолётик застрянет в кустах…
Только он, оловянный солдатик,
одиноко стоит на часах.

УЛЕЙ

Мозг
растревоженный улей
гуденье нервное пчел
нарушен
налаженный ритм
ежедневной рутины

чужак ли вторгся
в родные пределы
или напал беспощадный
пчелиный грипп

первый за лето
пережили с трудом
второй
стал Катастрофой

много ересей
втайне никто
не верит
будто
сок цветов
превращается в мёд

и только матушка
в своей одинокой келье
молится
старому
Пасечнику с библейски
босыми ногами
и седой бородой до пупа
ПОМИЛУЙ НАС ОСПОДИ

ВЕСТЬ

1

не стану читать газеты
отказываюсь смотреть новости
отключу интернет

не хочу ничего знать
об этих ужасах

каждый осколок снаряда
попадает мне
в голову
в сердце
в солнечное сплетение

не могу
не читать
не смотреть
не знать

изрешетила меня
война
в дырах свистит
злой ветер

читаю читаю читаю
смотрю смотрю смотрю

слепну от боли

2

…когда целятся в грудь ребёнку,
чтобы не плакал,
и душат беременную,
чтоб не рожала,
когда бежит по траве живой факел
и поджигатель
глумится над мёртвым телом…
какое – к чёрту – искусство?!
небо необитаемо, бог
уехал на ПМЖ в другой космос,
чувства
атрофировались
и отпали, как хвост
примата,
культура,
деревенская дурочка,
отдаёт перезрелым сыром,
страницы книг,
плесневеющий хлеб,
склеиваются между собой,
хороня смыслы,
как старый склеп,
некому больше читать,
мир ослеп,
и сколько
ни пиши на заборе:
МЕНЕ ТЕКЕЛ ФАРЕС –
никто не заметит,
это всего лишь адрес,
здесь больше
никто не живёт, и весть
некому передать, почтальон
сдал свою сумку,
взял расчёт,
ушёл воевать,
не вернётся.

***

Пытает бессонница снова,
на правом, на левом боку,
и до половины шестого
забыться никак не могу.

Плыву сквозь обрывки дремоты
и вскакиваю впопыхах:
удавкой на шею намотан
давно перемолотый страх.

Попутчики дней и вокзалов
кричат сквозь помехи и шум:
я что-то им недосказала…
Скажу, напишу, надышу,

заштопаю рваные дыры
и новых, и старых потерь…

Из этого тёмного мира –
рывком за балконную дверь!

Плечами прижмусь наконец-то
к шершавому тылу стены.

Налей мне молочного света
в зелёный кувшин тишины.

***

Чернозём бессарабский
(щепку воткни – цветёт)
обращается в пыль,
и несёт её дальше ветер.
Урожай гниёт,
кручина гнёт,
глаза покрывает лёд.

В опустевшем дому
никому
никого не встретить,
только эху запомнилось:
прогибались полы
и стёкла от песен звенели…

Уронила на землю
тяжёлые гроздья
лоза.
Одинокое
в горьком пиру похмелье.
Улетели грачи.
Несжатая полоса.

***

За городской заставой холмы в осеннем,
синее небо выше и воздух чище.
В плащике тощем кто там бредёт, рассеян?
То ли сбивает орехи, то ли терновник ищет.

Для уха оглохшего и для души контуженной
лечебный режим, и вокруг тишина такая,
что на ветру звенит паутины кружево
да с опустевших крон листва стекает.

И, как снаружи, станет внутри просторно,
нет искушений, пока не придёшь с повинной, –
дадут на орехи, напялят венок из тёрна…
Торчат у дорог чёрные крестовины.

В этой копилке все времена и лета.
Трофеи везёт Геродот в каруцах тряских:
битые черепки днестровских гетов,
заржавленный пистолет,
сорванный эполет,
венецианский стилет,
скифский колчан,
подковы кобыл хазарских.

____

Александра Юнко (1953-2018) – поэт, прозаик, переводчик, литературный критик, журналист. Родилась и жила в Кишинёве. Работала в Доме-музее А.С. Пушкина, в газете «Молодёжь Молдавии», долгие годы сотрудничала с газетой «Русское Слово». Автор нескольких поэтических сборников, сборника эссе «Гадание на Пушкине». Последняя книга стихов «Слова на ветер» (2017) была издана по итогам конкурса и при финансовой поддержке Министерства культуры РМ. Стихи, проза, критические статьи были опубликованы в литературных изданиях Германии, Израиля, Канады, Молдовы, России, Украины, США.