АЛЁНА ЩЕРБАКОВА

ИЗ КНИГИ «ВОСХОД НА КРАЮ КОЛЕСА»

ЕСЛИ ЖДЁТ ЛЕОПАРД

Если ждёт леопард, он всё время – вблизи,
Треск растений и стен выдают его волю –
Покуситься на боль, тишину прокусить
Вертикалью зрачка, распалённой водой,

Из расплаты моей за алеющий бег
Стерегущий мой след хочет вытрясти стон,
Ему мало знать ярость обглоданных вен,
Он и голод, и голос мерцающей крови,

И моя западня – где пространства обвал
Подкрадётся – и мускула гибкий металл
Алчет тёмною жаждой в покой мой вонзать
Торжество, пламенеющей пропастью став.

До распаханных плотью когтей его, – троп,
Безупречного нюха и чувства огня,
Вот уже пульс шагов он у сна подстерёг,
Только вкрадчивым шёпотам, шорохам вняв,

И душа точно мечется в скользких углах,
Где испуг мой встречает упорную мглу,
И прыжок сквозь дремоту осоки, стремглав –
Весь разрядами вздыбленной шерсти и слуха,

Настаёт ураган, нарастающий крик,
Заставляя течения скал цепенеть,
То готов он сорваться в себя же – смотри,
То содрать, как прожектор, все лица посметь.

Идеальный убийца, а власть его, роль –
На конце языка удержать мою дрожь,
На своём, леопардово-гордом, хитро
Передышку от времени дав мне в залог…

***

Опомнишься – слово не лечит,
Хоть явен иных разбег,
Язычие человечье
Отвяжется на тебе.
Отсутствие – невредимо,
Мой рук не разнявший брат,
И ветка смычком впереди нас
Качается до утра…
Скорее лихо, чем смело
Живём, и легче вдвойне
Тем, кто исправно делит
Бесстрастье на «да» и «нет».
Для них мы, впрочем, как сотни,
С литрухой худой и куревом,
Залёгшие в подворотнях
Венецианских скул.
Бодрит разнобой прилавков,
Но кто нас знал, как попутный,
От чёрных квадратов клавиш
Свихнувшийся, «Ундервуд» –
Не тот, разминувшийся с телом, –
Тугой оболочкой нот, –
Будто на общем веселье
Перчатки забыл – всё равно…

КАЛИМБА
(Африканский древний инструмент)

По мне подряд ведут
Семь пальцев плотных нот.
Мы встретились в аду,
И бес их разберёт.

Им проникать в ладонь –
Нет проще, мне – больней,
Застыв на слабой доле –
Осознаннее нет.

Я к мачте привязать
Себя могла б, как тот,
Чей слух стал осязаемым,
И медленным – глоток.

Но звук таился в дне
Такого же вот дня,
Он подошёл ко мне –
И вывернул меня.

Когда придут в себя
У верха на виду,
Звук пальцев будет свят –
Мы встретились в аду.

ПОЦЕЛУЙ В РУИНАХ

Руины смотрят нам в глаза –
И падаем не вниз, а вверх,
Всеглазый Аргус ночи взял
Следы, измятые от ветра,
И воздух выдавил стекло
Виденья, задавая ритм
Другому, что вписал в разлом
Морей, и молвил: «Раствори!»
Или, сорвавшись с плеч, беги,
Тенями на ветру крушась.
Ты здесь привлёк мои шаги
И губы именем разжал.

ДЕКАДАНС

Тревожный Вертинский – и обморок тоненьких лилий,
Утопия, следом затяжка Берслея – на утро,
Пустые костюмы густевшая тень опалила,
Белила трепещущих стен топит серая пудра,
Размытые клавиши улиц запали – снаружи.
Внутри – только профиль гербария, комнат драконы
Пьют обморок пепла, тоской погружаясь в окружность
Из мухинских, или – саке из японских…

Но в той музыкальной шкатулке, где собраны были
За чаем и дансингом, в строчке, где
«Ваши пальцы пахнут ладаном…» –
Стеариновый привкус зимы, или
Зрители, – суфлёры и постояльцы.

ШТОРМОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Митя, здесь ходит бумажный снег,
Пальцы ореха бьются о сумерки,
Тени обгрызли пейзаж до корней,
Если январь не загонит коней
Утренних – город впадает в безумие.

Митя, как медленно движется день
Вдоль побережья от баржи, и низко
Срочными стаями чертит метель
В угол дырявой ракеты котельной,
И в записных сокращаются списки…

Знаешь, в такую бездушную стынь
Письма до почты доходят едва ли,
И у причалов, разинувших рты,
Сводит суставы, и до хрипоты
Лунный наждак примеряет развалы
Улиц, в которых застыли мосты,
Ставшие ветру пустой наковальней…

STЕINWAY

Проскальзывать сквозь взгляды стольких,
Чтоб навернуться на твои
Глаза плясаньем обертона,
Не предназначенным для игр,
Расписанных на партитуры.
В ретортах клавиш – ночь и день,
Металл и ворон – сердцу дурно
От загоревшихся портьер.
Как платье, стнут зву бекаром –
И попадает в серебро
Октавы, где встаёт за кадром
Исподний ужаса колосс,
У мнемонического среза
Аншлага тишина – как вопль,
Сквозь зум распортрошённых кресел
Пространство вытесняли вон
Сосуды струн, глубокой дробью
Накаливался звукопад,
И, разворочен скерцо, пробил
И просится наружу, над
Концертным ларом, с канифольным
И пыльным дном, через ладонь
Извлекшего рояль из фобий
Реалистичных парадоксов,
Когда выташнивало двери
Льдом нумерованных предметов,
И бился алым Магистерий
Под кожей аккомпанемента.

***

Кем быть страшней – героем или автором?
Мы здесь, мы распадаемся на атомы,
Обронишь тень – и в зале вспыхнет свет.
Когда придёшь отдать Адаму адово,
И дверь двери, в черты же – лица вкладывать,
Как обнаженья высших из примет.

Литературных троп анахоретика
За персонаж себе берёт еретика,
Ни защищая, ни благоволя.
И странно исповедоваться дважды нам,
Двойною смертью с жизнью разукрашенным,
Не лицедеям, но и не вралям.

С японской красно-белою эстетикой
И той, античной склонностью к трагедии –
Идущими то в шаг, то вразнобой.
Вся теургия наша, эзотерика –
В евангельско-булгаковском «по вере вам»
И в домике обещанном покоя…

Финальным словом отпустившим мучимых,
Как всадники, в ночь истины обручены,
Последнею затяжкой сна хрустя,
Или, скомандовав расстрелом самозвучно,
И бросив в море кортик, дну порученный,
Или, ступая на рассвете, Тютчева
И Фета том пред плахою крестя.

КОДЫ
        …как дань второй щеки – аплодисментам…

Теперь произнеси себя – во мне,
Ни сцены нет, ни дна здесь тоже – нет.
Кто нас обнимет, кто обминет здесь,
Где холодок вступает раньше пьес,
Где бьющийся о зеркало софит
Шевелящийся хаос раздразнит,
Где, как тысячерукий Вавилон,
Кромешный воздвигают монолог,
Как между скал сходящихся – кулис,
Чей диалог осваивал Улисс,
В фаянсовый падеж предложных лож
Пролив до-феерическую дрожь,
Сквозь хищность геометрии, чей зал
Нас норовит со спин своих слизать,
Где в лузу страха катится огонь,
Когда в минуту болью втиснут – год,
Где видел, наизусть в себе застыв,
Одно рукоплесканье пустоты.
Не здесь – хоть идеально наг и нем, –
Невосполним любою из замен, –
Ты весь не здесь, вот дело в чём, сыграв
В предвидимом, где не предвидим сам.
Где всё одно – остаться и уйти,
На каждой коде, с битвой смыслов – в тир
Отточия, не ведавший, в каком
Из нынешних пространств взойдёшь строкой.