ЕВГЕНИЯ КРАСНОЯРОВА

ЗАГЛЯНУТЬ В МЕЖДУРЕЧЬЕ
(опыт прочтения книги Светланы Василенко «Проза в столбик». – М., 2010)

Книга Светланы Василенко «Проза в столбик» вышла в свет в 2010 году, и уже собрала определённое количество рецензий и откликов. В большинстве из них отмечается высокое мастерство автора, который сумел в единый сплав слить множество разрозненных картин и картинок, переплетя свою судьбу и судьбы знакомых ему людей с судьбой великой и непостижимой – Родины. Все отмечают лёгкость, с которой читается книга и запоминаются составившие её образы. «Простота их не кажется изначальной. Наоборот, возникает ощущение той самой высшей формы простоты, возникающей из сверхсложного», – говорит Г. Шевченко.  В. Курбатов отмечает «естественное дыхание», пронизывающее книгу, в каждом тексте которой «увидишь полноту печали и света, вспышку жизни, моментальный снимок судьбы». Чем же так захватывает с первой страницы «Проза в столбик» Светланы Василенко? На чём зиждется «простота» каждого текста и книги в целом, отчего, взяв её в руки, уже не отложить, не дочитав до конца? Конечно, дело в мастерстве, в опытности писателя, в умении отбирать главное, и ненужное в художественном произведении неумолимо отсекать. В его душе, настежь открытой миру, жаждущей ощущений, переживаний, определённых знаков, за которые зацепляется душа художника, чтобы остановиться на время и запечатлеть прочувствованное – в стихах, в прозе, в прозе в столбик ли – не так важно для того, кто будет внедряться в текст не как филолог, а как читатель.

Книга стихов Светланы Василенко и передо мной поставила вышеперечисленные вопросы. Поэтому мне пришлось подойти к ней с позиции уже не того, кто воспринимает, а, скорее, того, кто долго вглядывается в объект, чтобы понять, как он сделан. Второй текст в книге, озаглавленный «Автопортрет в пейзаже» привлёк мое внимание не только отмеченной рецензентами яркостью и поэтичностью образов. Предваряющий основной массив текстов и благодаря названию декларируемый как личная позиция (не только лирического героя, но и самого автора текста) по отношению к «городу и миру», он показался мне знаковым, и стал для меня тем самым ключом, который приводит в движение сложный механизм книги, выверенной, как часы.

Сразу скажу, что и до рассмотрения этого текста мне приходилось заниматься исследованием поэтического и прозаического текста ниже примененным способом, и результаты этих исследований во многом были неожиданными, и вместе с тем, опровергать их было бы странно, потому что к расшифровке текста мной была применена наука о символах1. При прочтении любого художественного произведения, если, конечно, текст этот принадлежит руке мастера, поэта, сознательно, но чаще всего бессознательно, обращающегося к архетипам, интерпретация символов выводит текст на новые уровни – как сказанного автором, так и воспринятого нами.

Итак, «Автопортрет в пейзаже». Текст делится на семь смысловых отрезков, каждый из которых мы заключили в косые скобки.

/Степь,
Пахнущая чистой
Хлопчатобумажной футболкой
На теле любимого мужчины,
Который был до тебя
жизнь назад./
/Змея на дороге,
Полная яда,
С глазами рассерженной прачки.
Или где я могла видеть женщину
С таким же злым и бессильным взглядом?
Может быть, она была подавальщицей
Или посудомойкой в заводской столовой?
Не помню./
/Кузнечик
С внимательным взглядом зелёных глаз
Инопланетянина,
Играющего со мной в салки./
/Река, названная по имени
Монгольской девочки,
Тысячу лет назад влюбившейся в русского князя
И здесь утонувшей, – Ахтубой./
/Журавль,
Отставший от стаи,
Жалкий, словно после похмелья,
На другом берегу,/
/А на этом – ворона,
Терзающая брошенный кем-то пакет
С надписью «Мальборо»,/
/И я
На остывшем песке
Любящая тебя./

Каждая из смысловых частей текста посвящена беглому описанию объекта, заявленного в начале отрезка: степь, змея, кузнечик, река, журавль, ворона и «я», т.е. герой. Пять из них напрямую связаны с символами, обозначают определенные понятия и явления. Последний, не явленный прямо, мы расшифруем путем истолкования всех предыдущих символов. Толкование же самого первого, «степь», ни в одном словаре символов мы напрямую не нашли, но связанные с ним символы «долина», «поле», дают возможность поставить и его в интерпретируемый ряд и начать с него «толкование». Необходимо отметить не только прямой «повествовательный» символизм, присутствующий в тексте. Важно для нас и порядковое число появления того или иного символа в нём. Играет роль и цвет объекта. Он не всегда указан напрямую, и поэтому не будет считаться нами как безусловное звено символического ряда. Однако подробность текста и некоторые внетекстовые моменты позволяют с некоторой условностью восстановить палитру. Так, например, «Автопортрет в пейзаже» написан в сентябре. Если текст был написан «по живому», в том же месяце, то мы можем представить себе цвет описываемой степи как жёлтый, серо-жёлтый. Если же текст был написан раньше, то мы знаем, что степь зелена обычно только в период цветения – весной. Летом она выгорает на солнце, поэтому цвет её всё же оставим «жёлтым». Змея с глазами, полными яда – скорее всего разновидность гадюки, цвет которой в зависимости от области обитания разнится, но все же приближен к коричневому. В случае с кузнечиком и вороной всё ясно. Журавль, скорее всего журавль-красавка, – серый. Река – приближенная к синему цвету. Для удобства интерпретации обозначим символы из каждого смыслового отрезка текста как триаду: объект – число (порядковый номер) – цвет объекта.

Итак, первая триада в нашем случае «степь – единица – жёлтый». Как уже говорилось, отдельного символа для понятия «степь» нами не найдено, однако из сходных символов «долина», «поле» мы связали бы его Матерью-Землей, с проявлением защищающего женского начала. В символизме Мать-Земля тесно связана со всем, что относится к такому понятию как Magna Mater (Великая Мать) – прототип, соответствующий женским божествам Иштар, Исиде, Астарте, Кали-Дурге, Гее и Деметре. Magna Mater – это объективная истина Природы. Она же – «повелительница всех элементов, изначальное дитя времени, Царица всех духовных вещей, смерти и бессмертия, прародительница всех существующих богов и богинь, одним движением пальца управляющая светом Небес, благотворными морскими ветрами и печальным безмолвием подземного мира» (по Апулею). Мать – архетипическая женщина, первоначало всего живого, первичная полнота, содержащая все принципы. Она символизирует все фазы космической жизни, объединяет все элементы, как небесные, так и хтонические. Это хранительница ключей плодовитости и врат рождения, смерти и воскресения, она олицетворяет мудрость, способствует трансформации человека от самого элементарного к самому высшему уровню. Символическое значения степи-Матери подкрепляется и её порядковым номером появления в тексте. Она упоминается первой. Единица же символизирует начало, перводвижитель, первичную целостность, бытие, источник жизни, божественную сущность и открытие человеку духовной сущности, она приравнивается к мистическому Центру. Последний член триады, цвет, в нашем случае жёлтый – ассоциируется с просветлением, рассеиванием и широким обобщением. Как видим, участники триады не противоречат, а дополняют друг друга, обозначая некую мистическую точку, из которой посредством встречи с первосущностью, с первобожеством начинается путь – Путь познания, путь трансформации сознания при соприкосновении с бессознательным, не явленным ни в жизни, ни, соответственно, в тексте открыто и гласно.

Второй отрезок текста основан на описании змеи – глаза её полны яда и напоминают то рассерженную прачку, то подавальщицу или посудомойку. Этот поэтический образ при расшифровке также становится прозрачным и отсылает нас к появлениям космогонии древних. Змея – один из самых известных атрибутов античной Медузы Горгоны, то есть Magna Mater в её  ужасном и разрушительном аспекте. Горгона – символ дурного взгляда, деструктивных сил зла. В то же время видимая змея – это лишь тленное проявление первопричинного вневременного Великого Невидимого Духа, хозяина всех природных сил. Она – страж порогов, храмов и  эзотерических знаний. Она появляется второй. Двойка в символике в первую очередь обозначает  конфликт и противовес, преходящее, подверженное порче. В эзотерической традиции двойка рассматривается в качестве чего-то зловещего. В тексте – помимо того, что змея появляется второй, у неё два – злых, дурных – глаза. Она пытается остановить героя в его пути, в точке первоначала, не пустить дальше.  Два – число, ассоциирующееся с Великой матерью. Отсыл к Magna Mater явлен в подавальщице из заводской столовой, так как все символы еды ассоциируются с Богиней-Матерью. Кроме того, в символике пища – это все воды, реки, фонтаны и родники, поэтому в наш ряд вписываются и прачка, и посудомойщица. Поэтическая ассоциация не случайна и в этом отрезке текста. Цвет змеи, скорее всего, коричневый – ассоциирующийся с землёй, с бедной глинистой почвой, с наказанием, он подкрепляет символизм и двойки, и змеи –  знаков земли и женского начала.

Следующая триада: кузнечик – тройка – зелёный. Кузнечик определён в тексте как инопланетянин, пришелец. Пришелец – в символике тот, с кем  связана возможность незаметных перемен или изменений в целом, это носитель божественных и магических сил. Голова кузнечика представляет собой треугольник, обращённый вершиной вниз – эта фигура  обозначает женское начало, воду, холод, природу и символизирует Великую Мать.  Пристальный взгляд в символике имеет своё определенное значение – он ассоциируется со знанием, традиционно отождествляется со знакомством или осведомленностью. Возможно, кузнечик, как одно из воплощений Magna Mater, узнаёт героиню, признаёт в ней способность к самосовершенствованию и разрешает вступить на Путь? Подтверждение этому даёт его «порядковый номер» в тексте, потому что именно тройка символизирует духовный синтез, творческую силу, рост, движение вперёд, являясь формулой для творения каждого из миров. Тройка олицетворяет решение конфликта, поставленного дуализмом (а в тексте змея с «глазами рассерженной прачки» противопоставлена кузнечику «с внимательным взглядом зелёных глаз инопланетянина»). Она образует полукруг, включающий зарождение, зенит и нисхождение, который графически близок к символу «U», символизирующему женское принимающее начало, Великую Мать. Цвет же кузнечика, зелёный, соответствует функции восприятия, он часто связан с потусторонним (кузнечик – инопланетянин!), и в христианской  традиции символизирует рост духа святого в человеке.

Четвёртая триада: река – четвёрка – синий. Общее значение символа «река» – это мировой поток явлений, течение жизни. Существуют Река жизни – царство божества (в нашем случае Magna Mater), макрокосм и Река смерти – явное существование (в нашем случае герой), мир изменений, микрокосм. Между реками Жизни и Смерти существует то самое Междуречье, в которое – сознательно или бессознательно – стремится герой, стремится поэт. Божеством стать нельзя, с ним можно только соприкоснуться, оторвав себя от мира изменений, вырвавшись из микрокосма, чтобы, вооружившись полученным впечатлением, вернуться в него обратно, иначе воды реки превращаются в границу между миром живых и мертвых, и зачастую уже не отпускают обратно, в реальнось. Утонуть – значит  потерять свою индивидуальность в океане недифференцированного целого. Так погибает монгольская девочка, не сумевшая разобраться в жизни, не сумевшая отстоять себя от Реки смерти. Млечный путь, незаметный в современных городах, очень хорошо просматривается в степи, и зачастую олицетворяется с Небесной рекой. Пространство, длящееся между небесной и земной реками, выводит нас с плоскостного уровня чисел «два» и «три» к четвёрке, символизирующей пространственную структуру.  Синий, цвет реки, ассоциируется с небом, истиной, откровением, мудростью. Это цвет Великой Матери,  бесконечное пространство, которое, будучи пустым, может содержать всё.

Пятая триада: журавль – пятёрка – серый. Одно из символических значений птицы, помимо обозначения души, духов – это возможность общаться с богами или входить в высшее состояние сознания, мысли, воображения. Как видим, герой продолжает свой Путь, от земной реки продвигаясь всё ближе к тому, что связано с небесным, сакральным. Как символ общения с богами, символ духовного и телесного возрождения, даже «отставший от стаи, жалкий, словно после похмелья» журавль кажется нам знаковой фигурой в данном отрезке текста. Как птица, он, с одной стороны, приближён к сакральному, как «похмельный» и «жалкий» – всё-таки к мирскому, к человеку. Он появляется в пятом условном отрезке текста. Пятёрка – символ человека, его микрокосма. На фигуру человека с раскинутыми в стороны руками и ногами (вспомним Витрувианского человека) похожа пентаграмма. Пусть условно, но и журавль, стоящий на двух ногах и раскинувший в стороны крылья, схож  с пентаграммой-человеком.  Цвет журавля, как нами оговаривалось выше, скорее всего серый. Серый – это нейтральный цвет. Именно сохранение нейтралитета – основная черта настоящего посредника.

Следующая триада: ворона – шестёрка – серо-чёрный. Ворона – также птица, также, как и журавль, вестник богов. Но ассоциации, связанные с этим символом, скорее носят знак «минус»: связь со смертью, уединением, одиночеством. Само расположение птиц – журавля и вороны – можно с некоторой натяжкой, но всё же истолковать символически. Журавль стоит на одном берегу, на другом, «на этом», ворона терзает «брошенный кем-то пакет». В «Упанишадах» упоминаются две птицы на Космическом Древе: одна ест, другая её сторожит – они символизируют индивидуальную и вселенскую души, то есть микрокосм и макрокосм. Намёк на Древо можно воспринимать как очередное указание на Центр, к которому держит свой Путь герой. В символике также важен и момент борьбы птиц со змеями,  изображающий фундаментальный конфликт между светом и тьмой, духом и плотью. В нашем случае этот конфликт отсутствует, силы находятся в некоем равновесии, возможно шатком, но имеющем место быть. Можно добавить, что с символическим значением журавля имеет много общего и цапля – птица вод, которая рядом с чёрной вороной образует противопоставление солярного и лунного, света и тьмы. Некий союз противоположностей подкрепляется символическим значением числа «шесть», которое обозначает равновесие, единство полярных сил. С другой стороны, оно соответствует прекращению движения. Цветовая ассоциация с вороной – скорее чёрная. Чёрный цвет – первобытная тьма, тёмный аспект Великой Матери, которая в очередной раз подспудно заявлена в тексте. В то же время интересна и символическая интерпретация цветовой гаммы «терзаемого кулька»: фирменная гамма сигарет «Мальборо» – это чёрный и красный на белом фоне. В алхимии, и в последствии, символике, ряд «чёрный-белый-красный» описывает путь духовного восхождения, «Великого Превращения», который достигает высшей точки в создании «золотого», философского камня. Золотой  – божественная сила, великолепие просветления, обретение первоначальной чистоты человеческой натуры. Возможно, именно в золото и окрашивается следующий, последний отрезок текста, в котором не заявлен ни один цвет, и триада превращается в диаду «герой-семёрка»?

Именно в последней, седьмой части текста является нам герой, человек, сочетающий в себе  материальное и духовное, небесное и земное, образ универсума. Только осознавший своё бытие приходит к пониманию себя в качестве символа. Он становится «универсальным человеком», обозначаемым термином «мезокосм» – средним между конкретным индивидом и универсумом. Он, пройдя Путь познания, оказывается в Междуречье. Именно так соединяются микрокосм и макрокосм, сердце соединяется с Солнцем в Мистическом Центре. Шесть отрезков текста, шесть символических ступеней – прогресс, проходящий через шесть чакр для того, чтобы раскрыть не имеющей названия и не представленной визуально седьмой чакры – центральной точки, в которой преодолевается течение времени, разрушение и уничтожение (река, песок). Достижение Центра – постижение цельности, непроявленного бытия, соединение времени и пространства, пересечение микрокосма и макрокосма, где исчезают противоположности.  Из этой точки всё возникает и возвращается к ней в ходе двух движений – центробежного и центростремительного, символизируемых также вдыханием и выдыханием, циркуляцией крови от центра сердца. Это точка, где производится пространство, и не только материальное, но и художественное тоже. Семёрка лишь подытоживает конечный смысл толкования – она являет собой планетарный и моральный порядок, символ Центра, она является первым числом, охватывающим и духовное, и временное – совершенство, уверенность, безопасность, покой, восстановление целостности.

«Автопортрет в пейзаже» в подобном толковании превращается не в беглый набросок на белом листе, не в зарисовку родного автору пейзажа или простое описание его чувств, нет. В нескольких десятках слов текст отражает некий путь, который, быть может, растянулся на целую жизнь, но увенчался соприкосновением с сакральным, и как результат – постижением смысла, возвращением к Знанию. К тому Знанию, которое получил Один от Иггдрасиля. К истине. Поэтому все слова, все тексты, следующие за «Автопортретом», освещены лучами истинного, солнечного света, поэтому и находят они отклик в сердце, воспринимаются как откровение, полученное шаманом в минуты камлания, пророком в минуты общения с Высшим.

Символы, заявленные в «Автопортрете» будут повторяться в книге и дальше. Мы предоставим читателю получить удовольствие от поиска их в казалось бы простых, реалистических текстах, и не будем омрачать удовольствие от узнавания сакрального называнием его. Интуитивно автором «Прозы в столбик» создан тот подтекст, который заставляет вдумчивого читателя самого становиться на Путь познания, сопоставлять, искать, причащаться. Это не просто увлекательное чтение, не сентиментальное выдавливание жидкости из слезных желез: «утопленница, Мадонна, подсолнух, танки, Родина…». Это ключ от той дверцы, которую все мы, как правило, держим на прочном замке – от сердца. От микрокосма, познание которого ведет нас к большему, к Большому.

Мы не зря упомянули в предыдущем абзаце Игддрасиль – скандинавское Космическое древо. На Древо мира указывают в рассмотренном нами тексте такие символы как птицы (журавль и ворона). С символикой дерева тесно связана змея. А соединение растения (древа) и камня проявляется в таком атрибуте Великой Матери, неоднократно и многогранно заявленной в тексте, как колонна, столб – ось мира и эмблема божественной силы, земной и космической энергии. Проза Светланы Василенко преобразована именно в «столбик» (со столбами связана сила и храбрость легендарных героев – Кухулина, Самсона, Геракла). Почти на каждом развороте книги мы видим по два текста. Так позволим же себе иследовательскую вольность – уподобить каждый из текстов колонне. Тогда книга стихов приобретет  ещё один неявленный с строках смысл: две колонны олицетворяют опору Небес, Небесные врата. И чтобы попасть в Храм, нужно пройти между ними (постичь контекст). Прохождение между двумя колоннами символизирует  постижение, переход к новой жизни. К новым смыслам, скрытым за простыми, безыскусными на первый взгляд словами, сложенными в поэтический текст.
___
¹ При толковании символов и символических рядов использованы следующие издания: энциклопедия «Мифы народов мира» под редакцией С.А. Токарева (М.: Советская энциклопедия, 1987), «Словарь символов» Х.Э. Керлота (М.: «RELF-book», 1994), «Энциклопедия символов» Дж. Купера (М.: Ассоциация Духовного Единения «Золотой Век», 1995), «Словарь символов» Дж. Трессидера (М.: ФАИР-ПРЕСС, 1999).