ТАТЬЯНА ГРИН

МАЯК
рассказ

Был берег и было море.

Море было необъятным, как вечность, и глубоким, как тьма, а берег узкой полосой тянулся вдоль моря и нигде не кончался. Море иногда ласкало берег, поглаживая нежными всплесками волн, иногда налетало на скалы, стараясь их сокрушить. Так они жили – то в дружбе, то в раздоре, а между ними жили люди.

Люди любили берег и называли его «домом».

Люди любили море и боялись его.

Люди рождались в хижинах, стоящих на берегу. Детьми они бегали у кромки волн, ловили среди камней крабов и собирали моллюсков, оставленных морем после отлива. Потом они взрослели и вместе с отцами выходили в море за рыбой. Время сглаживало юношескую угловатость, как волны стачивают камень, и лица людей темнели от ветра и солнца, ладони покрывались рубцами, а вокруг глаз собиралось в лучи всё больше и больше морщин. Много дней люди проводили в море, зная, что дома их ждут, а когда приходила старость, они оставались на берегу, чтобы умереть.

Когда налетали шторма, в море не выходило ни одной лодки. Их оттаскивали подальше от воды, и они лежали, повалившись на песок, словно большие чёрные киты. Люди в такие дни разводили в хижинах огонь, садились вокруг него, чинили сети и вели долгие рассказы о былом. В тех рассказах смешались жизнь и смерть, ненависть и любовь, горе и радость, и в каждом рассказе была песня о море. Люди пели о море, потому что жили вместе с ним, потому что любили его и боялись за необъятность, потому что, оставаясь на берегу, тосковали о море, а уходя в море, всегда стремились на берег. Люди пели о том, как щедро и красиво море, когда оно спокойно, и как оно ужасно, когда наливается свинцовой чернотой и холодом. Люди пели о том, что у них всего лишь маленькие лодки да звёзды в небе, и лодки не приходят домой, если шторм начинается внезапно, если звёзды скрываются за тучами и не указывают дороги. Люди пели и просили море не гневаться на них, а после шторма бросали в воду золотые вещи, надеясь этим оградить себя от бед.

Но однажды…

После бури Человек решил построить маяк.

Человек был молод, силён и уверен в себе. В тот день, когда налетел шторм, он, как всегда, ловил в море рыбу. Море с утра было голубым и спокойным, но Человек, наученный когда-то отцом, уже различал признаки предстоящего ненастья.

Лов шёл хорошо, и Человек радовался, работая с парусом и вынимая рыбу из сетей. Куртка на нём промокла от пота, и он чувствовал, как крепкие мышцы рук и спины наливаются усталостью и удовлетворением. Рыбины одна за другой ложились на дно лодки, сверкая на солнце чешуёй и раскрывая рты. Работа так увлекла Человека, что признаки близкой бури были оставлены им без внимания. Человек был уверен, что буре не застать его врасплох, что он успеет с её началом взяться как следует за парус и прийти к берегу, и поэтому Человек весь отдался охоте.

Буря налетела внезапно, при почти ясном небе, когда лодка была уже нагружена рыбой и потеряла лёгкость. Шквал резанул по поверхности волн, срывая с их гребней пену, лихо засвистал в снастях и заставил Человека выпрямить спину и посмотреть в сторону берега. Но его не было видно из-за поднявшихся волн, а со стороны моря зримо, словно живой огромный зверь, надвигался чёрный шторм.

Человек попытался поставить парус, надеясь на крепчающий, но пока не штормовой ветер, дующий с моря. Парус, хлопая, медленно пополз по мачте, но второй шквал был настолько силён, что лодка накренилась, чуть не зачерпнув бортом воды, а несколько мгновений спустя мачта с треском переломилась и, взлетев вместе с парусом, упала в воду. Человек, вцепившийся руками в доски борта, разжал пальцы, вынул нож и обрезал ненужную теперь лодочную снасть.

Вокруг стало темно из-за покрывших небо зловещих, чёрных туч, летевших так низко, что казалось, до них можно дотянуться рукой. Взбесившийся ветер налетал то с одной, то с другой стороны, и уже было невозможно понять, откуда он дует. Волны поднимались всё выше и выше, грозя захлестнуть отяжелевшую лодку.

Человек понял, что ему не удастся уйти на загруженной лодке, и он, встав на колени, стал выкидывать рыбу за борт. Он хватал скользкие рыбьи тела и без жалости бросал в воду, понимая, что в этом спасение.

Шторм, разгоняя над морем свою сокрушительную злобу, сотрясал грохотом воздух, пытаясь смешать воду и небо. Он метался из стороны в сторону, не управляемый никем, зависал над лодкой, крутил её, рыча, и хохотал, упиваясь своей мощью.

Когда Человек выбросил из лодки последнюю рыбину и снова огляделся вокруг, то понял, что не знает теперь в какой стороне берег. Подняв голову, Человек не увидел в небе ни одной звезды, и тогда шторм решил, что победил.

«Сдавайся! – заревел он, оглушая самого себя. – Я уничтожил тебя! Плачь от бессилия и дрожи, от ужаса, поняв свою ничтожность!»

Но Человек не хотел сдаваться. Он был молод, силён, уверен в себе и знал, что потерявший надежду – это проигравший. Он понимал, что ничего не может сделать и ему остаётся только ждать и надеяться.

Шторм никак не хотел мириться с этой крохотной, утлой лодчонкой и Человеком в ней, который не сдавался. Волны одна за другой нависали над этим чужеродным комочком, но каждый раз совершалось чудо и лодка взмывала на очередной гребень, чтобы опять рухнуть в провал и опять заставить замереть сердце в ожидании нового взлёта или смерти.

Человек работал вёслами, снова и снова поворачивая лодку носом к волне. Человек забыл об усталости и не обращал внимания на мокрую одежду и пронизывающий ветер. Он грёб и грёб, а когда давал себе секундную передышку, то быстро оглядывался кругом, надеясь среди тьмы разглядеть берег.

Спустя несколько часов Человек почувствовал, что силы его на исходе и их не хватит для продолжения борьбы. Он уже не поднимал головы, чтобы осмотреться вокруг – ему было страшно.

А ветер хлестал по лицу кнутами горько-солёной воды, волны рвали из онемевших рук вёсла, и Человек отчаялся. «Неужели это всё? – подумал он, когда лодка взлетела на самую высокую волну и сил не осталось. – Неужели это всё!?» – подумал он и вдруг увидел какой-то слабый свет впереди. Тупое безразличие съёжилось и исчезло, а надежда вспыхнула и заполнила собой всё сознание. Вёсла с новой силой ударили по воде, и когда лодка была на следующем гребне, жадные глаза просверлили тьму. Да, это был свет! Может, это горело на берегу подожжённое молнией дерево, может, это пастухи в горах грелись у костра и подбросили слишком много хвороста – Человек не знал. Он не знал, что это был за огонь, но это было и не важно. Он просто об этом не думал. Он думал только о том, что победил. Он вёл лодку на свет, который становился всё ближе и ближе, и пел песню. Человек теперь был уверен, что придёт домой, и твёрдо знал, что будет строить маяк.

Маяк возводился долго.

Сначала Человек искал для него место. Он обошёл весь берег, выбирая высокую скалу с гладкой вершиной, которую видно издалека. Когда подходящая скала была найдена, Человек стал рубить в её теле ступени наверх. Изо дня в день он приходил к своей скале, доставал спрятанные среди камней тяжёлый молот и железные клинья, поднимался по уже вырубленным ступеням и продолжал рубить дальше. С раннего утра и до темноты было слышно на берегу, как тяжело падает молот на камень, и только в полдень удары ненадолго смолкали, а Человек садился на одну из ступеней и ел свою лепёшку, запивая её вином.

Солнечные дни сменялись ненастьем, спокойное море становилось хмурым, потом непогода снова уступала место солнцу, а Человек поднимался всё выше и выше, пока не прорубил в скале последнюю ступень.

Человек взошел на скалу, остановился у её края и посмотрел вдаль. Он стоял так высоко, что даже чайки летали ниже, а линия горизонта стала круглой, как края большого блюда.

На следующий день Человек, подняв на плечо корзину, отправился в долину между гор. Там, у обрыва стремительной реки, он наполнил корзину сухой глиной и унёс её к скале, чтобы высыпать и вернуться снова. Весь этот и ещё много дней он носил глину от обрыва к скале, пока не решил, что её достаточно. Тогда Человек стал месить глину. Он разгребал её руками, заливал водой и, сняв обувь, месил её ногами до тех пор, пока не оставалось ни одного комочка.

Иногда люди приходили посмотреть на его работу, останавливались поодаль и говорили между собой:

«Посмотрите на этого чудака. Вместо того, чтобы ловить в море рыбу, он занимается здесь неизвестно чем…»

«Его лодка давно рассохлась и в щели можно просовывать пальцы…»

«Он сошёл с ума после того шторма…»

«Он, наверное, хотел по этой скале взобраться на небо, но скала оказалась не такой уж высокой…»

«Вот увидите, он станет строить скалу до неба, иначе зачем ему столько глины…»

Но человек не слушал эти разговоры. Он выбирал у подножия скалы подходящие камни, поднимал их на вершину и укладывал в стены своего маяка. Стены шли кольцом и были толстые, чтобы противостоять ветрам, и потому поднимались медленно. Камни ложились друг на друга, а щели между ними заполнял раствор из глины и песка, и когда раствор высыхал, то становился прочным, как скала.

С каждым днём глины у подножия стены становилось меньше и однажды Человек в последний раз замесил её, в последний раз поднял по ступеням камень и уложил его в последний выступ в стене. Башня на скале приобрела законченность, и теперь люди, проходя мимо, любовались её стройными линиями. А Человек взял свою дорожную сумку, положил в неё немного еды и отправился в далёкий большой город.

В городе было много разных мастерских, но Человек заходил только в кузницы. Он отыскивал на многочисленных кривых улочках низкие, прокопченные кузницы, дожидался, пока кузнец закончит свою работу, потом подходил и начинал что-то говорить, рисовать прутиком на земле, объяснять и убеждать. Одни кузнецы слушали, покашливая и теребя рукой бороду, отрицательно качали головой и возвращались к горну, другие тоже отказывали, но ещё и посмеивались, говоря, что не видывали, чтоб у людей прибавлялось надежды от нескольких шлифованных металлических листов.

Или потому, что у Человека не было денег заплатить за работу, или потому, что он не умел хорошо рассказать этим людям о своём маяке, только никто из кузнецов не брался сделать металлические зеркала.

Лишь после того, как Человек обошёл с десяток кузниц, он, по совету прохожего, отыскал ещё одну. Подходя к ней, Человек не услышал привычного стука молотов по наковальне и гудения горна. Двери кузницы были распахнуты настежь, а у стены на корточках сидел старик.

«Доброго здоровья, отец, – сказал Человек. – Ты не скажешь, где кузнец?»

«Я кузнец», – ответил старик.

«Почему же ты не работаешь? – спросил Человек. – Или у тебя нет заказов?»

«Заказы-то были, – вздохнул старик. – Но сейчас уже мало кто знает толк в настоящей работе. Хорошая работа дорогого стоит, но никто не платит истинную цену, предпочитая хорошим вещам дешёвые поделки».

«Тогда мой заказ тебе тоже не подойдёт, – огорчился Человек. – У меня нет денег, чтобы заплатить за халтуру, и тем более за настоящую работу».

«Конечно, если ты пришёл за безделицей или тебе нужен крепкий засов, то можешь идти дальше, тут я тебе не помощник, – сказал старик. – Но если у тебя стоящее дело, то, может быть, мы сможем договориться, даже если у тебя и не звенит в кармане».

«В кармане у меня пусто и запирать от людей мне тоже нечего», – ответил Человек и снова стал рассказывать о своём маяке, о зеркалах, которые должны собирать свет в один сильный, ослепительный луч и посылать его сквозь тьму далеко в море, неся людям надежду и спасение.

«Ты задумал хорошее дело, сынок, – встав, сказал кузнец. – Я помогу тебе сделать эти зеркала».

И кузница ожила. В горне показал синие языки огонь, меха задышали и загремели инструменты, перебираемые умелыми руками мастера.

Целый день, до ночи, Человек и кузнец работали, и работали на следующий день, и на следующий… Ночью они спали в хижине неподалёку от кузницы, а с восходом солнца снова разжигали горн и принимались за работу.

Несколько недель ушло у них на то, чтобы отковать и отшлифовать зеркала, а когда их вынесли на улицу, они так сильно отражали солнечный свет, что было больно смотреть.

Двух сильных волов запрягли в повозку для перевозки зеркал. Человек, прощаясь, протянул кузнецу руку, и оба сквозь старые порезы и грубые мозоли на ладонях почувствовали тепло друг друга.

Когда зеркала были привезены, подняты и установлены на вершину маяка, Человеку осталось только заготовить дрова. Он закидывал на плечо верёвку и топор и шёл в горы, где росли могучие красивые деревья. Их древесина была смолистой и горела, давая яркое белое пламя.

Человек валил деревья, обрубал толстые ветви, распиливал стволы на чурки, колол их и, набрав большую вязанку поленьев, взваливал её на спину. Сначала он спускался с горы к дороге, идущей вдоль реки, потом по дороге выходил к берегу моря и берегом добирался до маяка. Поленья он складывал внутри башни, немного отдыхал и отправлялся за новой вязанкой, пользуясь длинными погожими днями. Человек не давал себе поблажки, потому что знал – придут ненастные дни, и он впервые зажжёт на маяке огонь, и дров потребуется много.

И шторм пришёл. Он был такой же неукротимый и дикий, как тот, с которым однажды встретился Человек. Шторм обрушивал яростные волны на подножие скалы, словно хотел свалить её, а вместе с ней маяк. Но когда от налетевших туч потемнело небо, а море налилось свинцом, на маяке вспыхнул огонь, ударил в зеркала светом, который, отразившись, живой нитью ушёл во мрак, рассекая его и уничтожая на своем пути.

Шторм никогда не видел ничего подобного. Он никак не мог понять, кому на берегу есть дело до тех, кто в море.

А Человек поднимал по ступеням маяка дрова, подкидывал их в огонь, не давая иссякнуть лучу, и радовался тому, что какой-то другой человек очень ждёт этот луч, и огорчался, что никогда не узнает того человека…

Время, словно поток, не имеющий ни конца ни начала, течёт и течёт из одной стороны в другую. Будущее движется неотвратимо, подходит всё ближе и ближе, потом на мгновение вспыхивает, пересекая тончайшую черту настоящего, и навсегда становится прошлым, покрываясь темнотой забвения.

Струи потока сохраняют идеальную чёткость, не смешиваясь между собой, и нигде не текут вспять. Всё пронизано временем, вплетено в его нити и течёт вместе с ним. Незыблемые звёзды от постоянного напора сдвигаются с места, и созвездия меняют свои очертания. Планеты отсчитывают года, кружась по орбитам на концах невидимых стрелок, и всё изменяется когда-нибудь, становясь мощней и прекрасней, или, наоборот, рассыпаясь пылью, которую невозможно собрать вновь.

Время течёт и всё изменяется, но море всё то же – необъятное, как вечность. Время течёт, а берег тянется вдоль моря и всё также нигде не кончается. Море иногда ласкает берег, поглаживая нежными всплесками волн, иногда налетает на скалы, стараясь их сокрушить. Так они и живут, то в дружбе, то в раздоре, а между ними живут люди.

Люди любят берег и называют его «домом».

Люди любят море и называют его «работой».

Хижины, что когда-то стояли на берегу, время давным-давно сравняло с землёй и занесло песком, а на месте хижин поднялись белые громады домов, отражая в стёклах небо. Люди рождаются в этих домах. Они учатся, взрослеют, и многие уезжают вглубь материка, так и не узнав вкуса морской воды, а те, которые остаются, становятся моряками и уходят в море на работу на кораблях, больших, как острова.

Как и прежде, людей ждут дома, и когда моряки вырабатывают стаж, то возвращаются на берег, чтобы дождаться старости и умереть.

Когда море штормит, в домах никто не разжигает огня и некому вести долгие рассказы о былом, потому что корабли всё равно в море. Кораблям-островам не страшны шторма, они могут видеть сквозь тьму и даже без звёзд находят дорогу и не сбиваются с курса.

Эти корабли мало чем отличаются от домов, но берег, как и прежде, тянет людей к себе. Моряки приходят из плаванья, отдыхают несколько дней и им вновь не хватает чего-то – море манит и зовёт вдаль, за горизонт, где мысли снова возвращаются к берегу.

Люди любят свою работу. Они стоят у штурвалов кораблей и не знают, что такое страх и отчаянье. Они давно не боятся моря и не бросают в воду золотые вещи. Люди стоят у штурвалов, думают о береге и напевают песни о море, но это уже совсем не те песни, что были раньше…

Огни города уходили всё дальше и дальше, пока не стали едва различимыми точками.

– Послушай, мы ещё никогда не забирались так далеко, – сказала девушка.

– Ты не бойся, – успокоил её юноша.

Они шли по берегу моря, и галька шуршала под их ногами.

– С тобой я не боюсь, но мне кажется, будет шторм. Видишь, какое небо, – сказала девушка, показывая в сторону моря.

– Это просто облака, а ночью всё кажется страшным.

Они шли, пока огни города не исчезли совсем, и тогда девушка сказала:

– Я устала. Давай дальше не пойдём.

Юноша подошёл к ней и обнял.

– Я тебя люблю, – сказал он.

– Я тебя люблю, – как эхо, повторила она.

Потом они стояли и целовались, и им было тепло и радостно, и крепчающий ветер развевал их волосы.

– Ты самая красивая, – сказал он. – Но всё равно ты трусиха.

– Я совсем не трушу, когда с тобой, – тихо сказала она.

Потом они сидели на песке у скалы, ещё хранящей дневное тепло, и о чём-то тихо говорили. Их силуэты прятались в тени, и лишь приглядевшись можно было разглядеть белое пятно её платья и огонёк сигареты у него в руке. Им казалось, что они одни в целом мире и время остановилось. Тени от скал незаметно переползали на новые места, забытая сигарета догорала в руке, обжигая пальцы, а тёплый шёпот милых губ сливался с шелестом моря.

«Так будет всегда», – шумело море.

«Так будет всегда», – напевал ветер.

«Так будет… Так будет…» – стучали сердца, но пошёл дождь и ветер, мгновенно сменив свой нрав, заметался как бешеный, и стало холодно.

– Я же говорила, что будет шторм, – сказала девушка.

– Теперь это не имеет значения, – ответил юноша. – У нас нет куртки, и, пока мы дойдём, ты промокнешь и простудишься.

– Что же делать? – спросила она.

– Нужно где-нибудь укрыться.

Они побежали назад к городу, высматривая в скалах уступ или расщелину, но скалы, как назло, тянулись ровной стеной. Девушка остановилась.

– Давай вернёмся на то место, где мы были, – сказала она. – Там хоть чуть-чуть тише и не так льёт.

– Там не укрыться, – сказал юноша. – Прилив поднимается до скал, да и ветер нагонит воды.

Ему хотелось быть сильным, чтобы девушка ничего не боялась, но город был далеко, а дождь лил, усиливаясь с каждой минутой, и юноша не знал, что делать.

– Ой, смотри, что это?! – вскрикнула девушка, показывая на скалы.

Юноша оглянулся. Сверху, со скал, вырывался луч света и уходил в море, которое от этого стало казаться ещё темнее.

– Это маяк! – обрадовался юноша. – Пойдём туда. Я слышал об этом старом маяке, но не думал, что мы до него добрались, и что он ещё работает.

Они, держась за руки, побежали к маяку. Ступени, вырубленные в скале, спускались прямо к берегу. Юноша и девушка, запыхавшись, добежали до подножия маяка и стали осторожно подниматься по скользким ступеням. На верхней ровной площадке скалы ветер бушевал ещё сильнее, чем внизу.

– Сейчас я найду дверь, – сказал юноша. Он подошёл к стене маяка и стал ощупью обходить его вокруг. Руки скользили по шершавой стене, и в одном месте юноша натолкнулся на ветки скрюченного растения, проросшего во шву кладки. Наконец руки провалились в проём, и тогда юноша позвал девушку и толкнул дверь. В башне было тихо, на столе, чуть потрескивая, горела толстая оплывшая свеча, и дождь хлестал по оконному стеклу.

– Странно, никого нет, – сказал юноша, осматривая комнату и стряхивая с волос холодные капли.

– Может, они там, наверху, – шёпотом сказала девушка.

– Давай пройдём, ведь мы только переждать дождь, – предложил юноша, проходя в комнату.

Они молча сидели за столом друг против друга и смотрели на огонёк свечи.

– Почему здесь нет электричества? – спросила девушка.

– Не знаю, – ответил юноша. – Наверное, это очень старый маяк. Там, снаружи, в стене, даже выросло дерево.

– Здесь страшно было бы жить.

Они снова замолчали, прислушиваясь к непогоде, бушующей за стенами.

Некоторое время спустя послышались приближающиеся шаги, дверь, скрипнув, отворилась, и в комнату вошёл Человек.

– Здравствуйте, – сказал он, ничуть не удивившись гостям, словно ожидал их.

– Здравствуйте, – сказала девушка, а юноша кивнул.

Человек подошёл к полке на стене, достал новую свечу, зажег её от горевшей и поставил рядом. Потом он сел.

– Нас захватил дождь… Мы только переждать… Мы из города… – сказала девушка.

– Это шторм, – ответил Человек. – Это сильный шторм и он будет пять дней.

Человек был старый, с аккуратной седой бородой и короткими седыми волосами. Кожа на лице и руках у него была тёмная и изрезанная морщинами, так что напоминала горы, если на них смотреть с большой высоты.

– Нам надо домой, – снова сказала девушка.

– Сейчас идти не стоит, – сказал старик. – Утром я дам вам плащи, а этот шторм будет длиться пять дней.

– Не беспокойтесь, утром мы уйдём, – сказал юноша.

– Я не беспокоюсь. У меня редко бывают люди, так что я рад, – ответил старик.

– А вы тоже живёте в городе? – спросила девушка.

– Я живу здесь.

– В городе же лучше, – удивилась она.

– Там не слышно моря, а люди думают о мелочах. Да и как бросить маяк, – сказал старик.

– Что с ним случится, – сказал юноша. – Вряд ли он кому-нибудь нужен. Кораблям такие штормы – просто забава, да и ходят они далеко, где маяка не увидишь. Там столько всяких приборов…

– А правда, зачем вы здесь живёте? – спросила девушка.

Старик посмотрел ей в лицо, улыбнулся и сказал:

– Сейчас мне надо наверх, а вы приготовьте себе горячий чай. Когда я вернусь, то, если вы ещё не уснёте, расскажу вам одну старую историю о маленькой лодке и человеке в ней. А сейчас, девочка, я могу сказать только то, что знаю про корабли и люблю их, потому что они красивы и похожи на больших белых птиц, но мне всё время кажется, что среди них в море всегда есть та маленькая лодка, и тот человек в ней, которому очень нужен мой маяк.

Старик вышел из комнаты, поднялся наверх и стал подкладывать в огонь толстые сухие поленья. Пламя поднималось всё ровней и выше и стало ослепительно белым. За работой время текло быстрее, и ночь уже не казалась такой бесконечно долгой. Старик работал до тех пор, пока не почувствовал, что устал и что уже невмоготу от обжигающего дыхания огня. Тогда он решил передохнуть. Спустившись вниз, он осторожно, чтобы не скрипнула, приоткрыл дверь. Старая свеча потухла, растёкшись лужей воска по столу, а новая уже догорела до половины. Юноша задремал, сидя за столом и положив голову на руки, а девушка спала на кровати старика, разметав по подушке волосы.