АНДРЕЙ КРАЕВСКИЙ

ДЖЕЙМС БОНД НАЧАЛА XX ВЕКА
очерк

Рейли Джордж Сидней (Соломон Розенблюм) 1873 – 1925 гг.

Боже, кто в Одессе только не был рождён! Стоит лишь внимательно перечитать последнее произведение Валентина Петровича Катаева «Алмазный мой венец», или послушать известную в нашей стране песню-шансон «Одесса зажигает огоньки» из кинофильма «Одесские каникулы», как сразу становится понятным, что половину всех творческих союзов в СССР составляли уроженцы этого удивительного черноморского города! Революция, как социальный вселенский катаклизм, словно гигантской приливной волной смыла почти всю русскую интеллигенцию старого образца, а отхлынув, оставила на её месте новую, в большей своей части одесского происхождения. И теперь, почти через сто лет после этого одесского потопа, мы не можем игнорировать того сильнейшего влияния, которое оказал на наше миропонимание мир Одессы. Да, не Украины, не Южной России, а именно Одессы, благодаря князю Воронцову сорок лет развивавшейся в условиях порто-франко. Что это значит?

Это означало беспошлинную торговлю в обе стороны, то есть, бесплатный ввоз и вывоз товаров, необходимых как Одессе, так и тем, кто в товарах из Одессы остро нуждался. Но в 1859 году город-порт на Чёрном море лишился прежнего своего экономического статуса, как ни странно, из-за тех же экономических соображений: накануне глобальной модернизации Российской империи, начатой в 1861 году с отмены крепостного права, оставлять зону, где перестала развиваться промышленность, а вокруг свободной экономической зоны буйным цветом расцвели бандитизм и коррупция, царская администрация посчитала нецелесообразным. Однако, ностальгия по тому вольному и особенному статусу города долго ещё будоражила воображение одесситов, что замечательно отобразили Ильф и Петров (кстати, оба одесситы!) в своём хрестоматийном романе «Золотой телёнок», когда описывали споры маразмирующих старцев города Черноморска.

Но ничего, как известно, не ново под луной – наступили времена, когда статус, как застаревшая болезнь, напомнил о себе, и Одесса вновь приобрела возможность беспошлинного вывоза, то есть экспорта. Но не ввоза! И товаром теперь стали не сырьё, не сельскохозяйственная или промышленная продукция, а люди, интеллектуальное и гуманитарное богатство Одессы. В конце XIX – начале XX веков, а особенно после революций 1917 года, началась эмиграция умов и талантов, обогатившая культуру не только России, СССР, но и всего мира. При этом за мировую славу своих граждан Одесса очень дорого заплатила: её интеллектуальный потенциал был исчерпан, и с того самого момента, как началась эмиграция: «Не может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов Одесская земля рождать». Правда, на благословенной одесской земле рождались и такие персонажи, что в пору не гордиться ими, а стыдиться, или, на худой конец, – забыть. Но это не всегда получается по причине их колоритности и своеобразия.

Герой этого очерка – известный британский шпион, один из когорты рыцарей плаща и кинжала, вошедший в историю под именем Джорджа Сиднея Рейли, – был уроженцем Одессы. Человек, всю свою  сознательную жизнь посвятивший британской разведке, старался утаить истинное своё происхождение, официально представляясь ирландцем, по материнской линии – русским дворянином, а неофициально – любым носителем одного из семи языков, которые знал в совершенстве. Кем же на самом деле был Джордж Сидней Рейли, имевший титул «король шпионов», чуть было не свергнувший советскую власть в России, ставший прототипом героя нашумевшего романа Этель Войнич «Овод» и, абсолютно точно, – оригиналом, с которого Ян Флеминг калькировал своего Джеймса Бонда?

Конечно, как со всеми шпионами, так и с Рейли, задача определения его истинного прошлого – задача сложная, но в данном случае, к счастью, давно решённая. И решена она была органами ВЧК-ОГПУ, что годами вели на шпиона облавную охоту, закончившуюся его поимкой и смертью в кулуарах сего одиозного ведомства. Теперь ни у кого не вызывает сомнений первый, начальный период жизни Сиднея Рейли, как бы он в своё время ни скрывал истинного происхождения, места и время рождения.

Будущий британский шпион родился в Одессе 24 марта 1874 года. Его отцом был одесский маклер Марк Розенблюм, а матерью – Софья Рубиновна, в девичестве Массино. В будущей своей шпионской жизни Шломо (Соломон) неоднократно появлялся в разных концах земного шара под этой фамилией. А жизней у него было несколько, и в этом он чем-то походил на известного героя Александра Дюма-отца графа Монте-Кристо. Что же, Одесса, как и Марсель, была городом портовым, многонациональным, кишащим авантюристами, как пчелиный улей пчёлами. Молодому Шломо было с кого брать примеры и, ориентируясь на эти примеры, прокладывать свою жизненную дорогу. Наверное, он стал одним из последних авантюристов в XX веке, чья судьба занимает наше воображение до сих пор.

С детскими годами маленького Шломо вышло небольшое затруднение: неясно, почему он лишился отца. То ли потому, что отец умер, то ли потому, что родители его развелись. Биография супершпиона на две трети – вопрос на вопросе. Главное, что мать вышла замуж за двоюродного брата бывшего супруга и перебралась с сыном к нему жить на Александровский проспект, как говорят в Одессе, в номер 15. Отчим был человеком жестоким и часто колотил мальчика без всякой причины, тем самым выработав в нём привычку к скрытности и изворотливости, что в будущем стало ему незаменимым подспорьем в шпионской деятельности. Шломо был определён в 3-ю городскую гимназию, а после её окончания поступил в Новороссийский университет на физико-математическое отделение. Но не удалось ему уберечься от тогдашнего поветрия – участия в студенческом революционном кружке, что обернулось для него арестом и отчислением из университета за антиправительственную деятельность.

А в это время в Одессе, кроме названного выше поветрия, существовало и другое – спорт. Футбол, борьба, велосипедные гонки, роликовые коньки, плавание и гонки яхт – во всех этих видах спорта первенствовал кумир одесситов Сергей Уточкин, не имевший, кстати, законченного среднего образования. Шломо был с юности человеком тщеславным, стремившимся к богатству, роскоши и влиянию на окружающих. Но в Одессе ему реализовать свои амбиции было, мягко говоря, затруднительно: славу Уточкина превзойти было невозможно. Попавшему в полицейский список неблагонадёжных Соломону Розенблюму путь к получению высшего образования был закрыт. Чтобы стать тем, кем хотелось, надо было срочно покидать тюрьму, которой для Шломо стала Одесса. Надо было заканчивать жизнь прежнюю и начинать новую. Будущий супершпион в 1893 году не раздумывая покинул Одессу, сел на британский пароход и отправился в Южную Америку.

В Одессе перестал существовать Соломон Розенблюм, оставивший матери записку, в которой говорилось о самоубийстве писавшего и указывалось место, где можно было найти его тело: подо льдом одесской бухты, на дне морском. На несколько лет Шломо стал Зигмундом, выходцем из российской части Польши, бывшим студентом-химиком Гейдельбергского университета. Вырвавшись из замка Иф, Эдмон Дантес в первые годы своего пребывания на свободе тоже сменил несколько имён и фамилий, пока не купил себе графский титул Монте-Кристо. Правда, герой Дюма действовал из соображений мести, в какой-то момент возомнив себя Тем, Кому принадлежат слова: «Мне отмщение, и Аз воздам». Но потом, раскаявшись в гордыне, не довёл месть до конца. И исчез в небытие. Зигмунд Розенблюм не мстил никому до последних лет своей жизни, покуда уязвлённое самолюбие не привело его к навязчивой мысли отомстить всем виновным в его фиаско в России в 1918 году. Современники рассказывали позже, что эта мысль сжигала его изнутри, лишала возможности разумно действовать. В итоге – гибель от рук чекистов и последний приют в земле внутреннего дворика тюрьмы на Лубянке.

Несколько лет Зигмунд пробивался в Южной Америке случайной работой: был докером, портовым служащим, работал на строительстве дорог и на плантациях, везде заводя полезные связи, которые могли бы пригодиться в будущем. Он ждал своего звёздного часа и ничуть не сомневался, что в скором времени дождётся. Интуиция, развитая до абсолюта, не подвела: он столкнулся с британской экспедицией, которой срочно требовался носильщик. Зигмунд не медлил ни секунды. Он присоединился к этой экспедиции и не прогадал: в дебрях Амазонки он спас жизнь её руководителю майору Фрезерджилу, чем завоевал его расположение к себе. Когда экспедиция вернулась в Англию, выяснилось, что научные цели, стоявшие перед ней, это только прикрытие – настоящими целями были разведывательные. Майор, благодарный Зигмунду за спасение, помог ему в получении английского паспорта и завербовал его на службу в разведку Её Величества. Примерно в это же время Зигмунд женился на Маргарет Рейли, вдове пастора, который покупал у Зигмунда патентованные лекарства. Бизнес одессита не был очень прибыльным, но выгодным в ином смысле: женившись на вдове клиента, он перевернул ещё одну страницу своей жизни, получив, пусть и формальные, основания называть себя ирландцем и католиком. Многие исследователи жизни британского шпиона считают, что это идеальное преступление никогда не было расследовано.

Прошлое, казалось, навсегда осталось где-то далеко позади, а настоящее открывало перед Сиднеем (так теперь он стал себя называть, всё реже вспоминая об обучении в Гейдельберге и всё чаще – в Оксфорде) головокружительные перспективы. Дело заключалось в том, что где бы Сидней ни находился по заданию британской разведки, он никогда не упускал случая поучаствовать в какой-нибудь афере, благодаря которой можно было увеличить своё состояние. К тому же женщины и азартная игра, без которых Рейли не мог обходиться, требовали от него больших финансовых расходов. Вот несколько заметных эпизодов из деятельности Рейли в первое десятилетие службы в разведке.

Джордж Сидней Рейли однажды как бы случайно сошёлся с супругами Войнич, Михаилом и Этель, стал для них приятным собеседником, сопровождал Этель Лилиан в некоторых её поездках. Мадам Войнич, состоявшая в «Обществе друзей русской свободы», с неподдельным трепетом относилась к революционному движению в Европе и особенно в России. Но ещё больший трепет вызывали у неё сами революционеры, такие, как её муж, сбежавший из сибирской каторги; Степняк-Кравчинский, убийца шефа жандармов Мезенцева и основатель «Общества друзей русской свободы»; Джузеппе Гарибальди и Джузеппе Мадзини. Она внимательно выслушивала от Рейли его пересказ своей биографии, откорректированной специально для мадам Войнич. Никто никогда не узнает, был ли между ними роман, но Рейли, по прошествии лет, неоднократно намекал, что образ Артура Бертона «Овода» написан был с него. Скорее всего интерес Рейли к молодой писательнице объяснялся исключительно её принадлежностью к «Обществу» Кравчинского и той информации, которой она располагала о перемещении денежных средств.

Через короткое время, после общения с будущей популярной в СССР писательницей, во время поездки в железнодорожном вагоне, Рейли познакомился с неким господином, оказавшимся курьером анархистов. Легко войдя к анархисту в доверие, Рейли выяснил, что этот господин везёт своим идейным коллегам немалую сумму денег от «Общества друзей русской свободы», в котором состояла и его знакомая писательница Этель Лилиан Войнич. Отношения между пассажирами прекратились внезапно: Рейли убил курьера, а труп выбросил на ходу в окно вагона. За ним потом долго охотились анархисты, надеясь отомстить за убийство друга и похищенные средства.  Ян Флеминг, многолетний сотрудник британской SIS, или МИ-6, не мог не знать об этой истории. Биография придуманного им агента 007 Джеймса Бонда буквально нашпигована «подвигами» такого же уровня, в духе Сиднея Рейли.

Есть не безосновательные подозрения, что к распространению в 1898 году фальшивых русских ассигнаций на территории западных губерний Российской империи Рейли имел прямое отношение. Михаил Войнич, уроженец Ковенской губернии, продолжал поддерживать связи со своей малой родиной и, видимо, не мог отказать «обаятельному негодяю» Рейли в пособничестве по распространению там купюр такого высокого качества, что без специальной аппаратуры их невозможно было отличить от настоящих. Дело давнее, не расследованное до конца, но одна его особенность заставляет задуматься над вероятностью прямого участия Михаила Леонардовича в изготовлении фальшивок. Дело в том, что в 1912 году Михаил Войнич в числе 30 манускриптов, приобретённых им у римской курии, получил и так называемую «Рукопись Войнича», одну из самых таинственных книг, написанную в первой половине XV века неизвестным автором, неизвестным языком, использовавшим неизвестный алфавит. За сто лет учёным даже близко не удалось подойти к содержанию написанного, а подозрения по отношению к Войничу в мистификации и фальсификации до сих пор не сняты. Вернёмся к фальшивым рублям. Не вызывает сомнений, что Рейли нажил большие деньги на акции, поставившей под угрозу всю российскую экономику.

Когда следы фальшивых рублей привели русских зарубежных агентов в Лондон, где у Михаила Войнича был антикварный магазин, а у Рейли – химическая лаборатория, шпион-коммерсант перебрался в Порт-Артур, где на паях с Моисеем Гинзбургом, выходцем из Одессы, стал заниматься поставками в русскую армию американского леса, лекарств и одежды. Заводил нужные знакомства с полезными людьми и стал своим человеком генерал-лейтенанту Стесселю, коменданту Порт-Артура и начальнику укрепрайона. От Рейли английская разведка получила подробные отчёты об укреплениях русской крепости, состоянии войск и флота. Но махинаций с поставками в армию было недостаточно. Пребывание Рейли в Порт-Артуре завершилось продажей им японскому военному ведомству тех же самых сведений, что он добыл для британской разведки, после чего в Порт-Артуре его уже никто не видел.

В декабре 1904 года генерал Стессель постыдно капитулировал и сдал Порт-Артур японским войскам. А в мае 1905 года в морском сражении у острова Цусима погибла 2-я Тихоокеанская эскадра адмирала Рожественского. Русско-японская война приближалась к своему бесславному концу. А Джордж Сидней Рейли в это время пребывал в Баку и в персидском Азербайджане. Изучив обстановку на нефтедобывающих приисках, он по заданию разведки отправился напрямик к французским Ротшильдам, чтобы с фактами на руках отговорить их покупать у британского магната Д`Арси земли, где предполагались богатые нефтяные залежи. В итоге сделка между Ротшильдами и Д`Арси  не состоялась. А через четыре года из тех же скважин принялась бешено фонтанировать нефть, что стало основанием для создания British Petroleum, или просто B.P. Многие ли сейчас, подъезжая к автозаправкам, знают, когда и при каких обстоятельствах, а главное, при чьём непосредственном участии появился этот всемирно известный логотип? Представляется, что сам Рейли остался доволен своей работой. За то, что нефть осталась в руках британцев, он получил немалое вознаграждение.

Завершив свои дела в Персии, Рейли вновь перебрался в Россию, куда возвращался снова и снова, едва успев завершить свои «дела» в других странах. В качестве помощника военно-морского атташе Великобритании, Рейли обосновывается в Санкт-Петербурге, став сотрудником концерна «Мандровичич и Шубарский» – «Мандро». Как профессиональный брокер, он связывает русскую фирму с немецкими верфями, где наладилось строительство боевых кораблей для русского военно-морского флота. Британская разведка регулярно получает от своего агента самую свежую информацию о русском морском флоте, его состоянии, боевой и ударной мощи, о качестве кораблей и их боеготовности. А агент Рейли неплохо нажился при посредничестве на поставках вооружения в русскую армию и флот. Его связи напоминают странную паутину, всё время увеличивающую площадь охвата, но теряющую при этом прочность. Выступая посредником при поставках в российскую армию британского вооружения, Рейли при этом заводит связи с Распутиным, за которым стояла лоббирующая интересы Германии финансовая буржуазия. Если до германского военного ведомства доходили сведения об объёме и характере военных поставок Великобритании Российской империи, то не без участия Джорджа Сиднея Рейли и не бесплатно. Уже на заре двадцатого века информация для него стала высокооплачиваемым товаром.

Оборотистый делец, вхожий почти во все петербургские салоны, Рейли постоянно нуждался в деньгах, привыкнув никогда и ни в чём себе не отказывать. Касалось ли это женщин, дорогой одежды или немыслимых кутежей в самых дорогих ресторанах. В Великобритании Рейли не мог занять нишу природного аристократа, как бы внешне он не пытался походить на такового. Консерватизм во взглядах аристократов на составляющую их страны как Великая Китайская стена отделял потомков саксо-нормандско-анжуйских герцогов и графов от выслужившихся ловкачей нового и новейшего времени. Тем более не природных британцев, тем более не имеющих стабильной ренты. Это обстоятельство раздражало Рейли вдвойне ещё и потому, что за пределами Соединённого Королевства отношение к нему было противоположным: его внешность и жизнь на широкую ногу вызывали восхищение, а самое главное – иностранец! со времён Петра I почти как инопланетянин – рождало зависть и подобострастие. Понятно, почему Рейли так сильно влекло в Россию.

Что говорить – Джордж Сидней Рейли даже внешне производил впечатление неординарного человека. Хорошо знавший его Борис Алексеевич Суворин, тогдашний медиамагнат, сын медиамагната, издатель и журналист, оставил о Рейли следующую зарисовку. «Очень замкнутый и неожиданно откровенный. Очень умный, очень образованный, на вид холодный и необыкновенно увлекающийся. Его многие не любили, я не ошибусь, если скажу, что большинство его не любило. «Это авантюрист», – говорили про него… Он был очень верующим человеком (по-своему) и очень верным в дружбе и полюбившейся ему идее… Он работал в Интеллидженс вервис… Рейли был очень сильным и спокойным человеком. Я видел его на дуэли. Он был очень добрым и иногда очень заносчивым, но для друзей своих, очень редких, он был своим человеком, закрываясь, как ставнями, перед посторонними». Многим современникам казалось, будто походка Рейли выдавала в нём военного человека.

Ещё раз повторюсь: Рейли был великим имперсонатором, но никогда тем, кем являлся на самом деле, по природе своей – выброшенным из жизни, бедным, молодым одесситом. Поэтому своё прошлое он так тщательно скрывал. Поэтому жил как набоб, как современный граф Монте-Кристо, стараясь чуть ли не намеренно быть всегда и везде впереди всех, даже если это касалось такого необычного явления, как воздухоплавание. Санкт-Петербург, воздухоплавание, Рейли… это тема особая, и о ней нельзя не упомянуть.

8 мая 1910 года в Санкт-Петербурге прошла первая в России международная неделя авиации на Коломяжском ипподроме. Одним из устроителей этого праздника стало товарищество воздухоплавателей «Крылья», в состав учредителей которого вошёл Сидней Рейли. Из русских пилотов над «Коломягами» взмыл лишь один – остальные все были иностранными. Но уже в сентябре, когда на этом же поле проводился Всероссийский праздник воздухоплавания, в небо поднялись исключительно отечественные пилоты. В том числе Сергей Уточкин и Лев Мациевич. Есть фотография, на которой запечатлены Сидней Рейли, Анатолий фон Крум, Сергей Уточкин, Михаил Ефимов и Борис Суворин. К великому горю петербуржцев 24 сентября над взлётным полем потерпел аварию самолёт Мациевича, и пилот с остатками летательного аппарата упал на землю с высоты 350 метров. Хоронить авиатора вышла половина Санкт-Петербурга. На месте падения Мациевича в 1912 году был установлен памятный камень. А уже на следующий год, потрясённый гибелью отважного лётчика, Глеб Котельников изобрёл первый в мире ранцевый парашют.

Но трагедия с Львом Мациевичем не ослабила внимание товарищества «Крылья» к «Коломягам». Пустовавшее рядом с ипподромом пространство очень подходило для устройства на нём аэродрома. Однако оно с петровских времён принадлежало комендантам Петропавловской крепости, отчего и называлось Комендантским полем или Комендантской дачей. Его арендовала одна старая англичанка по фамилии Клосс, сдававшая обывателям на правах субаренды территорию поля под огороды. Рейли отправился к старушке, с присущей ему лёгкостью очаровал старую англичанку манерами истинного джентльмена (это одессит!), прекрасным знанием родного ей языка и… получил от миссис Клосс право на использование территории. Благодаря удачному ходу товарищества «Крылья», использовавшего уникальные возможности своего учредителя, в Санкт-Петербурге появился первый аэродром и аэропорт, до сего времени называемый Комендантским, хотя давно уже застроен жилыми домами.

Не без участия Рейли был организован исторический авиаперелёт из Санкт-Петербурга в Москву  в июле 1911 года.

За первым в истории российской авиации столь дальним перелётом наблюдала широкая общественность и самая разнообразная публика, которой не были безразличны первые опыты российских авиаторов и судьба отечественного самолётостроения. Перелёт готовился около года, и пресса регулярно освещала этапы этой подготовки. Организаторами перелёта официально считались великий князь Александр Михайлович, выдающийся отечественный организатор флота и авиации, и генерал барон Александр Васильевич Каульбарс, известный русский географ, один из первых руководителей отечественной военной авиации. Однако непосредственно технической подготовкой перелёта, а тем более его коммерческой стороной занимались менее известные люди. В их среде оказался  «антиквар и коллекционер» (как он значился в телефонном справочнике «Весь Санкт-Петербург) Джордж Сидней Рейли. И надо признать, что подготовка, как выяснилось после окончания перелёта, была скверной: средства технической поддержки, запланированные на трассе перелёта, никак не удовлетворяли требованиям и нуждам перелёта очень примитивных аэропланов того времени. За день до старта практически все авиаторы отказались лететь. Разрекламированный перелёт, за которым следил и сам Николай II, оказался на грани срыва. И вот Сергей Уточкин, разносторонний спортсмен, гонщик, пловец, боксёр и авиатор, любимец всей Одессы, заявил, что полетит, даже если ему придётся это сделать в одиночку. Николай Шиманский закатил истерику, пообещав, что застрелится в случае отмены старта. 11 июля 1911 года старт был дан и первым с Комендантского аэродрома в Санкт-Петербурге в небо поднялся «Блерио» Сергея Уточкина, который крикнул провожавшим его зрителям: «Еду чай пить в Москву. Прощайте!».

Возможно, Уточкину хотелось поддержать реноме своего земляка, но более вероятно, что Рейли, знавший Уточкина ещё по Одессе (кто же в Одессе не знал Уточкина?!), сыграл на простодушии и доверчивости «третьего пилота России», убедив Сергея, что волноваться нет оснований и он непременно будет в Москве первым. Но, не долетев до Новгорода, аэроплан «Блерио» сломался, Уточкину пришлось сделать вынужденную посадку, кое-как починить двигатель и продолжить полёт. А за Новгородом его ожидала другая беда: перестал вращаться пропеллер. Сергей на своём аппарате врезался в землю. Он получил при этом сотрясение мозга, смещение позвонков, переломы рук, ног, рёбер и растяжение коленной чашечки. А вот Шиманскому повезло меньше: он летел в паре со Слюсаренко и во время падения их «Фармана» разбился насмерть. Вообще, до Москвы долетел только один авиатор из одиннадцати – Васильев. Все остальные до Москвы не долетели, застряв в госпиталях. Московский губернатор Владимир Джунковский, лично встречавший Васильева на Ходынском поле, навещавший Уточкина в больнице и исследовавший причины аварий, констатировал, что виной стольких драм в воздухе явилась безобразная организация перелёта. Этот перелёт стал для Сергея Уточкина «лебединой песней». Сломленный, он вышел из больницы и за пять отведённых ему после этого Богом лет не смог совершить ничего выдающегося ни в небе, ни на земле, ни на воде.

Как Рейли относился к коммерции, было известно многим, но никто его не смог «поймать за руку». Ему всегда удавалось без потерь для собственного бюджета и статуса выходить сухим из воды. Виртуоз перевоплощения, он умудрялся сохранять репутацию человека, которому можно было доверять не только коммерческие, но и военные тайны. А в его профессии и то и другое шли рука об руку. В его личной жизни случались неприятности, но и их Рейли преодолевал с присущим ему профессионализмом. Так в России он тесно сошёлся с Надеждой Залесски, ставшей его любовницей и посредницей в делах с нужными людьми теневой политики и бизнеса. Жена Сиднея Маргарет, уставшая ждать от него вестей из России, однажды нагрянула на его квартиру с ревизией без предварительного уведомления. Разразился скандал, не ставший, впрочем, достоянием публики. Сразу после этого Маргарет внезапно скончалась, как полагают некоторые биографы легендарного шпиона, от того же средства, которое из рук Сиднея принял её первый муж накануне смерти.

В 1916 году Рейли совершил один из самых блестящих своих шпионских подвигов, похитив военно-морские коды Германии. К этой операции он готовился долго, вживаясь в роль (которую сам для себя выбрал) личного шофёра полковника Германского Генерального штаба. Так вот, однажды, совершенно неожиданно для полковника, во время ночной поездки на очень важное совещание, шофёр его убил, после чего оделся в его форму, тщательно, но не броско загримировался и отправился на это совещание под видом своего пассажира. Уверенность, с которой Рейли всегда держался, не подвела его и в этот раз. Никто из присутствовавших не заподозрил подмену. Зато именно доверие к лже-полковнику помогло получить Рейли вожделенные коды военно-морского флота Германии. Это была последняя, блестяще завершившаяся операция Джорджа Сиднея Рейли, агента британской разведывательной службы МИ-6, имеющего свой агентурный шифр СТ-1. Все остальные «подвиги» Джорджа Сиднея были впечатляющими, невероятными, но к ожидаемому от них результату не привели.

Революции в России 1917 года и гражданская война открыли перед британским агентом и бывшим подданным Российской империи безбрежное поле деятельности как шпионской, так политической и коммерческой. Отречение Николая II и возникшее в России двоевластие поставило под сомнение продолжение участия России в первой мировой войне. Страны Антанты, и в первую очередь Великобритания, предприняли определённые шаги, чтобы удержать своего союзника от подписания с Германией сепаратного мира. Были они самыми разнообразными, но, как можно догадаться, во множестве своём – закулисными, то есть и диверсионного характера. Сидней Рейли был бесспорным асом в подобных играх секретных служб, поэтому его появление в России можно было предсказать с абсолютной вероятностью.

Едва до Запада дошёл смысл большевистского декрета о мире, как в сторону Советской России были выдвинуты первые отряды рыцарей плаща и кинжала. Без лишнего шума и суеты британские агенты проникли в Россию под видом сотрудников официальных организаций, что позволило им беспрепятственно передвигаться по стране. В начале 1918 года во главе союзной миссии в Мурманск прибыл и Джордж Сидней Рейли. Мурманск и Архангельск – два северных русских порта, через которые во время первой мировой войны Россия получала по морю материальную помощь от союзников и где этой неиспользованной помощи за четыре года накопилось на несколько десятков миллионов золотых рублей.  И вот, возле этих неисчислимых богатств возникла фигура бледного, хмурого человека, длиннолицего, с высоким покатым лбом и беспокойным взглядом. Невозможно представить, чтобы наш герой не совместил шпионскую деятельность с личной коммерцией, ибо других источников доходов (кроме разве что наследства предыдущих мужей своих жён) у него не было. А на русском севере в первые месяцы фактического безвластия поживиться было чем!

Следующим пунктом назначения Рейли или сферой его интересов стала родная Одесса, где он появился в феврале 1918 года в составе миссии английского полковника Бойля, перед которой стояло несколько задач: обмен военнопленными и их эвакуация; оказание посреднических услуг в мирных переговорах между румынскими властями и представителями советской власти в Одессе; воссоздание шпионской сети в этом регионе России; анализ политической и экономической ситуации на Юге России и, конечно, поиски способов привлечь на это стратегическое направление с западного фронта немецких частей за счёт консолидации политических сил антигерманской направленности. Представляете, после двадцати пяти лет отсутствия, никем не узнанный, Соломон Розенблюм появляется в красивейшем из черноморских городов, в когда-то родной для него Одессе. Ну, очень похоже на появление графа Монте-Кристо, которого никто не узнал по прошествии двадцати пяти лет! Только с одной, очень существенной разницей: в графе никто не признал Эдмона Дантеса, а Соломона Розенблюма никто из жителей Одессы не вспомнил, отчего и сравнивать преуспевающего мистера Рейли было не с кем.

Безусловно, Рейли не мог не встретиться в Одессе с людьми, представлявшими интерес для английской миссии одним только своим отрицательным отношением к брестским соглашениям, из-за которых страны Антанты лишались поддержки со стороны Восточного фронта. Одним из самых влиятельных людей в городе в это время был «красный диктатор Одессы» Михаил Муравьёв, формально не состоявший в партии эсеров, но находившийся под влиянием их идеологии. Командуя армией в составе южной группы войск, Муравьёв захватил Полтаву, а вскоре и Киев, установив в этих городах режим террора и крови, попустительствуя грабежам, производимым его красноармейцами, накладывая на местную буржуазию колоссальные контрибуции, расстреливая тысячами бывших военнослужащих царской армии, проводя оголтелую антиукраинскую национальную политику. В своём донесении Ленину о захвате Киева он писал:

«Сообщаю, дорогой Владимир Ильич, что порядок в Киеве восстановлен, революционная власть в лице Народного секретариата, прибывшего из Харькова Совета рабочих и крестьянских депутатов и Военно-революционного комитета работает энергично. Разоружённый город приходит понемногу в нормальное состояние, как до бомбардировки… Я приказал частям 7-й армии перерезать путь отступления – остатки Рады пробираются в Австрию. У меня были представители держав Англии, Франции, Чехии, Сербии, которые все заявили мне, как представителю советской власти, полную лояльность… Я приказал артиллерии бить по высотным и богатым дворцам, по церквям и попам… Я сжёг большой дом Грушевского, и он на протяжении трёх суток пылал ярким пламенем…».

В этом донесении Муравьёв опустил «маленькие» подробности «героического» штурма «вражеского» города: по Киеву было выпущено более 15 тысяч артиллерийских снарядов, в том числе с отравляющими газами, было одномоментно расстреляно 3 тысячи офицеров, столько же лиц гражданского состояния, уничтожены все портреты Тараса Шевченко, а митрополита Киевского Владимира (Богоявленского) с целью грабежа вывели из Лавры и злодейски расстреляли в ста метрах от ворот. Владыка Владимир был единственным в истории Русской Православной Церкви архиереем, возглавлявшим поочерёдно все столичные кафедры: Московскую, Санкт-Петербургскую и Киевскую. Уже в Одессе Муравьёв так рассказывал о своих киевских «подвигах»: «Мы идём огнём и мечом устанавливать Советскую власть. Я занял город, бил по дворцам и церквям… бил, никому не давая пощады! 28 января Дума Киева просила перемирия. В ответ я приказал душить их газами. Сотни генералов, а может и тысячи, были безжалостно убиты… Так мы мстили. Мы могли остановить гнев мести, однако мы не делали этого, потому что наш лозунг – быть беспощадными!».

Полководцем Муравьёв был посредственным, победы одерживал только при многократном превосходстве своих войск над противником, над регулярными частями не одержал ни одной победы. Но был крайне амбициозен и тщеславен, во время публичных выступлений буквально наэлектролизовывал толпу своей революционно-пафосной лексикой, граничившей с истерией. Преклонялся перед Наполеоном, совершенно необоснованно полагая, будто и он сможет повторить судьбу великого корсиканца. Ох уж этот Наполеон – Муравьёв был не последним, кто грезил из армейских офицеров шагнуть к императорскому престолу. В Одессе он надеялся повторить киевский успех, устанавливая диктатуру Советской власти теми же средствами, которыми орудовал в Киеве. Муравьёв потребовал от одесской буржуазии 10 миллионов рублей, уничтожил винные склады и объявил город на военном положении. И вот к такому «крупному военно-политическому деятелю времён Ленина и Мишки-япончика» направил свои стопы ас британской разведки, урождённый одессит Соломон Розенблюм.

Конечно, Муравьёв не скрывал своего отвращения к германским империалистам, призывал к мировой революции и, вообще, использовал фразеологию геркулесовых столбов большевизма Ленина и Троцкого. Но в отличие от них, прикрывавших фразой истинную политику капитуляции перед Германией, Муравьёв, фактически эсер, рвался защищать родину от посягательств кайзера на её территориальное единство. В этом отношении Муравьёв представлял для британской миссии и её агентуры определённый интерес. А для Сиднея Рейли, шестым чутьём улавливавшего направление «чёрных» финансовых потоков и возможности сделать гешефт, Муравьёв, потребовавший от одесской буржуазии 10 миллионов в виде контрибуции, явился просто рогом изобилия. Надо признать, что политическую задачу Рейли решил с блеском: Муравьёв – таки поднял в июле мятеж в Симбирске, пытаясь ликвидировать Брестский мир. Справился ли Рейли со своей коммерческой задачей – неизвестно. Зато известно другое: вместо 10 миллионов Муравьёву доставили только два (есть подозрение, что одессит Соломон Розенблюм перенаправил поток остальных 8 миллионов в другое русло), после чего «диктатор Одессы» принялся изымать наличность из банков и касс одесских предприятий.

Ещё один контакт Рейли в Одессе стал настоящей находкой для британской разведки. В своём родном городе, где авантюристы произрастали чуть ли не в каждом номере (так в Одессе называют дома, имеющие нумерацию), супершпион познакомился с Яковом Блюмкиным (Симха-Янкев Гершевич Блюмкин), членом партии левых эсеров, достойным рыцарем плаща и кинжала новой формации. Блюмкин был одним из тех, кто выполняя приказ Муравьёва, экспроприировал ценности Государственного банка. Его потом упрекали в том, что он часть этих ценностей присвоил себе. Но, кажется, не только он стал счастливым обладателем этой доли. Британский агент Сидней Рейли стоял за спиной юного Блюмкина, не только потому, что готовил исполнителя ответственного диверсионного задания, но ещё и потому, что вокруг Блюмкина бурлили потоки шальных денег, правильно направить которые Рейли никогда не отказывался.

Вскоре после их встреч и бесед Блюмкин перебрался из Одессы в Москву и был направлен руководством своей партии на работу в ВЧК. Так как в это время Дзержинский осуществлял очередную попытку сформировать подведомственную ему политическую контрразведку, ему потребовался руководитель этой службы. Снова левые эсеры «продавили» свою кандидатуру на этот пост, после чего Блюмкин был назначен Дзержинским заведующим отделением контрразведывательного отдела по наблюдению за охраной посольств и их возможной шпионской деятельностью. Так как на тот момент врагами № 1 считались немецкие шпионы, Блюмкин всё внимание направил на германское посольство в Москве. Именно в этом посольстве в Денежном переулке 6 июля 1918 года Блюмкин убил посла Германии в Советской России графа Мирбаха, пытаясь таким образом спровоцировать разрыв Брестских соглашений.

Муравьёв и Блюмкин были не единственными, с кем встречался и вёл переговоры в Одессе Джордж Сидней Рейли. Он встречался с Григорием Котовским, Верой Холодной, Михаилом Винницким (Япончиком), позже – с Гришиным-Алмазовым. Трудно даже представить, какие интересы преследовал британский шпион, налаживая контакты с этими людьми. Этого уже, увы, никогда не узнать. В начале марта 1918 года Рейли уже в Петрограде. А 12 марта того же года советские войска под командованием Муравьёва начали в панике покидать Одессу. На следующий день в Одессу вошли войска Австро-Венгрии и Румынии. Отступая, Муравьёв отдал приказ полевой и корабельной артиллерии «открыть огонь по городу и его буржуазным кварталам и национальной части города, разрушить её до основания». К счастью, подчинённые Муравьёва приказ не выполнили, за что Одесса должна быть благодарна артиллеристам, сохранившим для потомков эту жемчужину черноморского побережья.

В Петрограде Рейли был прикомандирован к военно-морскому атташе Кроми, а также к главе британской миссии Роберту Брюсу Локкарту. В это же время Рейли пытался войти в доверие к начальнику Высшего Военного Совета Республики бывшему царскому генералу Михаилу Дмитриевичу Бонч-Бруевичу, брат которого Дмитрий, заведующий делами Совнаркома, был лицом приближённым к Ленину и пользующимся полным его доверием. Но безрезультатно. Михаил Дмитриевич, один из столпов российской контрразведки, на контакт с Рейли не пошёл. Вскоре большевистское правительство перебралось подальше от наступавших на Петроград немцев, заодно сменив и столицу: с марта 1918 года вместо Петрограда ею стала Москва. Здесь Рейли активно включился в работу по организации антибольшевистских заговоров, передав заговорщикам более пяти миллионов рублей для деятельности национального и тактического центров. В мае 1918 года Рейли ненадолго оставил Москву, перебрался на Дон к Каледину, где встретился с Александром Фёдоровичем Керенским. Неизвестно, какими мотивами руководствовался Рейли, получал ли он задание от своего ведомства или это была безвозмездная (странно звучит применительно к Рейли) помощь бывшему главе Временного правительства, но, тем не менее, британский шпион сделал, казалось, невозможное: через всю европейскую территорию России он перевёз Керенского в Мурманск, где посадил на британский корабль и отправил в Европу. Ни до, ни после они никогда не встречались. Очень не похоже на Рейли…

6 июля 1918 года в Москве был убит германский посол Мирбах: убит левыми эсерами Андреевым и Блюмкиным, Брестский мир висел на волоске, как и власть большевиков. В этот день решалась судьба советской власти в России: или она падёт в Москве и по принципу домино начнёт валиться всё дальше и дальше от центра, или удержится и, используя прецедент, начнёт уничтожать всех своих политических и идейных врагов. Как это было, например, во время французской революции, когда якобинцы открыли неслыханный террор, воспользовавшись убийством Марата. А якобинцев, как известно, большевики считали своими учителями, регулярно сверяя свою государственную деятельность с их кровавой резнёй. Правда, за Шарлотой Корде, зарезавшей в ванне «друга народа» не стояли никакие политические силы. А вот за спинами эсеров явно наблюдается силуэт британского агента Джорджа Сиднея Рейли. И деньги, которые он щедрой рукой раздавал эсеровским инсургентам.

Вслед за событиями в Москве 6 июля 1918 года белогвардейские (в основном эсеровские) мятежи вспыхнули в Ярославле, Рыбинске, Муроме и Симбирске. Большинство из них было организовано «Союзом защиты Родины и Свободы», во главе которого стоял один из известнейших эсеровских боевиков Борис Викторович Савинков, друг и соратник Рейли, разделивший с ним не только антибольшевистскую деятельность, но и гибель в стенах политической тюрьмы на Лубянской площади в Москве. Обстоятельства подавления восстания в Ярославле отрядами Красной Армии напоминают события в Киеве и Одессе, когда «красный диктатор Муравьёв» восстанавливал на юге России власть Советов. Вот телеграмма Юрия Гузарского, одного из «усмирителей» Ярославля, своему начальству: «Срочно шлите 10 000 снарядов, половина шрапнель, половина гранат, а также пятьсот зажигательных и пятьсот химических снарядов. Предполагаю, что придётся срыть город до основания».

Из Москвы ему отвечали: «Пленных расстреливать: ничто не должно остановить или замедлить применение суровой кары… Террор применительно к местной буржуазии и её прихвостней… должен быть железным и не знать пощады». На город с самолётов было сброшено около двухсот килограммов динамитных бомб, что привело к уничтожению исторического центра Ярославля. По самым скромным подсчётам «усмирители» расстреляли и уничтожили в Ярославской губернии более пятидесяти тысяч жителей, в то время как в так называемом «Ярославском отряде Северной Добровольческой армии» на бумаге числилось не более 6 000 бойцов. В Рыбинске, Муроме и Симбирске восстания также не увенчались успехом и были подавлены с не меньшей жестокостью.

Но Рейли рук не опускал. Он установил связь с командирами латышских интернациональных подразделений, которые смело можно было назвать «преторианской гвардией большевиков». Латыши несли охрану Кремля и отвечали за безопасность большевистских вождей. Чтобы оценить обстановку на месте, Рейли проникает в Кремль и неоднократно пробирается в самые укромные места этой московской цитадели. Друг Савинкова Владимир Орлов обеспечил Рейли документами на имя Сиднея Георгиевича Ролинского, сотрудника ВЧК, что способствовало неуловимости легендарного шпиона. К тому же шпиону, как всегда, помогали его романтические отношения с женщинами. На этот раз перед его чарами не устояла некая Ольга Стрижевская, не случайно оказавшаяся секретаршей ЦИКа. Локкарт щедро снабдил Рейли деньгами, и те в количестве 1 миллиона 200 тысяч рублей перешли в руки Эдуарда Берзина, командира артдивизиона латышской стрелковой дивизии. За свержение большевистской власти и ликвидацию её лидеров Рейли предлагал латышам помощь Великобритании в установлении независимой Латвийской республики. Однако даже Рейли не мог предположить, что вербовка латышских командиров – это одна из первых и самых удачных провокаций ВЧК, режиссёром которой являлся сам Дзержинский. После того как 21 августа 1918 года при последней их встрече Рейли передал Берзину оставшуюся часть суммы, они больше не виделись.

От латышей, оставшихся верными Советской власти, стало известно, что во время обсуждения с британским шпионом судьбы большевистских вождей после переворота, Рейли высказал довольно оригинальную мысль. Он предложил латышам, если удастся, взять в плен Ленина, Троцкого и Свердлова, не казнить их сразу, а сначала без штанов провести по Тверской улице для публичного обозрения и осмеяния. Моральный ущерб, нанесённый таким образом Советской власти, полагал Рейли, будет страшнее и более убийственным, чем ущерб политический.

30 августа эсер-террорист Канегиссер убил в Петрограде Моисея Урицкого, главу Петроградского ЧК, а в Москве на заводе Михельсона в тот же день эсерка Фанни Каплан ранила Ленина, после чего игра ВЧК с британскими спецслужбами закончилась. Был объявлен ответный «Красный террор», начались повальные аресты и массовое уничтожение врагов советской власти. Уже на следующий день в Петрограде чекистами была предпринята попытка захвата британского посольства с целью изъятия секретной документации. Капитан Кроми героически отстреливался на лестнице здания, пока другие сотрудники уничтожали ценные бумаги. Застрелив троих чекистов, Кроми получил пулю в голову и на месте скончался. Джордж Сидней Рейли бесследно исчез. Сотрудникам ВЧК не удалось его схватить или выйти на его след.

Большевики несколько раз в разных местах России репетировали применение «Красного террора» к населению страны, власть в которой они захватили. Но с нетерпением ждали, когда закончится репетиционный период и постановка людоедской пьесы «Кто не с нами, тот против нас!» с головокружительным успехом пройдёт на подмостках театра площадью в одну шестую часть суши. 5 сентября 1918 года премьера этой пьесы началась. Зная историю французской революции, большевики легко нашли повод (или сами его создали, пребывая в состоянии нетерпения) для ответа контрреволюции на её вражеские происки. Рейли, сам того не осознавая, определённым образом ускорил начало «Красного террора».

В Советской России Рейли был приговорён к смертной казни, с бессрочным её приведением в исполнение. В приговоре говорилось, что как только Джордж Сидней Рейли вступит на территорию РСФСР, убить его может каждый… Вернувшись в Великобританию, Рейли стал консультантом Уинстона Черчилля, военного министра, выражавшегося в ту пору по отношению к стране Советов безальтернативно жёстко, предлагая «задушить большевизм в колыбели». Консультируя министра по русским вопросам, Рейли нашёл в нём внимательного слушателя, с пониманием относившегося к его собственной фразеологии «большевики – раковая опухоль, поражающая основы цивилизации», «архивраги человеческой расы», «силы антихриста», «любой ценой эта мерзость, народившаяся в России, должна быть уничтожена… Существует лишь один враг. Человечество должно объединиться против этого полночного ужаса». Порой становится непонятным, кто у кого заимствовал эти яркие эпитеты.

 Но служба консультантом – дело малоприбыльное. А материальное положение Рейли после фиаско с ликвидацией большевиков оставляло желать лучшего. Вот и отправился он поправлять свои дела в… Россию. Уязвлённое самолюбие требовало реванша. Реванша политического и финансового. Проведя два месяца в ставке Деникина, Рейли, офицер связи союзной миссии, вновь устремился в Одессу, лелея надежду поймать золотую рыбку в мутной политической воде. В родном городе Рейли сошёлся с военным губернатором Гришиным-Алмазовым, протеже Колчака и Деникина. Однако быстро разочаровался в генерале. При всей внешней кажущейся артистичности и несерьёзности, Гришин-Алмазов жёстко насаждал порядок в городе, где крутились тогда бешеные деньги, свезённые чуть ли не со всей России, а налётчики грабили обывателей и банки средь бела дня. Губернатор не останавливался ни перед бессудными расстрелами, ни перед облавами, заканчивавшимися казнями на месте.

Но и во второй приезд Рейли в Одессу ему не повезло с коммерцией: все денежные пироги были разрезаны и перераспределены без учёта его аппетита. И не только в долю брать его никто не хотел, но и в виде премиальных оплачивать его сомнительные услуги никому на ум не приходило. Чужим был для одесситов Джордж Сидней Рейли. Его двухмесячное пребывание в Одессе, куда он больше уже никогда не возвращался, обозначилось разве только публикацией в газете «Призыв» №3 за 3 марта 1919 года его автобиографии, где Рейли описывал свои заслуги в борьбе с большевизмом. Существует мнение, будто автобиография была опубликована на средства самого Рейли, чтобы привлечь к его персоне интерес местных коммерсантов и вызвать у них доверие к его персоне. Увы, ожидаемого эффекта не последовало.

И уже совсем, видимо, от безнадёжности, не зная, как и чем заслужить доверие белоэмигрантской одесской публики, в той же газете за 20 марта 1919 года Рейли поместил сообщение, которое фактически являлось доносом в контрразведку на трёх, находившихся в тот момент в городе сотрудников ВЧК, лично ему известных: Грохотова, Петикова и Жоржа де Лафара. Последний из этой троицы был потомком эмигрировавших в Россию французов, активно разрабатывал возможность привлечения Веры Холодной к деятельности в ВЧК и стал, по одной из версий, причиной её таинственной гибели. Лафар был расстрелян так же, как и Жанна Лябурб со всей «Французской Иностранной коллегией», активно агитировавшей французских военнослужащих оставить берега Одессы и вернуться к мирной жизни на своей исторической родине. Контрразведкой в это время руководил знакомый Рейли профессионал-контрразведчик, генерал Владимир Орлов, а он своё дело знал не хуже, если не лучше кого-то из асов ВЧК.

А 3 апреля 1919 года вместе с французскими войсками навсегда оставил Одессу её блудный сын Соломон Розенблюм, который, видимо, никогда не называл её мамой, мамочкой, Одессой-мамой, эгоистично и капризно относясь к ней, как к мачехе, не признающей к себе потребительского отношения.

Наступило «тёмное время» всевозможных делишек, провокаций, авантюр и подлогов, являвшихся лишь тенью тех громких дел, которые в своё время организовал и в которых участвовал британский супершпион Джордж Сидней Рейли. Он ещё теснее сблизился с таким же легендарным авантюристом эпохи, оказавшимся выброшенным за борт большой политики, с Савинковым Борисом Викторовичем. Их обоих влекла в Россию жажда мести за свои несбывшиеся мечты и нереализованные планы. Осенью 1920 года Рейли и Савинков приняли участие в рейде на территорию Белоруссии отрядов Булак-Балаховича. Военная авантюра с треском провалилась, а Савинков и Рейли понесли не только моральные, но и политические, а также, что было более существенно для их положения, материальные убытки.

В 1922 году Рейли вместе с Савинковым и Эльфергреном создал группу террористов, готовивших покушения на представителей Советской России, участвовавших в работе Генуэзской конференции. Но благодаря работе сотрудников ИНО ВЧК и его руководителя Соломона Могилевского все попытки терактов были предотвращены. И лишь в 1923 году капитану Морису Конради «повезло» больше: 10 мая 1923 года в Лозанне, в ресторане отеля «Сесиль» он застрелил из пистолета советского дипломата Вацлава Воровского. На суде, превратившемся в суд над большевизмом, капитан Конради, Георгиевский кавалер, боевой офицер-дроздовец, был оправдан.

В 1924 году Рейли принял участие в создании фальшивки, получившей название «письмо Зиновьева», следствием которой стала отставка лейбористов и приход к власти правительства консерваторов во главе со Стенли Болдуином. Новое правительство не ратифицировало заключённый ранее общий и торговый договор между СССР и Великобританией. А Уинстон Черчилль получил в правительстве пост канцлера казначейства.

Но ни одно из дел, в которых Рейли принимал участие в эти годы, не принесло ему ни морального удовлетворения, ни поправки финансового положения. А главное, его гордость и тщеславие были ущемлены настолько, что он не мог ни о чём другом думать, как только о реванше, возвращении к большой международной политике, чтобы, стоя за кулисами, режиссировать происходящим на мировой сцене. И чтобы его режиссура щедро оплачивалась заказчиками не только по официальным каналам, но, что ещё лучше, по неофициальным. Но время шло, шпион не молодел, а дел, участие в которых могло бы поправить его пошатнувшееся положение, не предвиделось, как не предвиделось его изменение образа жизни, его тяги к роскоши, азартным играм и женщинам.

Великая война завершилась, мир вновь стал обретать порядок и осмысление. Исчезли неразбериха, паника, контрибуции, поставки в армию, артобстрелы, экспроприации и всё то, на что можно было легко списать украденные миллионы. А в России к тому же были ликвидированы частная собственность и рыночные отношения. За счёт чего, спрашивается, оплачивать непредвиденные расходы и, вообще, жить безбедно? Пришлось джентльмену Рейли пойти на крайние меры: в 1921 году он за 100 000 долларов продал принадлежавшую ему и трепетно собираемую годами коллекцию вещей, личным владельцем которой был в своё время Наполеон Бонапарт. Дело заключалось в том, что Наполеон был чуть ли не единственной личностью, перед которой Рейли преклонялся, почти фетишизировал. Он писал друзьям: «Если лейтенант-корсиканец сумел уничтожить следы Французской революции, то и британский агент Рейли с такими возможностями, какими он располагает, сумеет оказаться хозяином Москвы». Подобная завышенная самооценка стала для Рейли навязчивой идеей, лишила его критического взгляда на происходящее.

Да, Михаил Муравьёв, как уже говорилось, был не последним, кто преклонялся перед Бонапартом и пытался повторить его политическую карьеру. Странно, все подражатели великого корсиканца были мужчинами среднего или маленького роста, мучимые комплексами непризнанности, неоценённости, зависти к успехам других. Полковник Павел Пестель, Владимир Ульянов, дуче Муссолини, Соломон Розенблюм, выходец из Одессы, так и не ставший не только графом Монте-Кристо, но и «хозяином Москвы». Да и не только Москвы. Ведь писал же он: «Я был в миллиметре от того, чтобы стать властелином России». Чего-то всё-таки не хватало им, видимо, великого, чтобы дотянуть до уровня французского императора.

В 1923 году Рейли в очередной раз женился. Его супругой стала молодая актриса Пепита Бобадилла, ранее выступавшая в Мулен-Руж, лет на двадцать пять моложе Рейли, но успевшая овдоветь после пяти месяцев «счастливой» брачной жизни с шестидесятилетним предпринимателем. Настоящее её имя было Нелли Вартон, а о её происхождении можно было  услышать немало историй, мало отличавшихся от биографии английского супершпиона. Они нашли друг друга. Правда, женитьбе на Пепите предшествовал головокружительный роман с выпускницей школы искусств Кэрилл Хауслэндер, которая была намного моложе Пепиты. 18 мая 1923 года свадьба была сыграна с размахом, в лондонском отеле «Савой». Рейли, естественно, не поставил молодую жену в известность, что имеет ещё двух жён, браки с которыми он не счёл нужным расторгнуть. Пикантная подробность о свадебных венчаниях Джорджа Сиднея Рейли: одно из них был совершено по католическому обряду, а другое – по православному.

Рейли пробавлялся каким-то табачным бизнесом, из разведки уволился, и его друг Борис Савинков проживал не лучшим образом – дальнейшее существование с каждым годом представлялось всё менее и менее перспективным. И вдруг… Савинков воспринял это как чудо, как подарок судьбы: он оказался востребован и незаменим! Его пригласили в Россию законспирированные либерал-демократы, создавшие подпольный антибольшевистский центр. Им недоставало самого главного – харизматичного лидера. В лице Савинкова они надеялись получить такового. Савинков согласился на их предложение и стал собираться в Россию, чтобы встать во главе не только заговора, но правительства, которое должно было прийти на смену «архиврагам человеческой расы», как Рейли называл большевиков. Перед отъездом Борис Викторович связался со своим другом и поставил его в известность относительно вояжа в Россию. Рейли дал уклончивый ответ, в том духе, что он, конечно, не против такого шага, но следует всё семь раз отмерить…

Савинков отмерил несколько раз и поехал. А 16 августа 1924 года был арестован в Минске группой сотрудников ОГПУ, препровождён в Москву и допрошен в следственной тюрьме на Лубянской площади. И уже 29 августа Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его, Савинкова Бориса Викторовича, к расстрелу. Правда, после ходатайства перед Президиумом ЦИК СССР приговор был смягчён и расстрел был заменён на 10 лет тюремного заключения. Есть достаточно достоверные сведения, что тюремная камера бывшего эсеровского боевика напоминала гостиничный номер, а не тюремный застенок. Савинков имел возможность прогулок в парках Москвы (правда, под надзором конвоя), а также занятий литературой, что являлось неотъемлемой частью его жизнедеятельности. В это время из-под его пера вышло следующее заявление:

«После тяжкой и долгой кровавой борьбы с вами, борьбы, в которой я сделал, может быть, больше, чем многие другие, я вам говорю: я прихожу сюда и заявляю без принуждения, свободно, не потому, что стоят с винтовкой за спиной: я признаю безоговорочно Советскую власть и никакой другой».

Он также написал письма некоторым руководителям белой эмиграции с призывами прекратить борьбу против Советского Союза. Всех, хорошо знавших Савинкова в эмиграции, случившееся с ним и эти обращения повергли в шок. С трудом верилось, что такого последовательного борца сначала с царской, а потом с большевистской властью можно было принудить к подобному низкопоклонству и ренегатству. Вот и Рейли не верил. Не верил, что пленение Савинкова – это провокационная операция ОГПУ, руководимая самими Дзержинским и Артузовым, что такого зубра конспирации, как Савинков, удалось обвести вокруг пальца, что обращения Савинкова к эмиграции – это не фальшивка советских спецслужб. И так как Рейли мало отличался от людей, готовых верить в то, во что они хотят верить, он тоже попался на подобную провокацию, организованную ОГПУ. С небольшой разницей: Савинкова заманили в СССР в ходе операции «Синдикат 2», сделав наживкой конспиративную организацию либерал-демократов во главе с Андреем Фёдоровым, а Рейли – в ходе операции «Трест», когда в виде наживки послужила монархическая организация,  Монархическая организация Центральной России (МОЦР), возглавляемая бывшим действительным статским советником Якушевым Александром Александровичем.

Рейли был приглашён в СССР лично Марией Владиславовной Захарченко, профессиональным боевиком-террористом, доверенным человеком генерала Кутепова, легендой белого движения. Эта женщина воевала против красных в годы гражданской войны наравне с мужчинами, ни в чём им не уступая, а в части преданности белому движению, многих из них превосходя. Кутепов доверял ей безоговорочно. Рейли знал её лично, знал Кутепова, что, собственно говоря, подтолкнуло его отринуть сомнения. К тому же, чего греха таить, Рейли, как и многие боевые офицеры и генералы в эмиграции, полагал, будто Савинкова подвёл низкий профессиональный уровень его резидентов в СССР и заговорщиков из подпольного объединения либеральных демократов. А Кутепов, один из руководителей Русского Общевоинского Союза (РОВС) и Захарченко – это те, кому можно доверять. И Рейли поехал в СССР.

Зачем? Во-первых, самоутвердиться. Получить гарантию, что он ещё востребован в больших политических играх, которые невозможно организовать без участия суперагентов спецслужб международного класса. А во-вторых, что являлось для него главным, поправить материальное положение, относительно чего у Рейли имелся проверенный, надёжный план, открыть который он намеревался перед членами МОЦР. Рейли не остановило даже официальное сообщение о том, что 7 мая 1925 года Борис Викторович Савинков покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна внутренней тюрьмы на Лубянке. Джордж Сидней оставил жене записку: «Мне необходимо съездить на три дня в Петербург и Москву». Своё пребывание в Советской России Рейли рассматривал как краткое, временное. Совершенно не подозревая, что в этой стране не бывает ничего постояннее временного.

Ночью, с 25 на 26 сентября 1925 года, Рейли был перенесён через советско-финскую границу на спине чекиста Тойво Вяхя, изображавшего из себя члена МОЦР. Здесь к Рейли присоединился Якушев, и они вдвоём отправились в Ленинград, а затем в Москву. Сотрудники ОГПУ, убедительно изображавшие заговорщиков, жаловались Рейли на скромное финансирование МОЦР, не покрывающее потребности растущей организации. В подмосковной Малаховке на совещании «руководителей МОЦР» Рейли, наконец, раскрыл перед ними план финансирования, составленный им заранее. Было два канала, по которым МОЦР могла финансироваться при посредничестве мистера Рейли. Первый: регулярная поставка разведданных, в которых заинтересованы британские спецслужбы. Так как среди руководителей МОЦР было несколько высокопоставленных царских генералов, продолжавших занимать высокие посты в РККА, дело это для Рейли не представлялось сложным.

Второй вариант, предложенный Рейли, подразумевал изъятие из русских музеев шедевров искусства мирового значения, продажа их на Западе и получение за это огромных сумм. Естественно, Рейли при этом получает комиссионные, поскольку поиск покупателей целиком и полностью зависит от него. Становится очевидным, что сама по себе деятельность МОЦР его мало интересовала. Цинизм британского супершпиона, к этому времени уволенного со службы Его Величества, поразил даже руководителей ОГПУ, убедившихся, что Рейли работает только на самого себя, то есть на свой карман. Заманивая Рейли в СССР, ОГПУ предполагало через него выйти на сеть иностранных агентов, действующих на территории СССР, или внедрить в британскую разведку своего агента. Действительность разочаровала Дзержинского и Артузова, главного контрразведчика советских спецслужб. Рейли был арестован, а на границе, через которую он планировал вернуться в Европу, агенты ОГПУ устроили перестрелку, в результате чего контрабандисты, под видом которых Рейли и проводник якобы проходили через «окно», убиты. При этом Мария Захарченко, со стороны наблюдавшая за этой постановкой, убедила эмигрантские круги, что Рейли погиб в результате случайного недоразумения. Что и требовалось руководителям ОГПУ, чтобы не  вызвать подозрений в ангажированности МОЦР советской контрразведкой.

А Рейли начали плотно «разрабатывать» Артузов и Стырнэ, главные контрразведчики ОГПУ, проводя допросы и психологически активно воздействуя на его сознание. Рейли, естественно, «колоться» сразу не стал, чтобы не вызвать подозрений. Но после имитации расстрела, принялся «сливать» известную ему агентуру. Следует сказать, что содержание его в тюрьме было щадящим, похожим на то, которое было предоставлено Савинкову. Правда, он числился и назывался исключительно под номером и постоянно пребывал в форме ОГПУ без знаков различия. Нередко Рейли вывозили для прогулок на окраину Сокольнического парка в Богородское. Но 5 ноября 1925 года в том же Богородском, во время очередной прогулки Рейли застрелили сопровождавшие его сотрудники ОГПУ. Таким образом, был приведён в исполнение приговор 1918 года, не отменённый и висевший над супершпионом как дамоклов меч. После соответствующих действий в судмедлаборатории, когда смерть и личность Рейли были подтверждены, тело бывшего британского агента предали земле во внутреннем дворике тюрьмы на Лубянке. На месте захоронения Рейли в конце XX века было выстроено новое административное здание КГБ-ФСБ. Информация о перезахоронении останков британского шпиона отсутствует.

Возникает вопрос: неужели руководители ОГПУ пожертвовали столь ценным и перспективным агентом, способным внедриться в любую разведсеть и поставлять интересующую руководство ОГПУ информацию, только ради соблюдения формальной законности? Ответов несколько. И все они противоречат друг другу. Например, Рейли делился со следователями «липой», а когда они это поняли, то ничего иного им не оставалось, как застрелить лживого и строптивого шпиона.

Версия вторая: Рейли, действительно, «гнал дезу», а когда понял, что прошло время, достаточное для её проверки сотрудниками ОГПУ, во время прогулки в Богородском попытался сбежать, чтобы не быть казнённым за столь наглый обман. Но пуля из нагана сопровождавшего Рейли сотрудника ОГПУ настигла шпиона, попав ему в затылок, после чего был произведён контрольный выстрел в сердце.

Версия третья: как только руководство ОГПУ (Дзержинский и Артузов) убедилось, что от Рейли никакой новой информации получить не удастся, а он к тому же давно не на службе в британской разведке, с ним, как с отработанным и неперспективным материалом, решено было больше не возиться. Приговор 1918 года был приведён в исполнение в 1925 году.

Так закончилась бурная, фантастическая жизнь британского супершпиона, в ранней молодости покинувшего Одессу в поисках птицы-счастья. Что в итоге он нашёл? Долгую, спокойную, обеспеченную старость? Почитание потомков? Загадки, не оставляющие в покое исследователей его жизни? Пулю в Богородском? Овод, граф Монте-Кристо, Джеймс Бонд – литературные образы, которых он напоминал? Смею заключить – ничего! Он не любил своей родины, Одессы, напоминавшей о неблагоустроенной и небогатой юности, не сделавшей его богатым и влиятельным в зрелые годы. Ко всему на свете Соломон Розенблюм относился потребительски, в том числе и к Одессе.

Он не любил людей, с которыми сводила его судьба и, не моргнув глазом, жертвовал ими ради собственных, большей частью корыстных, интересов. Рейли, до сих пор загадочный уроженец Одессы, обладал очень странной, инфернальной особенностью: огромное количество людей, с кем он контактировал, по той или иной причине закончили свои жизни в результате неестественных смертей. Он словно вакуум, абсолютная пустота, при каждом прикосновении к кому-нибудь вытягивал из них жизни, потому что, как известно, в вакууме жизни быть не может. Единственное, что следует признать – некоторые погибли уже после смерти самого Джорджа Сиднея Рейли или Соломона Марковича Розенблюма, как в Одессе его нарекли родители сразу после рождения.

Вот неполный список людей, прикоснувшихся к этому Вакууму:

Пастор Томас Рейли 
Маргарет Рейли
Мациевич Лев Макарович 1877 – 1910 гг.
Уточкин Сергей Исаевич 1876 – 1916 гг.
Муравьёв Михаил Артемьевич 1880 – 1918 гг.
Мирбах Вильгельм граф 1871 – 1918 гг.
Кроми Френсис Ньютон Аллан 1882 – 1918 гг.
Ефимов Михаил Никифорович 1881 – 1919 гг. Один из первых российских дипломированных авиаторов. Расстрелян по приказу Орлова Владимира Григорьевича, главы белогвардейской контрразведки в Одессе, в районе Ближние мельницы.
Холодная Вера Васильевна 1893 – 1919 гг.
Лафар Георгий Георгиевич (Жорж де Лафар) 1894 – 1919 гг.
Винницкий Мойше-Яков Вольфович «Мишка Япончик» 1891 – 1919 гг.
Гришин-Алмазов Алексей Николаевич 1880 – 1919 гг. Пароход, на котором Гришин-Алмазов с семьёй пересекал Каспийское море, направляясь в ставку к Колчаку, был захвачен красноармейцами. Алексей Николаевич застрелился.
Савинков Борис Викторович 1879 – 1925 гг.
Котовский Григорий Иванович 1881 – 1925 гг.
Орлов Владимир Григорьевич 1882 – 1941 гг. Убит сотрудниками гестапо выстрелом в затылок. Ему принадлежат слова: «Пройдет много времени, прежде чем русский народ сможет искоренить бездушное и предательское жонглирование словами, которым занимаются беспринципные негодяи, стоящие у власти. Сознание народа пробуждается, необходимо покончить не только с ложью, но и с теми, кто ее распространяет. Если глубоко вникнуть в происходящее, можно впасть в отчаяние, поскольку в то время, когда одни совершают все эти чудовищные преступления против человечества и цивилизованного мира, другие безучастно остаются в стороне».
Захарченко Мария Владиславовна 1893 – 1927 гг. Убита во время перестрелки с сотрудниками ОГПУ.
Эльфенгрен Юрьё (Георгий Евгеньевич) 1889 – 1927 гг. Расстрелян по постановлению ОГПУ во внутренней тюрьме.           
Блюмкин Яков Григорьевич (Симха-Янкев Гершевич) 1898 – 1929 гг. Расстрелян во внутренней тюрьме на Лубянке за связи с Троцким.
Кутепов Александр Павлович 1882 – 1930 гг. Был выкраден на улице Парижа сотрудниками ОГПУ, дальнейшая судьба неизвестна.
Конради Морис Морисович 1896 – 1931 или 1944 гг. Служа в Африке во французском Иностранном легионе, был убит сослуживцами. По другой версии: участник французского Сопротивления, убит немецким патрулём при задержании.
Булак-Балахович Станислав Никодимович 1883 – 1940 гг. Убит в Варшаве немецким патрулём.

И, наконец, руководители и сотрудники советских спецслужб, занимавшиеся долгие годы делом британского разведчика Джорджа Сиднея Рейли.

Дзержинский Феликс Эдмундович 1877 – 1826 гг. 20 июля 1926 года после двухчасового доклада на пленуме ЦК, посвящённом состоянию экономики СССР, «железный Феликс» внезапно скончался от сердечного приступа.
Якушев Александр Александрович 1876 – 1931 или 1937 гг. За участие в контрреволюционной деятельности был репрессирован, отправлен в Соловецкий лагерь, где скончался от инфаркта миокарда.

Все остальные сотрудники ОГПУ, профессиональные чекисты, были уничтожены в ходе массовых репрессий конца 30-х годов XX века. Никто из них меньше двух ромбов в петлицах не носил.

Артузов Артур Христианович (Фраучи) 1891 – 1937 гг.   
Стырне Владимир Андреевич 1897 – 1937 гг.
Пузицкий Сергей Васильевич 1895 – 1937 гг.
Пилляр Роман Александрович 1894 – 1937 гг.
Сосновский Игнатий Игнатьевич 1897 1937 гг.
Берзин Эдуард Петрович 1893 – 1938 гг. С 1931 года – руководитель треста «Дальстрой». Был осуждён как руководитель «Колымской, антисоветской, шпионской, повстанческо-террористической, вредительской организации». Приговорён к высшей мере наказания и расстрелян.
Сыроежкин Григорий Сергеевич 1900 – 1939 гг.
Гендин Семён Григорьевич 1902 – 1939 гг.

Существует вероятность, что в Одессе может появиться памятник Сиднею Рейли. Идею его создания выдвинули писатели Юрий Овтин и Валерий Смирнов. Неизвестно, каким видится памятник инициаторам его создания, но пока его не существует, предлагаю таковым считать тот печальный мартиролог, что приведён мною чуть выше.

По странному стечению обстоятельств, на Александровском проспекте, рядом с домом, в котором прошли юные годы Соломона Розенблюма, воздвигнут памятник милиционерам, погибшим при исполнении служебного долга. Как и при жизни, они и после смерти оказались рядом…

Есть предание, исходящее от жителей Пироговской улицы в Одессе, соседей по дому писателя Катаева. Они утверждают, будто Валентин Петрович рассказывал о личных встречах с Сиднеем Рейли своему брату Евгению, и эти рассказы легли в основу создания им в соавторстве с Ильёй Ильфом образа Остапа Бендера, Великого Комбинатора, к тому же и Великого Имперсонатора. Кто теперь это проверит?