ГАЛИНА КОРОТКОВА

СЕМЕЙНЫЕ РЕЛИКВИИ
рассказ

В детстве бабушка любила повторять мне одну фразу: «Запомни, внученька, золото и украшения, которые хранятся в семье, можно продавать только в случае крайней необходимости. И никакого обмена на тряпки или модные вещи – это исключено!».

Пережившая две мировые войны и одну мировую революцию, бабушка знала о свойствах драгоценностей всё! Она отлично помнила, как в середине 20-х годов прошлого века она с мамой ходила в магазин, похожий на большой склад, где за роскошное жемчужное ожерелье им выдали бутылку постного масла, небольшой мешок муки, пакет перловой крупы и несколько кусков хозяйственного мыла. Склад принадлежал американскому бизнесмену Арманду Хаммеру, который бойко выменивал у голодных жителей разорённой страны бесценные предметы искусства, антиквариат, меха и уникальные драгоценности на минимальный набор продуктов питания. Этот ловкий заокеанский «благодетель» стал при жизни почётным доктором двадцати пяти университетов и отошёл в мир иной с французским орденом Почётного легиона на груди.

В начале прошлого века, когда японцы ещё не научились выращивать жемчуг искусственно, а за каждым драгоценным зёрнышком полуголым ловцам приходилось нырять на изрядную глубину, такое украшение стоило целое состояние. Но в ту страшную зиму прабабушкино ожерелье помогло спасти от голодной смерти всю семью.

«Украшения можно не только выменять на хлеб, но в критической ситуации выкупить себе жизнь!», – учила меня бабушка. В подтверждение своих слов она рассказала мне полную драматизма историю, которая произошла на её глазах в послевоенные годы.

У бабушки была близкая подруга Лиля, которая скромно жила в крошечной квартирке на Молдаванке вместе с отцом и полуслепой сестрой Полиной, которую все звали тётя Поля. Ах, эти прелестные молдаванские дворики, так подробно описанные Бабелем и воспетые Паустовским! Представьте себе небольшой двухэтажный дом буквой «П» из медово-жёлтого пиленого ракушника, с крышей из тёмно-красной «марсельской» черепицы и ажурными коваными воротами, которые закрывались ночью на огромный амбарный засов. По всему внутреннему периметру второго этажа шла просторная деревянная галерея, густо увитая виноградом, куда выходили не только окна, но и двери всех квартир. Попасть туда можно было по старинной чугунной лестнице, такой музыкально-гулкой, что бесшумно подняться наверх было практически невозможно. Летом вся жизнь дома сосредотачивалась именно на этой галерее и во дворе. Душными летними ночами жильцы дружно покидали свои комнаты, чтобы спать на ватных матрасах на галерее или скрипучих порыжевших от времени раскладушках посреди двора. Днём хозяйки выставляли на галерею грубо сколоченные табуретки. С утра и до позднего вечера там шипели блестящие медные примусы. Варить летом борщ, уху или жарить бычки «у помещении» было не принято! Словом, не двор, а огромная коммунальная квартира, где все её обитатели – невольные свидетели самых интимных подробностей жизни соседей.

В глубине двора имелись обширные погреба – «мины», вырытые ещё в те легендарные времена, когда контрабандисты прятали там бочки с итальянским вином и греческим оливковым маслом, тюки турецкого табака и французских кружев. Бандиты, доморощенные революционеры и анархисты устраивали в погребах целые склады с оружием и боеприпасами. Сложная система ходов и тоннелей соединяла «мины» с городскими катакомбами. Зная их расположение, можно было без труда пробраться на морское побережье, или выйти далеко за город в безлюдную степь.

Вот в таком молдаванском дворике родилась и выросла Лиля. Она с успехом окончила медицинское училище и поступила на работу в одну из городских больниц. В самом начале войны молодую медсестру перевели работать в военный госпиталь. Когда немцы стали бомбить город, а в окопы на линии обороны можно было доехать на трамвае, Лиля вместе с коллегами-медиками сутками вывозила тяжелораненых бойцов в порт. Оттуда суда уходили в Крым и Новороссийск. Сама Лиля уезжать не собиралась. Ей было страшно оставлять беспомощную Полину и спивающегося отца-художника. Это была официальная версия её отказа эвакуироваться вместе с отступающей армией на восток. Существовала ещё одна серьёзная причина, по которой Лиля осталась в городе. Но об этом знали всего несколько человек. Буквально с первых дней оккупации в Одессе начал действовать подпольный штаб антифашистского сопротивления.

Лиля как ни в чём не бывало вернулась на работу в больницу. Полина по мере сил занялась домашним хозяйством, а отец неожиданно бросил пить и с головой погрузился в творчество. Он рисовал неплохие копии с полотен известных художников, вроде Куинджи «Лунная ночь. Дарьяльское ущелье» или «Большая вода» Левитана. Румыны охотно меняли его картины на мясные консервы из солдатских пайков и ворованный на немецких складах керосин.

Тот холодный октябрьский день 41-го года Лиля запомнила на всю оставшуюся жизнь. Оккупанты гнали по городу длинную колонну серых от страха полуодетых людей. Женщины, старики, дети шли молча. Тишину нарушало только зловещее шарканье тысяч ног да бряцание оружия румынских конвоиров, которые сопровождали колонну. Жители домов, мимо которых текла эта немая человеческая река, с ужасом смотрели на нескончаемый поток обречённых на смерть людей. Это евреев вели за город, где их расстреливали и сбрасывали в противотанковые рвы, вырытые в середине лета во время обороны города. Многих загоняли в сараи, обливали керосином и сжигали заживо…

Вместе с двумя соседками Лиля стояла на обочине, не в силах повернуться и уйти. Вдруг в этой скорбной людской толпе она заметила молодую рыжеволосую женщину с девочкой лет семи. На лице несчастной матери было такое дикое отчаяние, что Лиля содрогнулась от жалости и собственного бессилия. Внезапно идущий впереди старик споткнулся и упал. Движение колонны приостановилось. К старику тут же подскочил конвоиры. Солдаты начали избивать беднягу прикладами винтовок, заставляя подняться.

…Всё произошло в считанные мгновения. Рыжеволосая женщина с силой толкнула девочку прямо Лиле в руки, и, не оглядываясь, быстро пошла вперёд. Лиля инстинктивно прижала дрожащего ребёнка к себе, ловко закрыв краем широкой шали. А обе соседки, не сговариваясь, сделали шаг вперёд, загородив собой Лилю и малышку. С величайшей предосторожностью Лиля привела ребёнка домой. Вместе с Полей они решили сначала выкупать девочку и переодеть в чистое, ведь на ней были жалкие обноски. Румыны отбирали у обречённых на смерть всё, включая одежду. И тут женщин ждал сюрприз. На шеё у ребёнка на прочном шнурке весел маленький кожаный мешочек. Лиля высыпала его содержимое на стол – несколько массивных золотых колец, тяжёлая витая цепочка от часов, три золотых царских монеты и шестиконечная звезда Давида, украшенная россыпью мелких бриллиантов.

– Несчастная мать заплатила тебе, чтобы ты спасла её дитя, – тихо сказала тётя Поля и обе женщины расплакались.

Всем, кто осмелился прятать евреев, грозил расстрел. К чести соседей, на Лилю не донёс никто, хотя в городе было предостаточно негодяев, которые регулярно «стучали» в румынскую Сигуранцу. Ради возможности занять чужую комнату, поживиться чужим имуществом или отомстить за старую обиду. Спасённая девочка осталась в семье Лили. Для всех она была дочерью её погибшей при бомбёжке двоюродной сестры из Аккермана, о чём имелась искусно изготовленная в подпольной типографии справка. Все звали девочку Ритой, хотя настоящее имя её было – Рахель.

– Запомни, детка, – твердила Лиля, – тебя зовут Ри-и-та!.. А я твоя тётя Лиля…

Как выжить в оккупированном городе – это тема для отдельного рассказа. Работая в больнице, Лиля доставала продукты, медикаменты, гражданскую одежду и передавала подпольщикам, прятала в глубине двора партизанского связного и помогала известному в городе хирургу оперировать раненых советских солдат, которых прятали в катакомбах.

А потом наступил апрель 44-го года. Жизнь в освобождённом от фашистов городе стала постепенно входить в мирную колею. Возвращались из эвакуации соседи, на улицах города появились раненые бойцы, приехавшие в санатории для лечения, спешно восстанавливали разрушенные причалы порта. В том году удивительно рано зацвела знаменитая белая акация. Её хмельной аромат кружил голову, наполнял городские улицы душевным праздничным настроением. Лиля решила в свой выходной день вымыть окна и постирать шторы. А тётя Поля вместе с Ритой устроилась на галерее, чтобы почистить на обед картошку. Сосед инвалид, опершись на костыль, грелся на солнышке и неторопливо играл сам с собой в шахматы.

Лиля не сразу заметила коренастого молодого офицера с пыльным вещмешком на плече. С потерянным видом военный вошёл во двор, огляделся, тяжело вздохнул…

– Товарищ капитан, вы кого-то ищете? – участливо спросил сосед. Офицер не успел ответить. На весь двор прозвучал отчаянный детский крик:

– Папа!!!

Громко стуча босыми пятками по чугунной лестнице, к капитану кинулась маленькая Рита-Рахель. Офицер рывком сбросил вещмешок на землю и подхватил девочку на руки. Они замерли посреди двора, крепко обхватив друг друга руками, словно альпинисты, зависшие над бездонной пропастью, в которую рухнула и исчезла навсегда их довоенная, спокойная и счастливая жизнь.

Капитана накормили жареной картошкой, напоили чаем. Рита сидела рядом, вцепившись в рукав отцовской гимнастёрки, словно боялась, что он может внезапно исчезнуть.

– Как вы нас нашли? – не скрывая удивления, спросила Полина.

Капитан помолчал, вытащил из кармана пачку папирос, повертел в руках, сунул обратно, смущённо кашлянул, прикрыл глаза ладонью и, наконец, ответил:

– Можете не верить, но несколько раз мне снилась жена… Она уверяла, что ей удалось спасти нашу дочь… Откровенно говоря, я не надеялся… мистика какая-то. …Простите, я выйду… покурю…».

На следующий день капитан возвращался на фронт. Его короткий отпуск заканчивался. Перед отъездом он записал Лиле адрес своей сестры, которая до войны жила в Виннице, но летом 41-го года успела эвакуироваться в Ташкент.

– Спасибо вам за всё, – прощаясь, сказал капитан, – Даже не знаю, смогу ли отблагодарить вас…

– Сможете! – попыталась пошутить Лиля. – Выиграйте для нас войну…

Лицо капитана стало серьёзным и очень грустным.

– Я обещаю…

Осенью 45-го года за Ритой приехала её родная тетка из Винницы. Она привезла скорбную весть – отец девочки погиб в конце мая под Веной. Лиля попыталась уговорить женщину не забирать Риту.

– Этот ребёнок – всё, что у меня осталось, – со слезами на глазах объяснила женщина. – Обещаю вам, мы никогда не забудем вашу доброту…

Лиля перестирала и тщательно погладила Ритины вещички, аккуратно сложила всё в узелок и неожиданно засуетилась.

– Постойте! Заберите ещё вот это…

Она достала кожаный мешочек, принялась смущённо объяснять:

– Пришлось продать одно кольцо, чтобы купить дрова. Уж очень холодная зима выдалась в 42-м году…

– Нет-нет, что вы! Оставьте себе… Вы заслужили…

В женский спор неожиданно вмешался Лилин отец.

– Мадам, – торжественно сказал старик, – за кого вы нас имеете? Заберите ваши сокровища. Это же семейные реликвии. Риточка скоро невестой станет. Для девочки – это память о матери и готовое приданное…

Рита уехала, и жизнь Лили потекла своим чередом.

Вскоре в соседнюю пустующую комнату на втором этаже вселился новый постоялец Аркадий Степанович – солидный мужчина лет сорока, с нашивкой за ранение и широкой орденской планкой на полувоенном кителе. С собой он привёз две подводы серьёзного имущества – железную кровать, резной комод, массивный стол, ящики с книгами и посудой, трофейный патефон и портрет Сталина в тяжёлой резной раме. Любопытные соседки выяснили, что Аркадий Степанович холост и работает завхозом в одном из санаториев города. Новый жилец был обаятелен, подтянут, охотно угощал соседей папиросами, утром благоухал одеколоном «Шипр», а по воскресеньям любил сидеть на галерее и читать свежую газету. Словом, положительный во всех отношениях персонаж и завидный жених. Впрочем, новый сосед имел одно увлечение, заинтриговавшее всех.

Как-то раз тётя Поля, осторожно спускаясь по лестнице, столкнулась с Аркадием Степановичем, за которым робко шла молодая незнакомая женщина.

– Вот, встретил старинную приятельницу, пригласил на чай, – объяснил Аркадий Степанович, помогая женщине преодолеть последнюю ступеньку. Закрыв за собой дверь, Аркадий Степанович включил патефон. Старый молдаванский двор наполнился популярной по тем временам мелодией танго «Брызги шампанского».

…Потом в гости зашла бывшая одноклассница, сотрудница по работе, подруга детства, троюродная сестра из Киева. Три-четыре раза в неделю соседи получали бесплатный концерт и богатую пищу для сплетен. Блондинки, брюнетки, в основном молодые женщины – у Аркадия Степановича был отменный вкус! Кстати, ни одна женщина не приходила дважды. Среди жителей двора время от времени возникали серьёзные дискуссии на тему морали. Неутомимый Аркадий Степанович имел яростных сторонников, которые приводили серьёзные аргументы в его защиту. После войны молодых неженатых мужчин катастрофически не хватало. Для многих одиноких женщин такой мимолётный «санаторный роман» был единственным способом получить свою крошечную порцию женского счастья.

В самом конце лета у Аркадия Степановича появилась новая пассия. Симочка была из породы тех женщин, которые привлекают внимание абсолютно всех мужчин, включая грудных младенцев и парализованных старцев. Длинноногая, с отличной фигурой, атласной кожей и копной смоляных кудрей, она, благодаря острому на язык соседу инвалиду, получила прозвище Кармен. К всеобщему удивлению Кармен пришла на следующий день. А потом стала являться регулярно. Она угощала детишек во дворе леденцами, а к Лиле прониклась особой симпатией, подарив французский шёлковый шарфик и плитку настоящего шоколада московской фабрики им. Бабаева.

Тёплым воскресным утром, когда все жители дома неспешно занимались домашними делами, Аркадий Степанович вместе с Симочкой вышел на галерею. Его белоснежная рубашка и тщательно отутюженные брюки привлекли всеобщее внимание. Сияющая Сима в новом крепдешиновом платье была неотразима.

– Внимание, товарищи! – громко сказал Аркадий Степанович. – Хочу в вашем присутствии сделать важное заявление!

Тут он по-гусарски опустился на одно колено, взял узкую руку Кармен в свои широкие сильные ладони, и торжественно объявил:

– Многоуважаемая Серафима Юрьевна! Предлагаю вам свою руку и сердце. Я люблю вас и не мыслю своей жизни без вас…

Все закричали «Ура!» и зааплодировали. Аркадий Степанович вытащил из кармана маленькую коробочку и торжественно вручил своей розовой от смущения невесте.

В коробочке лежала роскошная брошь. Золотой жук-скарабей с бирюзовой спинкой держал в золотых лапках шарик из бледно-розового коралла.

– Семейная реликвия, – потупившись, объяснил Аркадий Степанович. – Единственная память о покойной матушке… Вещь уникальная!

Соседки восхищённо заохали, а Симочка почему-то побледнела и, сославшись на неотложные дела по случаю предстоящей свадьбы, вскоре ушла. Аркадий Степанович, казалось, не заметил столь стремительного бегства своей возлюбленной. Он был занят организацией традиционного мальчишника, с домашним вином, обильной закуской и, конечно же, танцами под патефон. Праздник длился до глубокой ночи. А рано утром к Аркадию Степановичу пришли с обыском. Лилю и соседа-инвалида пригласили в качестве понятых. В тот же день бледная Лиля прибежала к моей бабушке. Всхлипывая и вытирая тыльной стороной ладони слёзы, Лиля залпом выпила стакан воды с валерианой и начала свой рассказ.

Их было четверо – рослый мужчина в штатском, местный участковый и ещё два милиционера, один из которых остался на галерее, загородив входную дверь.

– Вчера в присутствии свидетелей вы подарили это ювелирное изделие гражданке Полянской? – спросил человек в штатском, вытаскивая из кармана скарабея. Аркадий Степанович, в шёлковой пижаме, слегка опухший от вчерашнего застолья, спокойно кивнул головой.

– Всё верно. Эта семейная реликвия принадлежала моей покойной матери…

– Как её звали?

– Пелагея Васильевна… Я не понимаю, к чему эти странные вопросы?

Мужчина повертел жука в руках, ловко поддел что-то пальцем. С тихим щелчком зеленовато-голубая спинка скарабея раскрылась, словно два крошечных лепестка.

– Здесь написано «Ребекка»,– насмешливо сообщил мужчина в штатском и показал надпись обоим понятным.

– Ну да… так звали мамину подругу, которая сделала ей этот подарок, – не моргнув глазом, нашёлся Аркадий Степанович.

– Начинайте обыск! – последовала команда.

Лиля отвернулась к окну. Ей было мучительно неловко смотреть, как выворачивают ящики комода, роются в чемоданах, простукивают подоконники и внимательно изучают крашеный коричневой краской пол. Аркадий Степанович сидел на стуле под портретом Сталина и невозмутимо наблюдал за происходящим.

– Встаньте и отойдите в угол! – вдруг скомандовал ему человек в штатском. Только тут Лиля заметила, что у внешне спокойного соседа на висках выступили капли пота. Участковый осторожно снял портрет, а человек в штатском подошёл к стене и стал пристально рассматривать обои.

– За портретом в стене нашли тайник. В нём было спрятано семнадцать мешочков, около килограмма золота! – прошептала Лиля и опять заплакала. – Семнадцать! Ровно столько малышей загубил этот мерзавец…

Позже участковый рассказал, что такие, как Аркадий, специально охотились за детьми с мешочками на шее. Они отбирали золото, а ребёнка толкали назад в колонну или приводили на следующее утро в Сигуранцу. Прошлой зимой прямо на улице Аркадия опознала женщина, но ему удалось выпутаться. Он понял, что нужно срочно уезжать из города. Однако получить легальную прописку в другом месте по тем временам было невозможно. И тогда этот подлец придумал простой как всё гениальное план. Он решил срочно найти себе жену. Причём женщину из уважаемой семьи со связями и особым статусом. Сима Полянская – дочь московского профессора казалась идеальной кандидатурой. Одного не мог знать Аркадий. Её дед был известным до революции одесским ювелиром, который на совершеннолетие каждой дочери, а их у него было пять, изготавливал особый подарок-талисман. Жук-скарабей достался Ребекке – самой младшей, которая изучала историю и мечтала стать египтологом.

Каждое лето Сима специально приезжала в Одессу. В семье очень надеялись, что кому-то из одесской родни удалось спастись…

– А если бы этот гад подарил Симе банальную цепочку? Спокойно бы уехал, затерялся в столице, – покачала головой моя бабушка.

– Да, но желание произвести на невесту впечатление сыграло с Аркадием злую шутку. Кстати, мы так и не узнали его настоящего имени. У него всё было фальшивое – и награды, и нашивка за ранение…

В конце шестидесятых после смерти отца и тёти Поли Лиля осталась совсем одна. И тут в старом дворе на Молдаванке появилась Рита, которую жизнь занесла в далёкий Новосибирск.

– Тётя Лиля, собирайся! – решительно заявила молодая женщина. – Будешь жить с нами. Мне невыносимо думать, что ты в четырёх стенах здесь сидишь. У вас же здесь даже телефона нет! Про горячую воду я вообще молчу…

– Риточка! – с сомнением покачала головой Лиля, – Не хочу быть тебе обузой на старости лет…

У Риты в глазах заблестели слёзы.

– Тётечка, родная, ближе тебя у меня никого нет! Я так и сказала детям – ждите, скоро привезу вашу одесскую бабушку…

Перед отъездом Лиля принесла нам подарок – копию с картины Куинджи «Лунная ночь. Дарьяльское ущелье»:

– Понимаю, что картина никакой ценности не представляет. Просто будете смотреть на неё и иногда вспоминать обо мне…

Теперь «Лунная ночь» висит над моим рабочим столом. Некоторое время назад я обнаружила, что поверхность картины стала как-то странно выгибаться. Пришлось тащить её к знакомому художнику-реставратору.

– Откуда сей шэдевр? – насмешливо спросил Толик, рассматривая «Лунную ночь». Помолчав, он добавил, – А знаешь, очень даже неплохо… кто писал?

– Так, один бабушкин знакомый… он давно умер…

– Ладно, оставляй, попробую что-то сделать…

К моему удивлению, Толик позвонил в тот же вечер и возбуждённо проорал в трубку:

– Слушай, подруга! Продай мне Куинджи! За любые деньги!

– Чего это вдруг? – насторожилась я.

– Это же уникальная картина! Я такого никогда не видел! Представляешь, она написана не на холсте, а на куске медицинской марли, на которую мучным клейстером наклеены одесские газеты времён немецкой оккупации. За большие деньги показывать её буду…

– Не могу! – твердо ответила я.

– Почему?

– Это семейная реликвия…

ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ ОДУВАНЧИКОВ
рассказ

Многие по простоте душевной думают, что на склоне лет люди становятся малоактивными. Однако внешность некоторых седовласых старцев или старушек в ситцевых платочках бывает обманчива. Под маской простодушного божьего одуванчика порой скрываться настроенный по-боевому пенсионер, у которого и отменно сухой порох в пороховницах, и не запудренный старческим маразмом мозг. Некоторым престарелым гражданам пыльные скелеты в шкафу или яркие воспоминания о бурной юности не дают угомониться. Подозреваю, что многие из моих читателей регулярно сталкиваются с такими шустрыми личностями, которых голыми руками не возьмёшь. Гулять с внуками, вязать носки или ездить на рыбалку им не интересно. Поэтому у меня возникло настойчивое желание как-то систематизировать и описать этих персонажей. Старичков-бодрячков я разделила на несколько категорий: почти криминальные, коррупционные и юношески бесстрашные. Постараюсь привести несколько наиболее ярких примеров.

Итак, история первая, которая произошла на моих изумлённых глазах. В нашем славном городе имеется замечательное общегородское развлечение – шестикилометровая Трасса Здоровья, которая тянется вдоль побережья и связывает два сакральных места – пляж Ланжерон и пляж Аркадия. Вначале это была извилистая пыльная тропинка среди колючих зарослей акации и дикой маслины. Постепенно дорожку стали расширять и обустраивать. Появились фонари, лавочки, велодорожки и, конечно же, незатейливые общественные туалеты типа сортир с традиционными М и Ж на дверях. Со временем сии заведения пришли в полнейшую негодность и тогда горсовет принял решение построить вдоль трассы платные отхожие места с умывальниками, туалетной бумагой и душистым мылом. Брать плату за вход, следить за чистотой и беречь имущество от вандалов пригласили пенсионеров. От желающих не было отбоя. Ещё бы! На каком ещё рабочем месте позволено разгадывать кроссворды или читать Агату Кристи? В качестве бесплатного бонуса – приятный морской бриз и возможность сходить окунуться в море, повесив на дверях табличку «Санитарный час».

В один прекрасный день моя соседка Татьяна с гордостью сообщила, что смогла по великому блату пристроить свою пожилую свекровь Веру Ивановну смотрителем туалета на трассе. Баба Вера – маленькая худенькая дамочка, не то бывшая балерина, не то цирковая гимнастка, ходила в детских сандаликах, шляпке с перышком и любила посидеть во дворе на лавочке с томиком Блока на коленях.

– Какая разница, где ей сидеть. А тут работа в десяти минутах ходьбы от дома. Лишняя копеечка в семье не помешает! – радостно заявила Татьяна.

Лето в тот год выдалось особенно жарким. Одесситы старались при малейшей возможности сбежать на море. На городских пляжах наблюдалось вавилонское столпотворение. В один из воскресных дней я с сыном тоже решила сходить искупаться.

– Вы на пляж? – спросила Татьяна, с которой я столкнулась во дворе, – Пожалуйста, занесите бабе Вере покушать! Я тут стирку затеяла, некогда мне…

Мы взяли пакет с бутербродами, маленький термос и отправились выполнять просьбу соседки.

Вверенный заботам бабы Веры туалет весело белел сквозь заросли дикой маслины. Перед входом топталась небольшая очередь. Народ был в основном в плавках и резиновых тапках. Мы отдали бабе Вере пакет и уже собрались уходить, когда откуда-то сбоку явился бритоголовый браток, похожий на огромный шкаф. Его загорелый накаченный торс, руки и даже ноги были разукрашены диковинной татуировкой – на груди огромное распятие, на спине и плечах церковные купола, а на коленях восьмиконечные звёзды. Не обращая внимания на очередь, мужик встал у самой двери и сквозь зубы прорычал тощему подростку с облупленным носом:

– За мной будешь!

Неожиданно маленькая худенькая Вера Ивановна с балетной лёгкостью спрыгнула со своей табуреточки, решительно подскочила к нахалу и, глядя на него снизу вверх, крикнула:

– А ну, встал в очередь!

– Чего-о-о? – нехорошо усмехнулся браток, с брезгливым удивлением рассматривая старушку.

И тут произошло совершенно невероятное событие. Верочка начала говорить. Её голос звучал тихо и очень спокойно. При этом она в упор, не мигая, смотрела на мужика. К своему удивлению я не могла уловить смысл её монолога. Это был какой-то другой русский язык, со своими диковинными оборотами речи и скрытым от ушей непосвященных подтекстом! Расслышала лишь знакомое слово «шлимазл», что в переводе с одесско-еврейского означает «конченный придурок»…

Браток испуганно попятился. На его туповатой физиономии застыла гримаса недоумения. Наконец он смиренно попросил:

– Мать, прости засранца!

– Деньги не забудь заплатить, идиёт! – напомнила Вера Ивановна.

Мужик послушно поплёлся в конец очереди.

Вечером, сгорая от любопытства, я постучала в дверь к соседям.

– Вера Ивановна, вы сегодня поразили меня своим знанием воровского жаргона! Откуда, если не секрет.

– Секрет! – хитро прищурилась старушка. – Могу только процитировать товарища Сталина, который говорил: – Чтобы победить врага, нужно знать его язык!

А теперь История Вторая. Про взяточников, или как их принято сейчас называть – коррупционеров. Что здесь интересного, спросят мои читатели. Мздоимцы существовали ещё во времена египетских фараонов и Римской империи. Один дал, другой взял – схема весьма примитивная. Сюжет подсказал родственник, который учится в одном из ВУЗов нашего славного города, поэтому для конспирации назову его Максимом. Не секрет, что нынешние студенты сдают сессию не всегда честно. Разгильдяи и лоботрясы охотно платят за зачёты и экзамены, покупают курсовые и даже дипломы.

Перед самым новым годом Максим заскочил к нам в гости и с порога попросил одолжить денег.

– Взятку нужно дать, – мрачно признался он. – Не получается сдать зачёт по статистике. Декан пригрозил отчислением. Предки не знают, поэтому к вам пришёл…

По словам Максима, статистику в их институте читает пожилой и невероятно занудный доцент, у которого на лекциях от скуки мухи дохнут. С первого раза зачёт завалила почти вся группа. Тайный смысл этого заурядного события раскрылся на следующий день, когда староста отвёл Максима в сторонку и предложил получить зачёт всего за пятьдесят условных единиц.

– Вдруг это ловушка? – перепугалась я. – В момент передачи денег ворвутся крепкие мужики, скрутят тебя и припаяют срок!

– Не! – замотал головой Максим. – Там какая-то хитрая схема. Короче, завтра схожу всё выясню, а потом расскажу.

На следующий день, зажав в потном кулаке зелёный полтинник, Максим пошёл сдавать зачёт. Доцент сидел на кафедре и что-то старательно писал. Не поднимая плешивой головы, он вежливо попросил Максима оказать ему услугу. Следовало сходить в читальный зал районной библиотеки, взять приготовленную для него книгу и принести на кафедру. Библиотека располагалась через дорогу от института в красивом старинном здании.

Пребывая в полном недоумении, Максим надел куртку и поплелся в библиотеку. В читальном зале было тихо и пусто. За стойкой администратора скучал усатый дедок в вязаной жилетке.

– Простите, я от Арсения Петровича. Мне нужна книга стихов Ленина, – голосом старого подпольщика попросил Максим.

Дед нахмурился.

– Молодой человек! Вождь мирового пролетариата Владимир Ульянов-Ленин стихов не писал! Полагаю, вам нужны «Стихи о Ленине».

Максим смущённо кивнул.

– Подождите здесь!

Пока библиотекарь тихо шуршал за книжными стеллажами, внимание Максима привлекла небольшая картонная коробка, которая стояла на журнальном столике слева от стойки. На ней каллиграфическим почерком было написано: «Мы благодарны за любую спонсорскую помощь библиотеке!».

– Вот ваш заказ, – объявил дед. Он держал потрёпанную книжицу на ладони и выразительно смотрел на растерявшегося студента. Пауза затягивалась. Наконец библиотекарь кашлянул, выразительно махнул рукой в сторону коробки и ласково предложил:

– Вы наверняка хотели сделать благотворительный взнос, юноша!

– Да, конечно!..

Сунув купюру в коробку, Максим пулей вылетел из библиотеки.

Доцент, который терпеливо ждал его на кафедре, забрал книгу и вежливо улыбнулся:

– Спасибо вам огромное, вы меня очень выручили! Давайте вашу зачётку.

– Гениально! – кричал вечером Максим, возбуждённо бегая по моей кухне. – Два старых мухомора придумали потрясающую схему…

– Неужели заставляют носить туда-сюда стихи о Ленине? – опешила я.

– Вовсе нет! Таньке Зинченко досталась переписка Каутского с Троцким.

– Всё ясно, – встрял мой сын. – Они используют книги, которые не востребованы уже четверть века! Пока студент топает в библиотеку, доцент успевает предупредить своего подельника…

– А вдруг кто-то пожалуется на этих престарелых взяточников?

– В чём их можно обвинить? Человек добровольно отдал денежку. Очень благородный, достойный подражания поступок!

Третья и последняя история будет про храбрость. Кто сказал, что бесстрашие – удел молодых? Впрочем, расскажу всё по порядку. У меня имеется подруга Мила, которая в прошлой жизни была серьёзным историком с почти готовой диссертацией по декабристам. Вначале 90-х Милка оказалась на улице в самом прямом смысле этого слова. Ситуация казалась катастрофической. На руках двое близнецов-первоклашек и девяностолетняя бабушка Акулина Ермолаевна. Что прикажете делать? Вариантов было немного: пойти торговать на рынок китайским ширпотребом или ездить за барахлом в Турцию. Подруга выбрала иной путь. Она одолжила денег, окончила курсы бухгалтеров и устроилась сразу в три фирмы, которые занимались всем подряд – от изготовления надгробных памятников до выращивания огурцов и продажи металлолома за границу. Хозяином всех этих предприятий был невероятно ушлый мужик по имени Эдик. О таких принято говорить: без молитвы мимо не пройдёшь! Зарплату Эдик платил неплохую, однако взвалил на хрупкие Милкины плечи обязанности завскладом, начальника отдела кадров и даже курьера. Подруга работала, не поднимая головы. Детей нужно было учить, бабушку лечить. Поэтому приходилось закрывать глаза на подозрительные накладные, размытые печати и корявые подписи на некоторых актах приёма-передачи, которые иногда подсовывал ей Эдик. Так продолжалось довольно долго.

Но вот в один совсем не прекрасный день на одну из фирм наехали по-взрослому. Или Эдик дорогу кому-то перебежал, или вовремя не заплатил «откат», но маски-шоу и несколько бессонных ночей напугали мою бедную подругу до сердечного приступа. Через некоторое время обанкротилась вторая фирма. Шустрый Эдик не стал дожидаться драматической развязки. Он просто сбежал, предварительно сняв с банковского счета все деньги и опустошив сейф в кабинете бухгалтера, где хранилась зарплата для сотрудников. После стремительного исчезновения хозяина, все претензии уже предъявлялись исключительно Миле. Сначала незнакомые люди просто звонили по телефону, громко ругались матом и требовали вернуть деньги. Суммы назывались фантастические! Потом стали угрожать и пугать. Толстый майор с красно-сизым носом отказался принимать у перепуганной женщины заявление, посоветовал поставить бронированную дверь и не шастать в тёмное время суток по улице. Мила серьёзно обдумывала план эвакуации детей и бабушки в деревню к дальним родственникам. Но однажды воскресным утром кто-то позвонил в новую бронированную дверь. Привыкшая к телефонным хулиганам, заспанная Мила даже не задала традиционный вопрос – кто там?

На пороге стояли три бандитского вида здоровенных мужика в балаклавах, косухах и с бейсбольными битами в руках. Один из негодяев ловко ухватил Милу за волосы и бросил на пол в коридоре:

– Слушай сюда, коза безрогая! Если в понедельник не принесёшь деньги, можешь заказывать панихиду! А сейчас мы заберем одного из твоих щенков, и он будет регулярно звонить тебе по телефону.

Неожиданно в коридор вышла Акулина Ермолаевна. Она только что приняла душ, поэтому была в махровом халате с тюрбаном из полотенца на голове.

– Кто посмел пугать мою внучку? – светским тоном удивилась старушка.

– Бабка! – властным голосом приказал один из бандитов, – Топай от греха подальше. Сейчас попадёшь под горячую руку – костей не соберёшь!

Акулина Ермолаевна послушно юркнула в комнату, но через секунду опять появилась в коридоре.

– Я что, непонятно выразился? – рявкнул бандит.

Однако старушка молча сунула руку в карман халата, и тут в её скрюченных подагрой пальцах блеснул воронёной сталью тяжелый маузер. Акулина опустила ствол пистолета чуть ниже пояса одного из бандитов и громко скомандовала:

– А ну, пошли отсюда вон, фраеры тухлые! Мне девяносто два и терять мне нечего. Я с удовольствием отстрелю ваши фаберже. Будете до конца своей жалкой жизни петь в хоральной синагоге! Ещё раз увижу – устрою всем вентиляцию в голове! Патронов у меня хватит.

Захлопнув за бандитами дверь, Акулина помогла Милке подняться с пола и жалобно попросила:

– Деточка! Налей-ка мне рюмашку чего-нибудь покрепче! Что-то я немного разволновалась…

– Бабуля, у тебя же давление! – попыталась возразить Мила, но послушно полезла за бутылкой.

– Недавно прочитала, что мне нужно пить и курить, иначе я вообще никогда не сдохну! – доложила Акулина и залпом выпила полстакана коньяка.

– Откуда у тебя, чёрт возьми, маузер? – испуганно спросила Мила. Как историк, она знала толк в оружии.

– Я же в семнадцать лет на Туркестанском фронте басмачей гоняла. В Финскую снайпером была. В Отечественную в штабе партизанского движения служила. Отвечала за подготовку диверсионных групп.

Как сказал поэт – «Гвозди бы делать из этих людей!».

Вот такие бывают божьи одуванчики! Добавить нечего!

МОЙ ЛЮБИМЫЙ БРИДЖ
рассказ

…И ляжет пиковая дама
Взамен счастливого туза.
Ю. Олеша, 1918 г.

Опять мятая банка! Когда эта тупоголовая секретарша прекратит ставить в холодильник повреждённые банки? Одно неловкое движение, и пятна на светлых брюках обеспечены. Вот что теперь прикажете делать?

– Тамара! – едва сдерживая ярость, зову я. Звонко цокая по паркету стальными шпильками, в дверях кабинета материализуется существо с глуповатым густо накрашенным личиком.

– Вы прямо с утра пиво пьёте? Я только полчаса назад поставила его в холодильник, не остыло ещё…

– Это, между прочим, не просто пиво, а «Гиннесс». А «Гиннесс» – это портер! К твоему сведению, во время Второй мировой войны в английских госпиталях «Гиннесс» выдавали солдатам.

– Сто первый раз слышу, – вяло перебивает секретарша.

– А я жажду услышать, когда ты, наконец, разберёшь ящики с документами и канцелярией! Не дай бог, притащится этот тип из пожарной охраны, я с превеликим удовольствием вычту штраф из твоей зарплаты. Мы уже неделю, как переехали в этот офис, а я, как Плюшкин, таскаю ручки, бумажки и все документы с собой в портфеле. Ты же упорно продолжаешь вести запись клиентов на подозрительных бумажных огрызках…

Поток моих претензий прерывает резкий звонок во входную дверь, и непрошибаемая девица летит открывать. Я слышу в приёмной её возбуждённый голос. Через мгновение Тамара вводит в кабинет посетителя. Незнакомец одет с вызывающей элегантностью. Его грузная фигура упакована в очень дорогой костюм, который отчаянно топорщится на внушительном животе. Не поздоровавшись, вошедший довольно развязано осведомляется:

– Вы Кравченко? Мне вас рекомендовали как опытного специалиста…

Я слегка пожимаю плечами и жестом приглашаю вошедшего сесть в кресло напротив.

– Дело у меня достаточно деликатное, надеюсь, что Вы сохраните наш разговор…– незнакомец внезапно замолкает, потому что в дверях появляется неугомонная Тамара. Выразительно щурясь, она с придыханием вопрошает:

– Вы какой кофе любите: со сливками или с коньяком?

– Просто кофе… – бурчит странный субъект.

Секретарша удаляется, а я стараюсь придать лицу выражение профессионального участия:

– Итак, чем могу?..

– Забыл представиться, – посетитель явно нервничает. Подчёркнуто небрежным жестом он извлекает из нагрудного кармана визитную карточку и, зажав её двумя пальцами, протягивает мне через стол. Я вслух читаю:

– Калиновский Олег Петрович, компания «Евро-транс», генеральный директор… Слушаю Вас!

– Я никогда не обращался к специалистам вашего профиля… гм, видите ли, я очень волнуюсь за свою жену. Она стала очень неадекватна, – Олег Петрович вытаскивает из кармана пачку сигарет, но не закуривает, а начинает нервно вертеть её в руках.

– В каком смысле?

– Как Вам это объяснить? – с досадой говорит посетитель. – Всё время придирается, лезет, куда не нужно, от её истерической деятельности страдает мой бизнес. Ситуация грозит выйти из-под контроля. Мне бы очень хотелось…

Олег Петрович замолкает, явно подыскивая слова. Тут дверь без стука открывается и в кабинет вплывает заботливая Тамара с подносом в руках:

– Надеюсь, Вам понравится кофе, – медовым голосом поёт секретарша. Она начинает топтаться, как цирковая лошадь перед моим столом и почему-то не торопится уходить.

– Тамара, будьте так любезны, оставьте нас, – цежу я сквозь стиснутые зубы. Обиженно фыркнув, нахалка демонстративно удаляется.

– Олег Петрович, не совсем понимаю, чем, собственно… – чтобы как-то выиграть время и сосредоточиться, я закуриваю и пытаюсь перевести разговор в понятное мне русло. – Расскажите в двух словах о своей работе. Чтобы помочь Вам, мне необходимо знать некоторые детали и нюансы…

– Хорошо, – пожимает плечами мой собеседник. – У меня большая фирма. Грузовые перевозки по всей Европе, салон по продаже иномарок, две заправки, несколько магазинов авто запчастей. Основные фонды, как и вся фирма, по понятным причинам де-юре принадлежит моему тестю-ветерану всех воин и конфликтов, но я держу под контролем весь бизнес…

В потоке наших бестолковых реплик я начинаю смутно кое о чём догадываться. Свои соображения пытаюсь выразить в максимально деликатной форме:

– Вы боитесь, что все эти с позволения сказать блага цивилизации могут перейти в другие руки? Грамотно подготовленные документы для расторжения брака…

– Да нет же, – морщится Олег Петрович, – во-первых, развод не входит в мои планы, а во-вторых, мы с тестем связаны очень крепко.

Он наконец закуривает. Несколько томительных минут мы сидим молча. Слышно как в приёмной за тонкой стенкой, словно мышь в сарае, возится секретарша.

– Тогда не совсем понимаю… – я начинаю тихо злиться.

– Что тут не понятно? До чёртиков надоели эти бабские истерики! Мне сказали, что вы, то есть у вас есть возможность без особой огласки поместить супругу в… как это… гм… закрытую клинику…

Я не успеваю в очередной раз удивиться, потому что у Олега Петровича назойливо звонит мобильный телефон. Мой странный посетитель минут десять, совершенно не стесняясь моего присутствия, громко ругается с неким Пашей, потом торопливо допивает кофе, тушит в пепельнице недокуренную сигарету и, сунув телефон в карман, демонстративно смотрит на золотой «Ролекс» на волосатом запястье:

– Слушайте, давайте встретимся где-то в более подходящей обстановке. Как насчёт ужина в «Калиостро», скажем в эту пятницу, часов в девять? Идёт? Я в курсе о размере Вашего почасового гонорара…

– Но «Калиостро» – закрытый клуб, я не являюсь его членом и потом… – порядком растерявшись, мямлю я.

– Вот и прекрасно! – почему-то радуется мой странный посетитель. – В клубе я познакомлю Вас с моей супругой. Только очень прошу Вас, доктор, в клубе полно наших общих знакомых, жена не должна догадываться, кто вы…

Махнув на прощание рукой, Олег Петрович спешно покидает мой кабинет.

Доктор? Клиника? Ерунда какая-то! Что хотел от меня этот пузатый господин? Но удивляться у меня нет времени. В кабинет врывается возбуждённая, как мартовская кошка, Тамара.

– Вы видели, на какой машине приехал этот тип!?… Это же последний «Майбах»!!!

– Прикуси свой язык, тут что-то не так… – рявкаю я на секретаршу и торопливо выхожу из кабинета на улицу. Несколько секунд с ужасом разглядываю вывеску на входных дверях офиса. Мои самые мрачные подозрения оправдались.

– Тамара! – ору я на всю улицу. – Ты уволена!!! И только попробуй заикнуться о выходном пособии! Кыш отсюда!..

Все три дня до пятницы меня не оставляет навязчивое желание позвонить Олегу Петровичу и отменить встречу. Но уже к вечеру четверга у меня появляется идея. Чем черт не шутит, когда бог спит, любил повторять мой папочка.

Стоянка у загородного клуба «Калиостро» в пятницу вечером забита до отказа. Я тщательно прячу свою ржавую «девятку» за большую пушистую ёлку, стараясь унять нервную дрожь в коленях, поднимаюсь по широким мраморным ступеням. Долговязый швейцар в блестящих генеральских эполетах сноровисто распахивает передо мной массивные двери и с нежной озабоченностью интересуется:

– Добрый вечер! Вы – Кравченко? Вас ждут…

Возникший ниоткуда юноша с бесстрастным лицом и оттопыренной массивной кобурой полой чёрного фрака торжественно ведёт меня по длинному коридору, в глубине которого маячит мешковатая фигура моего клиента.

– Добрый вечер! Если не возражаете, мы сначала слегка перекусим, тем более что моя супруга немного задерживается, – интимно шепчет мне в самое ухо Олег Петрович. – Надеюсь, вы помните о нашем уговоре?

– Разумеется, – эхом вторю я. – Если возникнет необходимость, Вы меня представите как… вашего адвоката…

В небольшом уютном зале мы садимся у окна. Олег Петрович, изображая из себя чревоугодника и тонкого гурмана (что не удивительно при его комплекции), принимается активно обсуждать меню. Нашу кулинарную дискуссию прерывает внушительного роста румяный здоровяк, который заглядывает в ресторан явно в поисках кого-то.

– Олежка, привет! Серёгу не видел? Я, пожалуй, кофейку с вами выпью…

Олег Петрович начинает нервно ёрзать на стуле. Лишний «свидетель» не входит в его планы, но он по какой-то причине не смеет отказать бесцеремонному любителю вечернего кофе.

– Салатика с вами покушать, что ли? – не унимается вновь пришедший. – Кстати, забыл представиться – Антон Николаевич, можно просто Антон. Давайте винца закажем?..

Я перехватываю обеспокоенный взгляд Олега Петровича и вежливо отказываюсь.

– Зря, – искренне огорчается Антон, – вечер только начинается. А вот и пропажа!

В ресторане появляется человек в твидовом пиджаке и замшевых мокасинах. Его кислая физиономия знакома мне до боли…

– Всем привет! – делает он общий поклон нашему столику и с ходу жалуется, – Волков заболел, пропала пятница!

Тут выясняется, что весельчак Антон, твидовый пиджак и отсутствующий по болезни некто Волков традиционно по пятницам играют в бридж. Четвёртый партнер уже битый час терпеливо ждёт картёжников в библиотеке клуба.

– Слушай, Олежка, выручай. Ты же, кажется, играешь немного…»

– Нет, ребята, не просите, – пугается Олег Петрович. – С вами только зацепись, обдерёте как липку!

– Скажите, – осторожно спрашиваю я, – а моя кандидатура вас не устроит?..

– А вы умеете играть в бридж? – удивляется твидовый пиджак.

В глазах Олега Петровича мелькает растерянность. Он не ожидал такого резкого поворота событий. У меня же от неожиданности захватывает дух. Ещё бы! Познакомиться в такой неформальной обстановке с заместителем прокурора области, великая удача для меня. В конце концов, поговорить с мадам Калиновской я смогу и в следующий раз, не так ли?

– Что мы время зря теряем? – Антон торопливо доедает салат и, жестом подозвав официанта, лаконично приказывает, – любезный, бутылочку «Хеннесси» занеси-ка нам в библиотеку.

…Жёсткая мужская игра заканчивается почти под утро.

– Где вы так научились играть? – восхищается прокурорский зам. – Я давно не получал такого удовольствия от бриджа. Только не говорите про тяжёлое детство в плохой компании, всё равно не поверю!

Я таинственно улыбаюсь. Насчёт плохой компании вы явно погорячились, а вот про детство у меня есть что вспомнить.

Мой папочка любил жить красиво. Это было довольно сложно при его нищенской зарплате. Вот родитель и придумал себе бизнес, который по тем временам аккуратно укладывался в пару статей Уголовного Кодекса. В случае «прокола» лесоповал был гарантирован. Начинались наши «круизы» в самом конце мая, а заканчивались к середине сентября. Крымско-кавказская линия. Ах, белый пароход! Мечта всех усталых от трескучих морозов тружеников крайнего Севера и не менее озябших отпускников средней полосы России. Одесса – Батуми – Одесса, с заходом в Ялту и Сочи. Мой отец был талантливым человеком. Он блестяще играл во все известные карточные игры и плевать хотел на чужие краплёные колоды, ведь у него была феноменальная зрительная память. «Причесать» колоду умелыми руками на своей сдаче ему ничего не стоило, да только этим как профессионал высочайшего класса он просто брезговал! У отца имелся этакий кураж, присущий только очень хорошим артистам. Он придумал себе классный «имидж» – провинциал-очкарик в тёмно-синих сатиновых трусах. Но изюминка всё же заключалась во мне. Сопливое, плохо стриженое дитё. Лох – колхозник с ребёнком, да такую наживку охотно заглатывали не только наивные «караси», но вполне солидные пароходные шулера! Тренером отец был тоже отменным. А вы про тяжёлое детство, смешно, ей-богу…

– Очень надеюсь, что в следующую пятницу Вы составите нам компанию, – пожимает на прощание мне руку прокурорский зам. Он без особого огорчения вытаскивает из кармана пачку новеньких хрустящих купюр. Я с улыбкой делю пачку пополам и протягиваю Антону его выигрыш.

– А у вас прекрасная техника, и карты вы чувствуете, – делаю я комплемент своему партнёру.

– Благодарю вас, – Антон не глядя суёт деньги в карман и предлагает. – Давайте я вас подвезу, а машину свою потом заберёте. На стоянке круглосуточная охрана…

Не могу объяснить почему, но я тут же соглашаюсь. Мы садимся к Антону в машину, он неторопливо прикуривает от автомобильной зажигалки и, глядя на меня сквозь сизые клубы сигаретного дыма, вдруг неожиданно спрашивает:

– Олег мне сказал по секрету, что Вы известный психотерапевт. Но к психиатрии Вы никакого отношения не имеете, я правильно угадал?

– Да, Лжедмитрий из меня, мягко говоря, никакой… – я стараюсь подавить нервный смех, – просто ваш Олег ничтоже сумняшеся перепутал, нелепое совпадение фамилий, а мне знаете…

Антон, прищурившись, продолжает молча с любопытством меня разглядывать. Я стискиваю зубы и твердо смотрю в добродушные Антоновы глаза:

– …надоело перебиваться случайными адвокатскими гонорарами. Без связей в моей профессии с нуля начинать очень сложно, вот, кажется, появился шанс!

– Всё верно, – задумчиво тянет Антон и, выбросив недокуренную сигарету в приоткрытое окно машины, предлагает, – давайте вашу визитную карточку. Я заеду к вам во вторник. Мне нужно один щекотливый вопрос обсудить. Если вы, конечно, разбираетесь в законах также хорошо, как и в бридже.

Во вторник, внимательно выслушав мои комментарии, Антон удовлетворенно хмыкает:

– Я давно подозревал, что весь юротдел моей строительной компании нужно к чертям разогнать! Что ни спросишь, это «не положено», тут «не законно». А как сделать так, как мне нужно – тут смекалка нужна, аналитический ум! – Антон подмигивает мне с видом заговорщика. – Я ведь человек простой, начинал штукатуром в стройбате, институт потом закончил. Хотите, Вам дом построю? Запросто!

– Благодарю, пока мои финансы… – смущённо бормочу я.

– Это поправимо, наш прокурор от вас в восторге. В пятницу к вам в партнёры очередь будет стоять!

– Вы прочите мне карьеру карточного шулера в вашем клубе?

– Что Вы,– добродушно улыбается Антон. – Найти толкового юриста непросто, а ведь ему ещё и доверять нужно. Хотя, человек, который так блестяще умеет играть в карты, вызывает инстинктивное подозрение… – Антон заразительно хохочет.

Чтобы скрыть смущение, я торопливо встаю, давая этим понять, что «аудиенция» окончена.

– А гонорар? – Антон достаёт из кармана внушительных размеров кожаное портмоне.

– Да что вы, ей богу, вы же мой партнер! Впрочем, постойте, у вас строительная фирма? Сделайте одолжение – поменяйте мне вывеску на офисе. Предыдущий владелец, который действительно был известным психотерапевтом, вмуровал прямо в стену целую мемориальную доску. Секретарша бумагой заклеивала, всё без толку…

– Нет проблем, завтра ребят пришлю, – Антон пожимает мне на прощанье руку своей огромной сильной дланью.

В четверг вечером звонит прокурорский зам и полчаса уговаривает меня перенести игру на субботу. Он застрял на каком-то выездном совещании, вернуться к пятнице не успевает. Узнав про такое изменение расписания, Антон предлагает всей нашей компании картёжников съездить к нему на дачу попить пива. Спешно закончив на следующий день самые неотложные дела, я стаскиваю ненавистный пиджак, влезаю в старые джинсы и, закрыв офис, сажусь в машину к Антону.

…Роз много, каждый куст – маленькое произведение садового искусства, а вдоль забора пушистые голубые ёлки. Их нагретая на солнце хвоя издает головокружительный аромат.

– Да у вас здесь просто рай, – совершенно искренне восхищаюсь я. – А дом небольшой, но очень уютный!

Антон самодовольно улыбается:

– Жарковато немного. Руки не доходят поменять кондиционер в спальне…

– Бросьте, в раю жарко не бывает! – блаженно щурясь, я падаю в огромное плетёное кресло на веранде.

– Ребята, – предлагает Антон, – пива или чего покрепче?

Никто не успевает ответить, потому что у незапертой калитки появляется очень высокая худая брюнетка в чёрном брючном костюме. Дама медленно бредёт в нашу сторону.

– Это жена Олега, – поймав мой удивлённый взгляд, комментирует Антон, – кажется, опять ключи потеряла. Их дача тут рядом. Чует моё сердце, снова заставит ломать их амбарные засовы… Здравствуй, дорогая, вот, разреши тебе представить…

Незнакомка медленно снимает тёмные очки, в её огромных карих глазах вдруг загорается знакомый мне огонёк. «Каринэ? Что ты здесь делаешь?». Вопрос готов сорваться с губ, но я тут же беру себя в руки. Несколько минут мы ведём изумительную светскую беседу. Наконец наша собеседница с царственным достоинством удаляется, а я перехватываю быстрый взгляд Антона. Взгляд полон глубокого, скрытого смысла. Таким взглядом обмениваются за карточным столом сговорившиеся заранее игроки. Или мне всякая ерунда мерещится?.. А он не так прост, этот штукатур!

…Каринэ, Кара – подружка моей далёкой и счастливой черноморской юности. Высокая черноглазая девочка с длинной и толстой, как просмоленный корабельный канат, косой. Несколько лет подряд, во время наших круизов мы с отцом заезжали в их гостеприимный дом в Гаграх. Отец Каринэ работал главбухом в местном «мандариновом кооперативе». В их доме нас очень любили и окружали заботой, о которой я буду помнить всегда.

…Она приезжает ко мне в тот же вечер. Сняв туфли, залезает с ногами на мой старый продавленный диван и начинает горько плакать.

– Кара, девочка моя, успокойся, родная! – я сажусь рядом и осторожно целую её в холодную и мокрую от слёз щеку.

– Господи, Сашка, как я рада тебя видеть! Столько лет мне поговорить толком не с кем. Всё так плохо, не могу больше, – беззвучно, одними губами шепчет Каринэ.

– Давай выпьем за встречу, ты успокоишься, и мы поговорим… – я вытаскиваю бутылку «Арарата», Каринэ берёт из моих рук бокал и вдруг спрашивает:

– А помнишь, как хорошо было у нас в Гаграх?

Я грустно улыбаюсь.

…Только в юности происходят вещи, о которых мы храним бережную память в самом сокровенном уголке нашего сердца. Приторно-сладкий вкус хурмы на губах, удушливый запах цветущих азалий, мягкий шорох невидимой в темноте морской волны. Торжественный и изумительный в своей бесконечности бархат ночного субтропического неба, яркий и таинственный свет далёких звезд. «Смотри, Сашка, звезда упала, быстро загадывай желание!..».

Каринэ печально со всхлипом вздыхает и начинает тихо говорить:

– …После событий в Абхазии мы как беженцы были. Я одна, на свой страх и риск, начала этот автомобильный бизнес. Фирма «Евро-транс» – моё детище. Искала партнеров, моталась по всему бывшему Союзу… Олег пришёл ко мне наниматься простым водителем. Саша, это я, понимаешь, я создала эту фирму! – в голосе Каринэ я слышу горечь и глухое, почти звериное отчаяние. – …Года полтора назад я поняла, что Олег затеял какую-то игру. Он стал осторожно вытеснять меня из бизнеса. Его, видите ли, не устраивает роль «второго плана», всё должно быть так, как решил он! Отказался подписывать выгодный контракт с немцами, которых я «обхаживала» почти два года. Знаешь, он меня морально задавил…

– Но разве твой отец не является официальным владельцем фирмы? – осторожно спрашиваю я.

Каринэ делает жест отчаяния:

– Папа уже давно ни во что не вмешивается, да и возраст…

– Скажи, а что, по-твоему, может сделать Олег? – я подливаю себе в бокал коньяка и некоторое время сосредоточенно рассматриваю маслянисто-янтарную жидкость.

– О! Этот человек способен на всё. У него бульдожья хватка, особых проблем с совестью не наблюдается, а запах денег он чует, как акула чует запах крови! Он может раздробить фирму, оформить на подставных лиц, потом объявит себя банкротом, чтобы выплыть где-нибудь в Урюпинске. Для Олега в этой жизни имеют значение только деньги! – Каринэ начинает опять тихо плакать. Я вытаскиваю из кармана джинсов носовой платок и тщательно вытираю ей слёзы.

– Теперь успокойся и слушай, – я допиваю коньяк, закуриваю очередную сигарету и сажусь по-турецки на ковёр. – Так сложились обстоятельства, объясню потом, но мне поручено поместить тебя, дорогуша, в частную клинику, а проще в дурдом…

Каринэ хватается за голову:

– Я пропала! Господи, что же мне делать?

– Кара, ради бога, только без паники, – я поднимаюсь с ковра и иду к секретеру. – Вот тебе ручка и бумага, пиши. Мне понадобятся следующие документы…

Я начинаю диктовать. Каринэ быстро записывает, периодически поднимая на меня то удивлённое, то откровенно испуганное лицо.

– Даю тебе на подготовку две недели – дольше я просто не смогу держать твоего Олега Петровича за «болвана» в старом гусарском преферансе…

Каринэ быстро кивает и с надеждой смотрит мне в глаза.

– Не отдадим врагу любимых Сиракуз! – хитро прищуриваюсь я. – Господин Калиновский был настолько любезен, что, не начав игру, поспешил выложить все свои козыри. Одного только не возьму в толк, что ты нашла в этом Петровиче? Молодая, красивая, самодостаточная женщина и этот, с позволения сказать бонвиван – пузатый, плешивый, тьфу!..

Каринэ тщательно пудрит опухший от слёз нос и задумчиво изрекает:

– Знаешь, у Олега есть потрясающий дар – он умеет уговаривать. Это как сеанс гипноза. Когда понимаешь, какую «лапшу» он тебе навесил, уже слишком поздно…

Я брезгливо пожимаю плечами. С такими «талантами» нужно в подземном переходе секонд-хэндом торговать!

…Ну почему весь мир несправедливо считает шахматы игрой интеллектуалов? Все фигуры на доске, их не сунешь украдкой в рукав, не заменишь пешку ладьей. И терминология у них, как у африканских каннибалов. Только вдумайтесь: королева «съела» офицера! А в моём любимом бридже есть всё – и элемент случайности и дьявольское, порой необъяснимое везение и ловкость рук, и бешеный азарт.

Две недели я чувствую себя генералом перед решающим сражением. Вот только Антон всё время путается под ногами. Каждый божий день натыкаюсь на него в самых неожиданных местах. У меня возникает нехорошее подозрение: уж не засланный ли он казачок!?

…Наконец наступает, как говорят военные, «день Д». Я с особой тщательностью раскладываю документы по прозрачным файлам. Каринэ с беспокойством наблюдает за мной, сидя в напряжённо-выжидательной позе.

– Кара, прекрати нервничать, марш в соседнюю комнату! А вот, кажется, и сам виновник торжества явился, не запылился…

Угрюмый толстяк врывается в мой офис и с порога, не поздоровавшись, переходит в атаку:

– Что здесь происходит!? Утром охрана не пустила меня в мой собственный кабинет. Тесть, старый маразматик, потребовал, чтобы я поехал на встречу с вами. Меня их диагноз не интересует!

– А вас вызвали сюда не для того, чтобы обсуждать чью-то психическую полноценность, – я говорю очень тихо, стараясь придать голосу зловещую вкрадчивость.

– Олег Петрович, – со сладкой улыбкой я кладу на стол свой первый «козырь», – согласно распоряжению владельца компании «Евро-транс», со вчерашнего дня вы уволены с занимаемой должности… гм… водителя. Поскольку нами не были найдены документы о назначении Вас на должность генерального директора вышеуказанной компании, все ваши подписи, печати и тэ.дэ. автоматически аннулируются…

– Что ты мелешь? Ты в своём уме? – вытаращив глаза и брызгая слюной, орёт Олег Петрович.

Продолжая улыбаться, я кладу на стол вторую папочку.

– А вот, Олег Петрович, договор, подписанный Президентом компании Каринэ Гурамовной Матевосян. Согласно этому документу, фирма «Евро-транс» десять дней назад стала совместным предприятием. Немецкая фирма «Аппельбаум» давно предлагала взаимовыгодное сотрудничество, но ваша должность, к великому сожалению, не предусмотрена новым штатным расписанием…

– Убери свои бумажки! – наливаясь тёмной кровью, хрипит Олег Петрович. Но в его глазах уже трепещет огонёк беспокойства.… Так-с, поехали дальше! Я аккуратно кладу на стол третий файл.

– Как адвокат Каринэ Гурамовны я информирую вас, что ваша жена начинает бракоразводный процесс. Не перебивайте меня! Вы имеете право на половину совместно нажитого имущества. Напоминаю вам, что компания «Евро-транс» таковым имуществом не является!..

– Адвокатишка, говоришь!? Да я вас всех в бараний рог сверну!..

– Господин Калиновский, настоятельно не советую угрожать. Мой хороший знакомый, с которым я по пятницам играю в бридж, в остальные дни недели плодотворно трудится заместителем прокурора области… – я делаю зловещую паузу. – …Документы о ваших махинациях со счетами компании по моей просьбе  могут стать предметом его пристального изучения хоть сегодня…

– Ах ты… – Олег Петрович, несмотря на явную грузность своей фигуры, делает кошачий прыжок. Кажется, он серьёзно собрался вцепиться мне в глотку. Я едва успеваю увернуться. Из соседней комнаты выскакивает бледная перепуганная Каринэ.

Внезапно дверь моего кабинета распахивается настежь и на пороге появляется сияющий Антон. В руках у него огромный букет роз.

– Что за шум, а драки нет?! – как всегда весело осведомляется он.

– Вот, ещё один Иуда пожаловал, – цедит сквозь стиснутые зубы Олег Петрович.

– Полегче на поворотах, парень, – добродушно откликается Антон.

– Да пошёл ты, знаешь куда?!! – взгляд Олега Петровича полон тяжёлой нескрываемой ненависти. Он медленно достает сигарету и щёлкает зажигалкой с такой бешеной яростью, словно передёргивает затвор карабина. А я уже держу в руках свой последний «козырь».

– Олег Петрович, прежде чем вы покинете нас, хочу напомнить, что новенький «Майбах», на котором вы имели удовольствие сюда приехать, числится за офисом фирмы, поэтому ключи и техпаспорт вы обязаны сдать…

В ответ – яростный хлопок дверью и тишина.

– По-моему, он обиделся, – насмешливо комментирует Антон.

– Проигрывать тоже нужно уметь! Кстати, Антон Николаевич, зачем вы этот веник сюда притащили? – я нервно шарю по карманам пиджака в поисках зажигалки.

– Это розы для тебя, Сашенька!

– ?!!

– Я в машине подожду! – Каринэ суетливо подхватывает сумочку и исчезает.

– Антон Николаевич, всё так неожиданно… я не совсем понимаю… – чувствуя себя полной идиоткой, начинаю мямлить я.

– Сашенька, я давно хотел сказать, вернее, признаться… Я тут за тобой почти месяц наблюдаю. Гм… короче, я всегда мечтал иметь рядом с собой женщину вот такую, как ты, умную, независимую… Чёрт! Не умею я делать комплиментов… Короче, я тебе это… самое, вроде предложение делаю…

– Антон, прошу тебя… – я с трудом устанавливаю на место отвисшую челюсть, – Я не гожусь на роль хранительницы домашнего очага. Я плохо готовлю, не умею пришивать пуговицы… много курю, пью по утрам «Гиннесс»… да, ещё храплю по ночам… у меня угрюмый характер. Потом, Антон Николаевич, мы с тобой, то есть с Вами едва знакомы! Посмотрите, что кругом творится!.. Разве можно сейчас кому-то верить!?

– Так и думал, что если скажу, что влюбился в тебя сразу, когда увидел первый раз в клубе, ты мне не поверишь. Но у меня «большой шлем» в пике¹, я могу его объявить!

– Валяй! – устало говорю я.

Антон сваливает розы прямо на стол. Садится рядом. Берёт мои руки в свои огромные тёплые ладони. Заглядывает в глаза.

– Знаешь, солнышко, в первый же вечер я понял, что только с такой женщиной как ты, возможно настоящее взаимопонимание. А в любви, как в серьёзной игре в карты, очень важно, чтобы рядом был надёжный партнер. Ну, разве я не прав, любимая!? Кстати, поторопись, сегодня пятница, а значит, мы играем в твой любимый бридж…
_____
¹ Самая выигрышная комбинация карт в бридже.