ИЛЬЯ КРИШТУЛ

ЛЕДОРУБ ТРОЦКОГО
рассказы

ПРАВИЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Алексей Чижов был очень правильным мужчиной. Уходя, он гасил свет, водоёмы не засорял, мусор всегда сортировал, а отработанные энергосберегающие лампы сдавал в специализированные организации для переработки и обезвреживания. Он, кстати, единственный россиянин, который знал адреса этих специализированных организаций. Алексей не купался в водоёмах, в которых купание запрещено и не ходил по газонам, никогда не заезжал в магазины на роликовых коньках и уж тем более не выходил в двери, на которых написано «Выхода нет». В страшном сне он не мог себе представить, что поставит сумку на витрину или перейдёт дорогу в неположенном месте, попросит справку там, где справок не дают, а размена там, где размена нет. Однажды Алексей увидел человека, заходящего в зал после третьего звонка, и ему стало так нехорошо, что ни в какие залы он больше не ходил. И, разумеется, он не трогал руками экспонаты, не заходил ни за какие ограждения, ежемесячно оплачивал по ЕПД сумму платежа, указанную в графе «Итого с учётом страхования» и хранил все квитанции в течение трёх лет с момента оплаты, для чего даже выделил отдельную комнату в своей двухкомнатной квартире.

И в это утро всё было так, как всегда. Алексей собрался на работу, проверил, не оставил ли он включёнными электро- и нагревательные приборы, вытащил все шнуры из всех розеток, перекрыл газ с водопроводом и только после этого покинул своё жилое помещение. Подойдя к лифту, он нажал кнопку вызывного аппарата и посмотрел, загорелся ли индикатор. После автоматического открывания дверей, убедившись, что кабина находится перед ним и что это действительно кабина, а не её имитация, Алексей зашёл внутрь и нажал кнопку нужного ему этажа.

На улице, в ожидании подвижного состава трамвайного парка и имея при себе предмет со световозвращающимся элементом, Алексей минут двадцать обеспечивал видимость этого предмета водителями транспортных средств, за что много раз был этими водителями матерно обруган. К ругани в свой адрес Алексей давно привык и не обращал внимания, к тому же ему было не до ругани – невдалеке он заметил агрессивно настроенную группу граждан и стал искать сотрудника полиции, чтобы немедленно сообщить ему об этом. Сотрудника полиции поблизости не оказалось, но, к счастью, члены агрессивно настроенной группы граждан оказались пешеходами, которые хотели стать пассажирами какого-либо маршрутного транспортного средства и выражали своё негодование по поводу невозможности этого сделать.

Вскоре долгожданное средство городского наземного транспорта, оборудованное системой АСКП, подошло, наконец, к посадочной площадке и Алексей, дождавшись его полной остановки, вышел на проезжую часть с целью посадки. После валидации проездного билета Алексей не стал задерживаться возле турникета, а прошёл в середину салона, где начал заблаговременно готовиться к выходу, искать оставленные другими пассажирами вещи и во избежание травм держаться за поручни, одновременно проверяя, не загрязняет ли его одежда одежду других пассажиров. За этими делами время пролетело незаметно и транспортное средство общего пользования, двигаясь по специально проложенному маршруту, прибыло на конечную станцию. Заранее подав сигнал водителю нажатием кнопки звонка, Алексей покинул подвижной состав и направился к наземному вестибюлю станции метрополитена.

Люда сидела на газоне напротив входа в метро и пила пиво. Глаза, распахнутые серые глаза насмешливо взирали на торопливых суетящихся людей, но людям, опаздывающим на службу, было не до чужих глаз. Взгляд этот заметил только Алексей и у него так заныла душа, что он забыл и правила пользования метрополитеном и даже с какой целью он хотел им воспользоваться. Никогда, никогда раньше Алексей не видел таких глаз. Он не мог больше находиться в условиях увеличенных пассажиропотоков и, впервые в жизни пройдя по газону, подошёл к Люде и молча присел рядом. «Хочешь пива», – то ли спросила, то ли приказала она. «Пива хочу», – то ли ответил, то ли попросил он. Потом они курили, потом, нарушая все правила дорожного движения, перебегали улицу и покупали ещё пива, потом он рассказывал ей свою жизнь, а она хохотала. А потом пошёл дождь…

На окраине большого города, под мостом через реку, живут два счастливых человека. Им никогда и никуда не нужно являться в течение трёх рабочих дней. За их вещи, не сданные в гардероб, не несёт ответственности никакая администрация. Они никого и ни о чём не обязаны в десятидневный срок письменно уведомлять. Их исключили из списков для голосования, к ним не приходят агитаторы, а полицейские не требуют показать паспорта. Они не знают, кто мэр их города и даже путаются в президентах страны. Им не нужно в течение недели оплачивать всякие задолженности. По утрам они смеются, а по вечерам смотрят на воду и лес напротив. Лишь иногда, в полнолуние, один из этих счастливых людей просыпается в холодном поту от собственного крика. Он смотрит в испуганные серые глаза и виновато шепчет: «Опять этот кошмар…» Уже давно в каждое полнолуние ему снится один и тот же сон, жуткий сон про размагничивание проездного билета от того, что он хранился рядом с ключами и другими металлическими предметами. Он долго сидит и курит, отгоняя страшные мысли о последствиях размагничивания, а потом засыпает, запутавшись в волосах своей любимой. До следующего полнолуния ему ничего не будет напоминать о прошлой жизни…

«Может быть, жить нужно именно так, по своим правилам?» – подумал я и, ощущая себя бунтовщиком, не поднял полы длинной одежды при входе на эскалатор. Мой бунт, бессмысленный и беспощадный, был задушен в зародыше. У меня больше нет длинной одежды с полами, а эскалатор, даже не заметив этого, всё также бежит вниз, увозя куда-то пассажиров, стоящих справа лицом по направлению его движения… И никогда никто из них не бросит на лестничное полотно и балюстраду никакого постороннего предмета…

Интересно, а брошенная жизнь – это посторонний предмет?..

ПРО ЮРКУ И ЛЕОНИДА

Юрка жил далеко на Севере в покосившейся избе, которая отапливалась дровами. Дрова Юрка брал прямо там же, в избе, отчего она постоянно уменьшалась. Электричества у него не было, зато был телевизор, который Юрка любил смотреть долгими зимними вечерами. Телевизор был похож на трёхлитровую банку и показывал солёные огурцы, ну и по праздникам помидоры. Странно, что передача про помидоры обычно заканчивалась очень быстро и с песнями, а про огурцы шла постоянно, но без звука. Скотины у Юрки не было, даже жены, была раньше собака по кличке Собака, но ушла от такой жизни в тайгу, где и сгинула на болотах. Юрка ходил туда, искал её, звал, но нашёл только два гриба и много ягод, которые продал на станции проезжающим поездам. Вырученные деньги Юрка потратил с толком – купил водки, сигарет, ну и там по мелочи – ещё водки и сигарет. Потом, спрятав покупки под кровать, Юрка налил себе стакан, закурил и вышел на крыльцо. Мимо прошло стадо коров, лето, потом соседка баба Таня и осень. Надо было идти растапливать печку, но Юрка всё не уходил с крыльца. Что-то в его жизни неправильно, думал Юрка, но что? Может, она, его жизнь, уже прошла мимо, как это стадо коров? И после неё тоже остались следы в форме лепёшек? Или, может, всё ещё можно изменить? Мысли уносились в холодное небо, сталкивались там с падающими звёздами и исчезали, Юрка замёрз, зашёл в избу и сел смотреть телевизор с огурцами. А потом он лёг спать.

Леонид жил в Москве, в Лондоне и по выходным в Ницце. Работал он хозяином нефти какого-то большого края, названия которого так и не научился выговаривать. Хозяином нефти Леонид стал случайно – пошёл в баню с одним большим человеком, а тому прямо туда позвонили, так, мол, и так, нефть нашли, а чья она, непонятно. Кому отдавать? А в парилке, кроме Леонида, никого. И в предбаннике никого. В комнате отдыха, правда, две массажистки дежурили, но им и так хорошо заплатили, к тому же они иностранки были, из Украины. Большой человек посмотрел на Леонида, выпил и отдал ему эту нефть. Только попросил делиться иногда, ну и денег на всякие нужды государственные давать. Леонид исправно делился и его за это никто не трогал, даже очень серьёзные люди «не-скажу-откуда». А сейчас Леонид лежал на палубе своей яхты, пил дорогое вино, смотрел на звёзды и, если звезда падала, загадывал желание. Мимо прошли «Мисс Мира» и «Мисс Вселенная», острова Французской Полинезии и пятнадцать лет жизни. Леонид допил вино, загадал последнее желание и уснул.

Проснулся Леонид далеко на Севере в покосившейся Юркиной избе. А Юрка проснулся на яхте Леонида, в окружении пустых бутылок из-под дорогого вина. Леониду сначала всё очень понравилось – природа, тишина, никаких «Мисс», только холодновато и соседка баба Таня вечно похмелиться просит, говорит, что под кроватью есть. Он даже в сельмаг как-то сходил, хотел купить ей дорогого вина, но вернулся расстроенный. Ну а Юрке тем более всё понравилось, хоть он и не понял ничего. Он в бар с палубы спустился и зажил там вместе с барменом. Жаль только, что бармен по-русски не очень говорил и телевизор у него не огурцы показывал, а какие-то двигающиеся картинки. А огурцов вообще не было, про помидоры Юрка и не спрашивал.

Прошло время. Леонид давно стоял на крыльце Юркиной избы и смотрел на небо. Он ждал падающую звезду, но на Севере звёзды падают реже, чем на Юге – боятся упасть в болото, передавить клюкву и утонуть, не принеся никому счастья. А Юрка тоже давно стоял на палубе яхты Леонида и смотрел в никуда. Он ничего не ждал, он просто испугался, что баба Таня нашла его сокровище, спрятанное под кроватью, и похмелилась им. Вокруг был океан, Юрка не понимал, где его изба, как он очутился на этой яхте и как ему добраться домой. А потом к нему подошли «Мисс Мира» и «Мисс Вселенная», стали ругаться, требовать отвезти их в Париж и дать денег за три месяца. Юрка с женщинами был суров и послал их, но не в Париж, а намного ближе. Он с женщинами всегда так разговаривал, без этого на Севере не проживёшь, там бабы непонятливые, сразу всё выпьют. Но «Мисс Мира» оказалась ещё непонятливее и залепила Юрке в ухо, а пока он падал в океан, расцарапала лицо «Мисс Вселенной» и стала звонить какому-то Руслану, чтоб он забрал её отсюда. Зато далеко на Севере баба Таня не ругалась и денег ни у кого не требовала. Она просто топор взяла и Леонида по голове легонько тюкнула. Потом под кровать залезла и всё оттуда выпила, даже какой-то стеклоочиститель.

Очнулся Леонид на своей яхте, недалеко от Марселя. Голова, конечно, немного болела, но Леонид не стал обращать на это внимания. Он расплатился с «Мисс Мира» и «Мисс Вселенной», отправил их в Париж, выучил название своего нефтяного края, отослал бабе Тане на Север ящик французского коньяка и велел капитану яхты поворачивать в сторону России. А Юрка проснулся далеко на Севере, в своей избе. Он вышел во двор, улыбнулся – впервые за много лет! – и пошёл к бабе Тане, делать ей официальное предложение. Баба Таня была с похмелья, поэтому предложение приняла и вовремя подоспевший ящик французского коньяка был выпит всей деревней за двадцать минут под лучок и варёные яйца. А после свадьбы Юрка ушёл в тайгу искать нефть. И нашёл.

Прошло много лет. Леонид жил в нефтяном крае в простом доме и работал простым нефтяником. Яхту он давно продал, нефтяной свой край отдал обратно государству, а дома в Ницце и в Лондоне у него купил разбогатевший Юрка. Юрка, кстати, и нефтяной край себе забрал – государству, видно, не пригодилось. На звёздное небо ни Леонид, ни Юрка не засматривались – у Леонида уже давно не было никаких желаний, а Юрке это просто не нужно было, он все свои желания выполнял сразу, без помощи падающих звёзд. Вот только от жены он никак не мог избавиться, от бывшей бабы Тани, которую он, на свою беду, светской львицей сделал. Да она уже и не бабой Таней была, а Танечкой, гламурным лицом страны. Такое вот лицо у страны оказалось, с силиконовыми губами.

И однажды прилетел Юрка в свой нефтяной край по каким-то пустяковым делам. Может, зарплату получить. А Леонид зарплату уже получил и, наоборот, улетал куда-то. Скорее всего в отпуск, в Турцию, «три звезды» и «всё включено», больше-то в России отдыхать негде. И чёрт дёрнул Юрку с простым нефтяником пообщаться. Никогда не общался и вдруг захотел. Вышел он из ВИП-зала на улицу, дошёл до общего здания, а там у входа Леонид стоит, курит. Посмотрели они друг на друга… Долго смотрели, прямо глаза в глаза, и только хотели на небо взглянуть, как тут Танечка прибежала с Юркиными охранниками. Такой крик подняла… Юрку в лимузин засунули, Леонида в самолёт проводили без очереди… А с неба как раз две звезды скатились, яркие-яркие. И долго так летели, будто ждали чего-то, но ни Юрка, ни Леонид их уже не видели. Да если б и увидели, что б изменилось? Юрка всё равно свой нефтяной край никому бы не отдал, ни Леониду, ни, тем более, государству, а у Леонида при виде Танечки одно желание появилось, но он быстро одумался. К тому же Танечка эти звёзды тоже увидела и свои желания загадать успела. Так что нефти на её век хватит. И силикона тоже. А счастье… А счастье далеко на Севере осталось, в болотах с клюквой, но никто из них об этом не знает… И, как это часто бывает, никогда не узнает…

ЛЕДОРУБ ТРОЦКОГО

Телефон зазвонил резко, противно и неожиданно, так как был отключен три месяца назад за неуплату. К тому же было рано, часов двенадцать, и я, причисляющий себя к творческо-креативному гламурному бомонду, то есть к безработным иждивенцам, ещё спал.

– Масюкевич, Максим Александрович? – голос в трубке был тоже резкий, противный, но властный.

Я ответил, что я это я.

– Вас беспокоят из администрации президента России, моя фамилия Татаринов, – продолжил голос.

– А президента России как фамилия? – спросил я.

– Мы вам телефон не для шуток подключили, Максим Александрович, – в голосе послышались стальные нотки. – Дело в том, что ваш дом очень удобно расположен. У вас же Первомайская, тридцать семь?

Я кивнул.

– Первый этаж?

Я снова кивнул.

– Всё правильно. Ваш дом единственный, стоящий в глубине. Можно отследить подъезды, плюс спортплощадка, детская площадка, он это любит, в общем, по нашему мнению и мнению охраны, идеальный вариант. Запоминайте – через неделю к вам неожиданно для вас, для нас и для всей страны в гости заедет президент. – Татаринов немного помолчал и продолжил. – Будет проезжать мимо и заедет. Вы понимаете, какая это честь и, в тоже время, ответственность?

Я задумался. У меня вчера в гостях Марат был, одноклассник, вот это была ответственность, не знаю, правда, насчёт чести. Сто двадцать килограмм живого веса, постоянно норовящие упасть то на стол с напитками, то на аквариум с рыбками.

– А как я его узнаю, президента вашего? – наконец спросил я.

– Во-первых, не только нашего, но и вашего тоже, – ответил Татаринов. – А, во-вторых, вы что, не знаете в лицо президента страны? Телевизор у вас есть?

Телевизор у меня был, но работал как тумбочка, что-то с ним случилось лет пять назад, а мастера вызвать времени нет. Я так этому Татаринову и ответил.

– Хорошо. Через час к вам приедут наши сотрудники, ожидайте. А я приеду вечером, побеседуем.

Через час у меня под окном припарковалась неприметная «Газель» с надписью «Школьные завтраки», из неё вышли несколько человек и, не обращая внимания на домофон, зашли в подъезд. Я не стал дожидаться звонка, открыл дверь и сразу получил замечание.

– А вот дверь без звонка больше не открывайте, – сказал стоящий первым усатый мужчина в очках. – У вас теперь не личная и приватизированная квартира, а государственный объект. Теперь здравствуйте. Меня зовут Сергей Леопольдович, я ваш куратор на эти семь дней. И ещё насчёт двери. Вообще до визита президента к ней не подходите. Вы кого-то ждёте?

– Вас ждал, – честно ответил я.

– Это приятно, нас мало кто ждёт. – Сергей Леопольдович хмыкнул и продолжил. – Познакомьтесь.

Ко мне подошла миловидная женщина с холодным взглядом и улыбнулась. От её улыбки у меня в голове застучал ледоруб Троцкого, а под окном проехал грузовик режиссёра Михоэлса.

– Татьяна Борисовна, – представилась женщина, – сестра вашей жены.

– Э… – сказал я, а заговорил Сергей Леопольдович:

– Президент захочет попить чаю с ватрушками, кто его будет угощать? Вы умеете печь ватрушки? А стол накрыть, тут же будет телевидение, первый канал, второй, журналисты… И что у вас с ванной, вдруг он захочет руки помыть…

И Сергей Леопольдович пошёл в сторону ванной.

– Я насчёт жены… – кинулся я вслед за куратором. – Я же вроде как…

– Успокойтесь, Максим Александрович, – остановила меня новоявленная родственница. – Ваша жена приедет через минуту и только на неделю, очень симпатичная девушка Лена. И давайте на «ты», нам работать вместе. Я, кстати, приехала из Балашихи, в гости к сестре. Работаю в страховой компании, менеджер. А вот и Лена.

Моя жена действительно оказалась симпатичной высокой блондинкой, и я решил сразу пошутить по поводу отдачи супружеского долга. К счастью, меня опередили.

– Майор ФСО Круглова, – после этой фразы ледоруб Троцкого снова застучал в моей голове, где-то вдалеке заиграл радиоприёмник барда Галича и шутить расхотелось. – Прикомандирована к вам в качестве супруги. Показывай, муж, где у тебя что. Осваиваться будем…

Остаток дня мы осваивались, а вечером, как и обещал, приехал Татаринов. С ним приехали рабочие, сразу приступившие к ремонту ванной, и почти новый телевизор. Татаринов осмотрел квартиру, поговорил наедине с моими родственницами, с Сергеем Леопольдовичем и, видимо, остался доволен. Потом он подарил мне портрет президента в дорогой рамке и мы сели пить чай с ватрушками. Ватрушки были вкусны, чай сладок, но я не обращал на это внимания. Меня тревожила дальнейшая судьба телевизора, прекрасного плазменного телевизора со встроенным DVD. Оставят ли его мне после визита, ведь мой старый телевизор они уже вынесли на помойку? Или он на балансе ФСО и они возят его по всем квартирам, которые посещает президент? А может, это вообще личный телевизор президента?

– О чём вы думаете, Максим Александрович? – вдруг спросил Татаринов. – Вам не нравятся ватрушки? Или вы не хотите помочь нам, а значит, и своей Родине?

И вновь застучал в голове ледоруб Троцкого, и раскрылся отравленный зонтик болгарина Маркова. Я решил оставить вопрос о телевизоре на потом, откусил ватрушку и ответил:

– Ватрушки нравятся. Помочь хочу. Просто я подумал, что есть более достойные люди… Вот надо мной, Паша и Маша, он банкир, она домохозяйка, двое детей… Я у них взаймы часто беру…

– Второй этаж не подходит. Он там будет как мишень в тире. К тому же президент страны в гостях у банкира – это не очень правильно, ему ж взаймы не нужно. А семья хорошая, мы знаем. Итак, президент приедет к вам утром и пробудет пятьдесят минут…

– У нас здесь по утрам пробки… – вставил я.

– В это утро пробок не будет, – твёрдо сказал Татаринов. – Да, совсем забыл – вам знакома гражданка Вережанская Виолетта Павловна, пятьдесят первого года рождения?

– Да, знакома…

– Шла к вам, мы попросили этого не делать. Проживёте неделю без гражданки Вережанской, к тому же пятьдесят первого года рождения?

– Проживу, конечно. Телевизор буду смотреть…

Но мой слабый намёк остался без внимания и Татаринов, достав из портфеля какие-то бумаги, продолжил:

– Вот запись вашей непринуждённой беседы. Главное – вам, как представителю творческой интеллигенции, нравится отношение президента к культуре, поэтому вы поддерживаете все его начинания. Вот список начинаний. Теперь жалобы. Их у вас одна – вы недовольны ростом тарифов ЖКХ, он отвечает, что только что подписал указ… Ну, словом, как всегда отвечает. Вот текст жалобы. Дальше наша-ваша жена наливает чай, угощает президента ватрушками, которые сама испекла, президент пьёт, благодарит, встаёт, спрашивает, есть ли у вас какая-нибудь личная просьба к нему, как к президенту страны. Тут важно – вы отвечаете, что есть. Потом импровизируете, вот текст импровизации. Президент благодарит, уезжает, вы с чистой совестью приглашаете постаревшую ещё на неделю гражданку Вережанскую. Всё понятно?

– Понятно, – ответил я и взял отпечатанные листки с начинаниями, жалобой, импровизацией и непринуждённой беседой. – Это всё наизусть учить?

– А вы, Максим Александрович, сами как думаете? – спросил Татаринов с интонацией, от которой застучал, застучал в голове ледоруб Троцкого, а перед глазами закачалась петля поэта Есенина.

Спалось мне в эту ночь плохо. Во-первых, жутко храпела на своей раскладушке моя жена, майор ФСО Круглова, а, во-вторых, два молчаливых мужика, дежурившие в прихожей, каждые полчаса заглядывали в комнату и обводили её тяжёлым взглядом. Проснувшись с ощущением лёгкой арестованности, я посмотрел на президента в дорогой рамке, поздоровался с ним и вышел на кухню. Жена-майор уже приготовила завтрак, сестра майора мыла сковородку, два молчаливых мужика в прихожей сдавали дежурство двум другим молчаливым мужикам, а за окном… За окном творилось необыкновенное. Свежевыкрашенным фасадом сиял дом напротив. Вокруг детской площадки за ночь выросли голубые ели, а на самой площадке дети с радостью катались на аттракционах, вывезенных, судя по всему, из Диснейленда. На спортплощадке играли в футбол ребята в костюмах-тройках и тёмных очках, переговариваясь между собой по рациям. Подтянутые, голубоглазые и светловолосые дворники мыли шампунем только уложенный асфальт, а молодые мамы с пустыми колясками походили одновременно на женскую сборную России по самбо и участниц конкурса красоты. Редкие прохожие в плащах и шляпах совершенно не были похожи на прохожих, а выглядели, если честно, как сотрудники ФСБ. Но я не стал об этом никому говорить и сел завтракать.

И вот, наконец, наступил день визита. В пять утра меня разбудила собачка спаниель, деловито обнюхивающая комнату, и её хозяин, делающий то же самое. Из кухни доносился аромат свежевыпеченных ватрушек и, дождавшись, когда человек с собакой обнюхают каждый сантиметр комнаты, я встал, дружески кивнул портрету и пошёл бриться-умываться, повторяя про себя текст беседы с президентом. Потом я пил кофе, получая последние инструкции и наставления, надевал новый спортивный костюм и помогал прибывшим заранее телевизионщикам расставлять их аппаратуру, которая, кстати, расцарапала мне весь линолеум. А ровно в 9.58 моя квартира неожиданно опустела, и через минуту во двор въехал кортеж президента.

Президент оказался приятным моложавым мужчиной, извинился, что заехал без предупреждения, с удовольствием ел ватрушки, много шутил про глубокую модернизацию и инновации, рассказал анекдот про нанотехнологии, чем ужасно рассмешил мою жену-майора, спросил у меня совета по поводу реформирования госструктур и внимательно выслушал жалобу на ЖКХ. Ответив точно по сценарию, что он только что подписал об этом указ, президент съел пятую ватрушку, встал и спросил, глядя в глаза мне и одновременно в объективы всех телекамер:

– Ну а какая-нибудь личная просьба ко мне, как к…

– Есть, – твёрдо ответил я, недослушав президента, и ледоруб Троцкого занёсся над моей головой, и в лицо уже летела струя цианистого калия националиста Бандеры. – Есть. Вы мне телевизор не оставите?

Проснулся я от непривычной тишины, но, к счастью, в своей кровати. Первое, что я увидел, был мой старый телевизор, стоящий на своём месте и выполняющий роль тумбочки. На нём лежало письмо-уведомление о повышении тарифов ЖКХ в два раза. Я вскочил и выбежал на кухню. Нет, никаких следов визита президента не было, даже ватрушечных крошек, даже царапин на линолеуме от телевизионной аппаратуры, да и за окном… За окном всё было как всегда – на спортплощадке выгуливали своих собак соседи, гортанно переговаривались дворники-хлопкоробы, а на детской площадке, на качелях, поставленных ещё пленными немцами, сидела пара алкашей с бутылкой. «Как же так…» – подумал я, а вслух сказал:

– Как же так? Что ж это за власть такая, которая обманывает свой народ даже во сне? Власть во главе с президентом, который богатеет на бедах своего нищего народа! Указ о ЖКХ он подписал… Нет, только переворот, только революция спасёт эту страну от гибели! И если надо возглавить это революционное движение, то я…

В комнате раздался непонятный звук, как будто что-то упало-разбилос и одновременно зазвонил дверной звонок. Я пошёл открывать, по дороге заглянув в комнату, и… Холодная липкая струйка медленно протекла по спине, а ужас заставил закрыть глаза. На полу, в осколках от разбитого стекла, лежал подаренный Татариновым портрет президента в дорогой рамке. В дверь продолжали звонить, и я уже знал, кто за ней стоит, сжимая в руках ледоруб Троцкого. На ватных ногах я добрёл до двери, сказал последнее «прощай» своему отражению в зеркале, повернул ключ, зажмурился и прикрыл голову в ожидании удара. Но удара не последовало.

– Ты чего? – раздался голос Вережанской Виолетты Павловны, пятьдесят первого года рождения и я открыл глаза.

Действительно, это была Виолетта Павловна, удивлённо глядящая на меня, а у её ног стояла запечатанная коробка с плазменным телевизором со встроенным DVD.

– Опусти руки и занеси телевизор, – скомандовала Виолетта Павловна.

– Откуда он у тебя? – слабо спросил я.

– Государство подарило, на шестидесятилетие и сорокалетие трудовой деятельности. Там, на коробке, и наклейка специальная.

Действительно, на коробке была яркая наклейка с надписью «В. П. Вережанской в день шестидесятилетия от благодарного государства».

– У меня же два телевизора есть, этот решила тебе отдать, а то живёшь, как в пещере, ни одного сериала не видишь, – продолжала говорить Виолетта Павловна. – С тобой и обсудить скоро нечего будет…

И я занёс коробку в квартиру.

Вечером мы лежали и смотрели «Новости». Показывали президента страны, который в каком-то городе зашёл в гости к простым людям и долго с ними беседовал, угощаясь ватрушками.

– Всё-таки хороший у нас президент, и государство хорошее. Всё для народа делают – телевизоры дарят, ватрушки едят… – пробормотала в полусне Виолетта Павловна. – Правда ведь?

Я вспомнил про яхты олигархов и про нищих пенсионеров, вспомнил про вымирающие деревни и пятиэтажные коттеджи чиновников, про тарифы ЖКХ и зарплату начальника этого ЖКХ… Но ледоруб Троцкого стучал в моей голове, ледоруб Троцкого, и так уютно бубнил новый телевизор…

– Правда, – ответил я Виолетте Павловне, посмотрел на портрет президента в дорогой рамке и громко добавил, – завтра надо стекло вставить. И рамку подороже купить.

Теперь я знал, что буду жить долго. И, может быть, счастливо.