ВЕРА ЗУБАРЕВА

ДАТЫ УХОДА

***

…И мельком, вдруг, не-летний свет
Средь летнего себя объявит.
Так быстро, остро! Был ли – нет?
Отбросив тени трафарет,
Колеблется листвы орнамент.
И каждый следующий час
Грустит о том, который пробит,
И всё, что ожидает нас,
Уже раскрыл нам прошлый опыт.
Не ожидать уже, но ждать,
Догадываясь – догадаться,
Что августа не задержать,
И августу не задержаться,
Что всё вершиться в свой черёд,
И жизни ткань – из крепких нитей,
И непреложен строгий ход
Природных и – иных событий.
Вернее этих смен теперь
Не назову, пожалуй, верность.
И сколько же ещё потерь
Познаю как закономерность?..

***

«И неба бесконечная печаль…»
       Борис Кушнер (1941-2019)

Что было в том, первом –
До Слова, до мысли,
До Божьего Духа
Как сдвига в безвидности,
До «верха» и «низа»,
До смерти и вечности,
До тьмы как репризы
И тьмы как предтечи?
Что было в том, первом,
В том бессобытийном,
Вне-цветном, вне-мерном,
Вне-движном, вне-быльном –
В самом Безначалье?
«Печали, печали…»

***

Пролились из чернильницы неба сумерки,
Потекли по домам, по деревьям.
Облаков незаконченные рисунки
Плывут по небесным галереям.
То птица крылом подправит их,
То ветер отточит.
Всходит ночь по звёздному гравию.
По обочинам
Древней суши туманы стелются,
Плещут о смутное.
Затвердела литера месяца.
И было утро…
День восьмой.
За бортом семидневного чаянья
Луны окаёмка.
Не дознаться, как Слово пришло в Начале…
И бродить в потёмках…

***

Вот и снова заброшен невод.
Плещется ночь в бухте чернильницы.
Между нами целое небо
Переливается древней кириллицей.
Это я опять причалила к берегу.
Это небо опять растеклось по рельсам.
Это мой трамвай из прошлого века
Наблюдает моё возвращенье из рейса.
Вот и всё. На странице полночь,
Полночь в городе, полночь на башне.
И спешит на подмогу прошлое
С ободком от свечи вчерашней.

***

Вечер с вершин облаков осторожно спускался,
И размывал их в туманы-приметы-знаменья.
Кто-то в замочную скважину Змия-пространства
Глянул ко мне сквозь своё нелинейное время.
И отделилась от сумерек боль, оживая,
И застывал полнолунья гипсовый слепок.
В памяти скрипнули-взвизгнули рельсы трамвая,
И расплескалась звезда,
ослепив их металл напоследок.

***

Сыплются даты ухода в копилку сердца.
Было пустым и звонким. Теперь всё глуше.
Каждая жизнь готова переодеться
В платье из ткани, из коей вытканы души.
Кто-то невидимый ходит, снимает мерку,
И оседает тёплый туман на плиты.
Падают листья. Ветви возносятся к Верху,
Птицы клюют молчаливые их молитвы.
Всё это – осень, это её известья,
Это её архангелы с ветром в крыльях
Тушат огни светлячков, и дичает месяц,
Бабочки вянут, несутся, как фантики с пылью.
Выдула шарик себе в день рождения рыба,
Так и плывёт по теченью воды обмелевшей,
И провожает её по косе отлива
Шелест прибрежной травы: «Камо грядеши…».

***

Смерть-редактор
Пришла, отсекла
Душу от тела,
Свет от тепла,
Звёзды от света,
Зиму от лета,
Ночь ото дня,
Тебя от меня.
Бродят отдельно
Тело от тени,
Память от лиц,
Герой от страниц.
Может, права она,
В самом деле?
Может, пора это всё разделить?
Режет-кромсает.
Сжато, отточено.
В точку сбежались
Все многоточия.
Мелкое срезано.
Главное – связано.
Даты – тире.
Остальное – за занавесом.

***

Я шла по комнатам пустым, холодным,
Где и воспоминание мертво.
Я шла по комнатам пустым, холодным,
И эхо откликалось: «Ни-ко-го!».
Был лунный свет наброшен на предметы,
Как покрывала в доме нежилом.
Там что-то было за пределом света,
Склонённого над письменным столом.
И зябко передёргивались вещи
Под скрипки невидимок-половиц,
Которыми какой-то лунасшедший
Гармонии пытался полонить.
Но я прошла, раскланиваясь сухо
С темнотами, узнавшими меня,
А дух метелей подбирал по слуху
Всё, что копилось в подсознанье дня.

***

Вдруг эта мысль на пробужденье –
Как ток в сознанье, что уже
Привыкло к вечной перемене
Во всём – в природе и душе.
Не нужно знать о сменах больше,
Чем пожелтевшая листва,
Что на ветру слагает: «бо-же»,
Не осмысляя существа.
И разум в этом – чуждый, лишний.
Его стремление понять
Упрётся в сердцевину жизни,
Где ноль, мигая, гонит вспять.
И по часов глухому стуку
Внутри виска, где бьётся марш,
Протянешь на прощанье руку
И что-то быстро передашь,
И выйдешь в явь, как вихрь – в воронку,
Как в землю быстрые дожди.
И будет жизнь твердить вдогонку:
«Иди. Иди. Иди. Иди».

***

Опять пришёл ноябрь из прошлого.
Мы вечно прошлому должны,
Пусть даже в нём лишь горсть хорошего,
А так – всё слякоть и дожди,
А так – всё бегло, хоть и значимо,
Всё то, что в памяти храним,
Как день рожденья, что оплачем мы,
Коль некого поздравить с ним.
Стоит расстроенное дерево,
Раздето с головы до пят,
А в ветках очертанья терема
Вдруг открывает листопад.

***

С этого момента световой день
становится всё короче.

Лето. День уже короче.
Меньше света, больше ночи,
Меньше солнца, больше звёзд,
Больше неба
(Отче! Отче!),
В нём зиянье многоточий,
В нём разлука и вопрос.

Каждый спит в своём отдельном
Сне закрытом запредельном
Сам-один, куда ни глянь.
Только явь течёт по венам,
Только тиканье по стенам:
jeder stirbt für sich allein¹.

В камеру-обскура будто
Тьмой упрятана минута.
Не вернётся больше в строй.
Вечер был,
И было утро.
День спустился с парашюта.
Укороченный, второй.
_____
¹ каждый умирает в одиночку (нем.)

***

У земли ещё сумрачно,
а над крышей уже рассвет.
Бродит шелест по саду,
сдувая задумчивость с веток.
Кто там? Что там?
Туманом окутан ответ,
Лишь догадка мелькнёт напоследок.
Полу-утро.
Всё связано тайной полутемнот.
Спят прабабки, прапрадеды
В россыпи влажных личинок,
Извивается страх у корней,
Насекомых подземных синод
Разбирает по косточкам жизней первопричину.
Тихо в комнатах.
Сумрак пригрелся на пледе и жаль
Шевелить его вместе с молчаньем в будильнике чутком.
Вот сейчас оживёт, поплывёт, качаясь, как дирижабль,
Вдоль зевающей жизни, что небо сдаёт по суткам…

***

Памяти Мары Юзефовской ¹

Она уходила и думала, как это сделать лучше –
оставить записку? Просто добрую память?
Или сказать, наконец, и тем нарушить
Мысли о завтра, свет на столе, объятья,
ужин под тиканье ходиков, разговор о пустяшном
(роскошь, которую может позволить себе лишь бессмертный),
миг засыпания с думой о завтрашнем дне под вчерашний,
сонный уют продолжения, песни ветра
там, за пределами дома с большой буквы,
где вызревают мелодии всех колыбельных,
вплоть до последней, которой сейчас убаюкивает
кто-то кого-то из вотчин своих запредельных…
Сколько осталось? Неделя. Ну, две. Не больше.
Дальше уже без неё… Но пока всё по-прежнему –
Вновь выбирает минуты отпущенной роскоши:
Ночь напролёт смотреть, как он спит безмятежно.
_____
¹ Мариам Юзефовская (1941-2007). Прозаик, друг.

***

Осень вновь освободила
Всё от лености и зноя,
Бросила на подоконник
Ризы шёлковой листву,
Дням последним повелела
Подойти, как к аналою,
И потом не возвращаться
Ни во сне, ни наяву.
Вот они, её владенья
С высотою небосвода,
С тишиной приготовлений
К светлым тайнам октября,
Туч прозрачных песнопенье,
И принятие ухода,
Что под вечер нашептала
Заходящая заря.
Погрустить чуть-чуть по югу,
С тишиной соединиться,
И оставить за чертою
Дней бескрылых череду.
И пускай бегут по кругу
Наша жизнь, и наши лица –
Ты читай мне те страницы,
По которым я приду.