ЕЛЕНА СЕВРЮГИНА 

ЧЁРТОЧКИ АВТОПОРТРЕТА
(Фамицкий А.О. minimorum /Андрей Фамицкий. – М.: Грин Принт, 2020. – 80 с.)

Андрей Фамицкий – один из тех поэтов, которые не стремятся быть многословными, информативно избыточными. Его стиль и даже поэтическое кредо – минимализм. Он по-хемингуэевски избирателен и строг по отношению к языку, и в этом следует традиции таких авторов, как Сергей Гандлевский, Олег Чухонцев, Феликс Чечик.

Игорь Дуардович, отождествляющий поэтику Фамицкого с традициями журнала «Арион», отмечает в «Вопросах литературы», что «в поэзии это был так называемый „лаконизм“ или лирическая миниатюра, некий архиживописный жанр, продолжающий модернистскую традицию поэзии и прозы XX века». Можно, конечно, говорить о влиянии журнальных канонов на стиль конкретного автора – однако, когда «Арион» закрылся, Фамицкий остался верен своему основному принципу – краткость изложения при ёмкости содержания. Как представляется, это не просто дань традиции, а часть художественного мировоззрения. Взять хотя бы книгу «minimorum» (в переводе с латинского означает «минимум») – на чёрном фоне обложки только имя автора и название. Остальное – внутри. Таким подходом к оформлению поэт сразу заявляет о себе и своей позиции. Он не собирается прятаться от своего читателя за красивыми масками и изощрёнными образами. Его слово – родниковая вода, абсолютная чистая и прозрачная, ничем не замутнённая.

Всё, о чём Фамицкий пишет – чёрточки автопортрета. Изящные, хотя при этом и нередко шитые суровой ниткой, штрихи судьбы человека, выросшего без родителей и научившегося с ранних лет самостоятельности поступков и суждений. Здесь тот самый случай, когда лирический герой и автор практически полностью совпадают. Поэтому всё, о чём написано в этой книге (включая переводы и коротенькие прозаические эссе), является правдой и предельным откровением. При этом совсем не обязательно рассчитывать на сочувствие читателя, да и цели такой нет. Зато есть цель совершенно другая – быть во всём честным, ни капли не лгать, то есть быть истинным поэтом. Достаточно восьми строк, скупых и ничем не приукрашенных – и автопортрет готов, и жизнь, в её самые узловые моменты, описана точно и достоверно:

фамилия отца
и матери могила
всё что осталось от
оставшегося от
не он меня растил
и не она молила
простить и тишина
бесшовный саван шьёт

И всё же одними фактами личной биографии Фамицкий не довольствуется – он мыслит в контексте эпохи или даже межэпохально. Он – носитель масштаба, для которого нет площади. Ему недостаточно самоопределиться в мире современной литературы, поскольку есть иной опыт, заставляющий оценивать и себя и других по гамбургскому счёту. Это опыт великих предшественников – Иванова, Мандельштама, Пастернака, Гумилёва, Ходасевича и т.д. Поэтому стихи, представленные в книге «minimorum», объединяют в себе как минимум две традиции – постакмеизм и постмодерн. С одной стороны – чистота и незамутнённость речи, с другой – обилие интертекста, позволяющего вступить в диалог с предшествующей культурой и осмыслить её по-новому. Поэту необходимо постоянно ощущать себя в духовной связке времён, чтобы мерить собственные творческие усилия вневременной меркой. Вырастающий из лаконичных строк образ Гамлета-Живаго очень ярко характеризует его мировоззрение:

все прожекторы на меня
или прожектора не важно
потому что прошу огня
потому что живу бумажно

потому что ищу века
а на подступах скользко склизко
потому что ты далека
потому что я очень близко

Так свежо и так искренне звучат эти строки, а вот оговорочка в начале, сделанная как бы между прочим, бессознательно, лишний раз выдаёт в авторе человека, скрупулёзно работающего со словом. «Каждому слову в тексте должно быть строго отведено своё место», – такую мысль как будто бы хочет донести до нас Фамицкий своим творчеством. И это та грань его поэтического «я», которая добавляет важные штрихи к общему портрету: безусловно, перед нами человек в высшей степени интеллигентный, эрудированный, скромный (об этом можно судить хотя бы потому, что значительная доля книги состоит из переводов текстов других авторов).

Но в тщательном, чуть ли не дотошном, выборе имён современников, которых автор книги считает своими учителями, ещё больше раскрывается его собственная творческая натура, не приемлющая ни малейшей доли фальши, неискренности.

«Поэт должен быть беспощаден к самому себе», – заявляет Фамицкий в одном из своих интервью. И всей своей дальнейшей деятельностью доказывает, что это не просто красивые слова. И его книга – тому подтверждение. С первых страниц явственно ощущается настроение автора – оно тревожное, даже язвительное, на грани с ожесточённостью. И в какой-то момент становится понятно, что ожесточённость эта лишь отчасти связана с какими-то внешними факторами, либо с культурной ситуацией в целом. Автору плохо от неудовлетворённости собственной деятельностью – он непрерывно пребывает в поиске какого-то идеала – «клео, акме и пары строк», которые оправдали бы его присутствие на этой земле. Но нередко всё заканчивается пустыми усилиями, и странствующий Одиссей превращается в беспомощного маленького мальчика, потрясающего игрушечным картонным мечом в борьбе за истину. Отсюда злоба бессилия и бесконечная досада на самого себя, не способного соответствовать масштабам вечности:

поэзия шептала: «к бою»,
и я хватал картонный меч.
я думал, что чего-то стою,
ну, надо ж было в землю лечь.

и вот лежу и в ус не дую –
как есть поэт, ни дать ни взять.
и знаю истину святую,
но не успел её сказать.

Но это самоуничижение и самоирония граничат с перфекционизмом истинного творца, которого не устроит относительно хороший результат – здесь нужно либо всё, либо ничего. Поэтому в числе избранных – Гандлевский, «лучший поэт современности», и поэтому – нелюбовь к любому конкурсному (даже лицейскому) формату: «единственный лонг- и шорт-лист, который стоит принимать в расчёт – список на выбывание». Всё остальное для Фамицкого – игра в песочнице, отношение к жизни и творчеству не имеющая.

Все ли чёрточки автопортрета мы перечислили? Думается, что не все – по крайней мере, следует назвать ещё одну, существенно важную, о которой также пишет в своей рецензии на «minimorum» Ярослав Пичугин. Говоря о разноплановости книги, в которой только два раздела посвящены стихам Фамицкого, а остальные представлены переводами и эссе, Пичугин отмечает, что это «своеобразная визитная карточка Андрея, заявляющая, что он не просто поэт, но и переводчик, и культуртрегер».

Это исключительно ценное наблюдение, поскольку настоящий, большой поэт обречён на вырастание из границ собственного творчества. Он становится более внимательным и чутким к другим голосам, в том числе, к голосам своих талантливых современников. Подвижничество и культуртрегерство в нынешний век являются бесспорным доказательством того факта, что автор состоялся. Причём настолько, что готов оказать помощь другим, не менее талантливым, но менее известным собратьям по перу.

Заключительная часть книги, в которой содержатся четыре небольших эссе Фамицкого, даёт читателю очень ценную информацию о нём. В частности, мы узнаём о близких друзьях и соратниках поэта, о том, почему он уехал в Москву из родного Минска и почему не хотел изначально участвовать ни в каких премиях, включая «Лицей». А в эссе, посвящённом Петербургу, есть указание на редакторскую деятельность Андрея и на его сотрудничество с выдающимися современными поэтами: «По делам Текстуры встречались с Валерием Черешней и Владимиром Гандельсманом».

Каков же итог знакомства с новой книгой двуязычного, русского и белорусского, поэта? Он очевиден: все штрихи к портрету собраны, и дают более чем исчерпывающее представление о его обладателе. Это личность значительного масштаба, которой мало границ собственной эпохи и мало поэзии как рода деятельности: важно попутно ещё решать насущные вопросы литературы, культуры и в целом нации. Возможно, сам Андрей, в силу своей скромности, и не согласится с подобным утверждением, но, как говорится, со стороны всегда виднее. Нет сомнений в том, что на «стёклах вечности» останется и его тёплое дыхание, ритм которого уловит вновь прибывший поэт:

подбирается время к твоим часам
хищно смотрит на циферблат
мы вот так же собраны по частям
просыпаешься ночью и сам не рад

запотевшеё стёклышко протереть
а замёрзшее продышать
потому что всё что случится впредь
нужно видеть не хочется продолжать