FEDERICO GARCÍA LORCA
ФЕДЕРИКО ГАРСИЯ ЛОРКА

В переводах Анатолия Яни

О, ПОЛНОЧЬ, ЗЕЛЁНАЯ ПОЛНОЧЬ!

PATIO HÚMEDO

Las arañas
iban por los laureles.
La casualidad
se va tornando en nieve,
y los años dormidos
ya se atreven
a clavar los telares
del siempre.

La quietud hecha esfinge
se ríe de la Muerte
que canta melancólica
en un grupo
de lejanos cipreses.

La yedra de las gotas
tapiza las paredes
empapadas de arcaicos
misereres.

¡Oh torre vieja! Llora
tus lágrimas mudéjares
sobre este grave patio
que no tiene fuente.

Las arañas
iban por los laureles.

ДВОРИК В КАПЛЯХ ВЛАГИ

Тихо
сквозь лавра листву
ползли пауки.

Превращалась случайность
в снег,
а они проползали,
и уснувшие годы
гвоздями скрепляли
ткацкие их станки.

Смеясь над смертью,
поющей за кипарисом
уныло и нервно,
тишина становилась сфинксом.

Плющ из капель
полез на стены,
как в час атаки,
окропляя церковную службу
псалмами влаги.

О, старая башня! Арабскими
слезами плачь неустанно
о дворике этом безрадостном,
где нет фонтана,

где тихо ползут пауки
в сером дворике старом
по листьям лавра.
___

LLAGAS DE AMOR

Esta luz, este fuego que devora.
Este paisaje gris que me rodea.
Este dolor por una sola idea.
Esta angustia de cielo, mundo y hora.

Este llanto de sangre que decora
lira sin pulso ya, lúbrica tea.
Este peso del mar que me golpea.
Este alacrán que por mi pecho mora.

Son guirnaldas de amor, cama de herido,
donde sin sueño, sueño tu presencia
entre las ruinas de mi pecho hundido.

Y aunque busco la cumbre de prudencia
me da tu corazón valle tendido
con cicuta y pasión de amarga ciencia.

ИЗРАНЕННАЯ ЛЮБОВЬ

Меня сжигает ярый пламень света.
Пейзаж – как складки серого мундира.
Всё та же боль в висках стучится где-то –
тоска небес, и времени, и мира.

Рыдает кровь дрожащего сонета.
Теряя пульса скорость, гаснет лира.
Меня терзает тяжесть моря эта.
И скорпион ужалил, как рапира.

Обитель ран моих, любви гирлянда!
В груди уснула ты мечтой бессонной.
Чуть слышный стон в развалинах таланта

стремится к пику страсти потаённой.
И вкус цикуты жгуче и галантно
дарило мне речной долины лоно.
___

PAISAJE VISTO CON LA NARIZ

Un temblor frío,
сauterizado
por los gallos,
enturbia la llanura.

En la casa,
queman paja
de trigo.

Los arados vendrán
al amanecer.

ПЕЙЗАЖ, ВОСПРИНЯТЫЙ ОБОНЯНИЕМ

Дрожащее холодное безмолвие,
разорванное криком
петуха,
волнует эту степь полупустынную.

Дрова закончились –
солому золотую
жгут в деревенских избах.

Скоро землю
распашут на рассвете
лемеха.
___

SEIS COHETES

Seis lanzas de fuego
suben.
(La noche es una guitarra.)
Seis sierpes enfurecidas.
(Por el cielo vendrá San Jorge.)
Seis sopletes de oro y viento.
(¿Se agrandará la ampolla
de la noche?)

ШЕСТЬ РАКЕТ

Шесть копий яро,
шесть пик-огней
(ночь – как гитара),
шесть злобных змей
вверху маячат.
Шесть ярких оргий.
(По небу скачет
Святой Георгий.)
Шесть ламп охочи
жечь всё сильней.
(Не больно ль ночи
от тех огней?)
___

NOCHE VERDE

Noche verde.
Lentas
espirales moradas
tiemblan
en la bola de vidrio
del aire.
Y en las cuevas dormitan
las serpientes del ritmo.
Noche verde.

НОЧНОЙ ПРОСТОР

О полночь, зелёная полночь!
И только трепещут слабо
фиолетовые спирали
в воздухе, что застыл,
подобно стеклянному шару.
И звуки задумчивой тайны
ритмично звучат в закоулках
сознания животворного.
О полночь, зелёная полночь!
___

TARDE

Tarde lluviosa en gris cansado,
y sigue el caminar.
Los árboles marchitos.
Mi cuarto, solitario.
Y los retratos viejos
y el libro sin cortar…

Chorrea la tristeza por los muebles
y por el alma. Quizá
no tenga para mí Naturaleza
el pecho de cristal.

Y me duele la carne del corazón
y la carne del alma. Y al hablar,
se quedan mis palabras en el aire
como corchos sobre agua.

Sólo por tus ojos
sufro yo este mal,
tristezas de antaño
y las que vendrán.

Tarde lluviosa en gris cansado,
y sigue el caminar.

ДОЖДЛИВЫЙ ВЕЧЕР

Дождливый вечер в серости унылой,
мне кажется, уже не прекратится.

Листва, темнея, вянет на деревьях.
И в одинокой комнате моей
со стенки смотрят старые портреты
и книга неразрезанной лежит…

По шкафу, по столу печаль струится
и по душе. Хрустально-светлых чувств
нет для меня, как видно, у Природы.
Рыдает сердце, и душа болит.

И если я сказать решусь о чём-то,
слова мои удерживает воздух,
как поплавок из пробкового дуба –
густая, полусонная вода.

Лишь из-за глаз твоих могу терпеть я
всю эту боль и все свои печали:
и те, которые остались в прошлом,
и те, которые ещё нахлынут.

Дождливый вечер в серости унылой,
мне кажется, уже не прекратится.
___

EN LA NARIZ…

En la nariz de Newton
cae la gran manzana,
bólido de verdades.
La última que colgaba
del árbol de la Ciencia.

El gran Newton se rascal
sus narices sajonas.
Había una luna blanca
sobre el encaje bárbaro
de las hayas.

Я СЛЫШАЛ: НА НОС НЬЮТОНУ…

Я слышал, на нос Ньютону упало
большое яблоко, как яркий метеор
реальной, неопровержимой правды.
Последнее, которое висело
на пышной ветке дерева Науки.

Великий Ньютон почесал слегка
свои саксонские тугие ноздри.
Светилась в небе белая луна
над буклями высоких
крепких буков.
___

EL ÚLTIMO PASEO DEL FILÓSOFO

Newton
paseaba.

La muerte lo iba siguiendo
rasgueando su guitarra.

Newton
paseaba.

Los gusanos roían
su manzana.

Sonaba el viento en los árboles
y el río bajo las ramas.
Wordsworth hubiera llorado.
El filósofo tomaba
posturas inverosímiles
esperando otra manzana.

Corría por el camino
y tendíase junto al agua
para hundir su rostro en
la gran luna reflejada.

Newton
lloraba.

En un alto cedro dos
viejos búhos platicaban
y en la noche lentamente
el sabio volvía a su casa
soñando inmensas pirámides
de manzanas.

ПОСЛЕДНЯЯ ПРОГУЛКА ФИЛОСОФА

Ньютон прохаживался,
гулял.

Ступала смерть за ним по пятам
и кромсала гитару в щепки.

Ньютон прохаживался,
гулял.

А в это время голодные черви
грызли его яблоко.

В кронах деревьев ветер шумел,
река журчала под их ветвями.
Зарыдал бы и Вордсворд на месте его.
Наш философ особую видел картину,
ожидая нового яблока.

В поисках яблока мчал по дороге
и останавливался у реки,
своё лицо погружая медленно
в отражение бликов луны.

Ньютон
плакал.

На кедре высоком
два филина старых беседу вели,
а мудрец той ночью неторопливо
возвращался домой, мечтая
о гигантских и многогранных
пирамидах горных
из яблок.