«МЫ ЗАНИМАЕМСЯ ПРЕЖДЕ ВСЕГО
И ПО ПРЕИМУЩЕСТВУ ЛИТЕРАТУРОЙ…»

21 мая сего года в Одесском литературном музее в рамках Одесского Международного литературного фестиваля состоялась презентация поэтического сборника «Глаголы настоящего времени», вместившего в себя стихотворные подборки двадцати пяти авторов, как живших ранее, в 80-х гг. XX-ого века, так и живущих поныне, уже в XXI-м веке, в Одессе. Составителем книги стал писатель, автор 15 книг стихов и 5 книг прозы, в прошлом – руководитель литературной студии «Круг», в 1993 году переехавший из Одессы в Сидней (Австралия). История издания этого сборника имеет глубокие корни, но обо всё по порядку…

Вот что пишет автор идеи издания сборника и его редактор Валерий Юхимов: «Подготовленная нами и вышедшая в свет книга «Глаголы настоящего времени» изначально несёт отпечаток мемориальности. Мне, как инициатору этой затеи, это было понятно с самого начала, в силу принципа формирования авторского состава – “двадцать лет спустя” нашей же книжки “Вольный город”, вышедшей в 1991 г. К авторам “Вольного города” добавились несколько имён, членов клуба, не вошедших в первый сборник по разным техническим причинам. Совершенно очевидно, что за прошедшие двадцать лет поэтическое сообщество клуба “Круг”, как “сад расходящихся тропок”, разошлось и разъехалось, и в географическом измерении (что для составления книги есть лишь вопрос технический), и, собственно, в литературном. С этой точки зрения перед составителем сборника стояла непростая задача – при заданном составе участников и представленных ими текстов обеспечить тот уровень требовательности, который предъявлялся ранее на клубных собраниях.

Мемориальность, если так можно выразиться, книги заключается в том, что у большинства её авторов давно изданы собственные книжки и она сама по себе не является значимой вехой в их литературном послужном списке. Скорее, это бесполезная попытка напомнить дичающему с каждым годом городу о редчайшем случае, параде планет – одновременном существовании и сближении в конце 80-х добрых двух десятков хороших и очень, поэтов, захваченных полем тяготения и попавших в орбиту руководителя клуба “Круг” Юрия Михайлика.

Конечно, в ходе подготовки первичного, избыточного корпуса текстов, который передавался составителю для последующей работы, не обходилось без трений. Нужно было согласовать первоначальный объём предложения от каждого автора, списочный состав участников, а для этого – формулу участия. Всё это – средствами facebook, охватывая несколько континентов. Начав эту подготовительную работу в августе-сентябре 2012 г., мы смогли к новому году сформировать объём текстов по 700 строк от каждого из авторов и передать их Ю.Н. Михайлику для последующей работы по отбору. Ещё через два месяца согласований окончательный текст сборника был составлен и в конце марта мы определились с издательством. По результатам переговоров Издательский дом Дмитрия Бураго (Киев) сумел предложить в совокупности лучшие условия, так что заказ на изготовление был размещён там и началась редакторская работа. Отдельные слова благодарности в адрес художественного редактора и иллюстратора книги, Лики Бессоновой, безвозмездно проделавшей большую работу по вычитке и правке вёрстки, разработке обложки и иллюстраций. В мае, к Одесскому международному литературному фестивалю, тираж был готов, и книжка на фестивале презентована.

Вся эта затея не состоялась бы без участия одного важного для всех нас и объединяющего нас, авторов книги, человека, Юрия Николаевича Михайлика. Эта книга – наша благодарность ему за потраченное на нас время, за образец служения нашему общему делу – поэзии».

Сегодня составитель книги Юрий Николаевич Михайлик отвечает на вопросы Сергея Главацкого.

С.Г.: Юрий Николаевич, для нового поколения одесских литераторов, для наших читателей по всему миру, которые могут не знать о клубе «Круг», немного об истории его создания, атмосфере…

Ю.М.: С начала семидесятых и до конца девяностых литературных кружков, студий, клубов в Одессе существовало много – постоянно действовала литстудия при отделении Союза писателей, возникали студии при различных Дворцах и Домах культуры – от медработников до студентов, при редакциях газет – в том числе многотиражных, при вузах, практически везде, где предоставляли помещение и соглашались платить (очень немного) руководителю. Изредка на страницах местных газет появлялись так называемые «литературные страницы» – обычно со стихами авторов той или иной студии, устраивались литературные вечера, на них выступали совсем начинающие или уже как бы и начавшие авторы. Мне кажется, что Одесса в этом смысле ничем не отличалась от иных советских провинциальных центров – пишущих множество, уровень написанного, в основном, весьма низок, но авторам, естественно, хотелось успеха, признания, аплодисментов…

Вот в этой атмосфере и образовался «Круг». Точной даты я не помню, надо у Оли Ильницкой спросить, она была одним из инициаторов.

В Одессе при обкоме комсомола существовало объединение молодёжных клубов (ОМК) – со множеством различных сообществ и собраний по интересам, и однажды там возникла идея создания ещё и клуба молодых литераторов. К самой этой идее я никакого отношения не имел. Просто пришли молодые поэты – три, по-моему, человека и спросили меня – согласился ли бы я руководить подобным клубом (у меня был некоторый опыт – в семидесятых я пару лет вёл литературную студию при Дворце студентов, там было несколько способных людей, иные из них не оставили литературных занятий до сегодняшнего дня). Вскоре меня пригласил Михаил Бочаров – он был все эти годы руководителем ОМК – и сделал мне официальное предложение, я согласился. Так это началось, и продолжалось лет двенадцать, а то и больше, вплоть до моего отъезда из Одессы в 1993 году.

Чем отличался, на мой взгляд, «Круг» от других студий и кружков? С самого начала мы договорились о некоторых правилах.

В поэзии, как известно, верхних пределов нет. А вот нижний – имеется. То есть, существует известная степень владения словом, умения мыслить и выражать свои мысли, с которых как бы можно начинать литературную учёбу. Ниже нижнего предела – это занятие бессмысленное.

Здесь требуется уточнение. И я, и, насколько я помню, члены клуба, знали, что невозможно научить человека быть поэтом. Но мы знали и другое – если человек поэт, то, чтобы проявиться, состояться, стать им в подлинной мере, он может и должен научиться всему, что необходимо. И задача клуба была простой – всем вместе вырабатывать общие критерии, строжайшие, высшие, единственно возможные для стихов. Это означало жестокую требовательность к себе и друг к другу. Такая требовательность да ещё в молодом коллективе поэтов – амбициозных, гордых, самолюбивых – возможна была только тогда, когда все не просто знали, но и ощущали внутри себя, что их любят, что в них заинтересованы, что самые жестокие слова говорятся потому, что в них верят. Вот это и было двойной задачей клуба – строгий первоначальный отбор, чтобы возник некоторый уровень отношения к делу, понимания его важности. И чтобы члены клуба знали – они нужны друг другу, они интересны и важны друг для друга. Ну, и для их руководителя, конечно. Именно эта атмосфера взаимной нужности, доверия, заинтересованности и сделала «Круг» тем, чем он был довольно долгие годы.

Все вместе мы решили, что приём в клуб будет производиться так – желающий вступить читает несколько стихотворений, небольшой рассказ или отрывок большой прозы, затем члены клуба голосуют. Вопрос решается простым большинством. Если кандидат не набирает большинства, он не принят и может позже повторить попытку – но уже с иными своими произведениями. Если набирает, за руководителем клуба остаётся право отклонить его кандидатуру без объяснения причин. Этот пункт всегда существовал, но использовался, по-моему, лишь однажды. Но зато руководитель не имел права настаивать на приеме, если кандидат не собрал большинства голосов.

Я сразу предупредил, что организация публичных выступлений, публикаций и прочая в сферу деятельности клуба не входит – это личные дела каждого. Мы занимаемся прежде всего и по преимуществу литературой. Потому учились писать, судить о написанном, строгость суждений определялась нашим отношением друг к другу. Не сразу, не мгновенно, но всё же выработались и чувство литературного братства, и понимание, чем продиктована взаимная строгость. Я думаю, что бывали и обиды, но где-то совсем уж внутри. Ибо все были заинтересованы друг в друге. «Круг» и впрямь был своим кругом – больше никому всерьёз эти люди не были нужны. Некоторые из членов клуба были уровнем повыше, иные – чуть ниже, но со временем стремление преодолеть свои нынешние литературные возможности стало общим, важнейшим, и стихи, и проза пошли покруче, помощнее. Позначительнее. И всё это время в клуб приходили новые люди – кого-то привлекала наша компания, кто-то хотел проверить свои силы…

С годами ситуация чуть сдвинулась, и я сам уже не так строго соблюдал правило клуба – и несколько раз рекомендовал что-то в те немногие журналы, которые вдруг стали интересоваться нашими делами. Так появились первые личные публикации в столичных журналах. Потом, уже в перестройку, ОМК предложило оплатить издание сборника клуба в местном издательстве. Книга была собрана, иллюстрирована портретами авторов (очень красивых), я написал к ней предисловие, Вместе мы придумали название – «Вольный город». Всё это происходило в 1990 году. Вышла книга в начале девяносто первого. А в девяносто третьем я уехал в Австралию.

Клуб существовал и без меня. Руководили им Анна Сон и Валерий Юхимов (а где-то задолго до этого я оставил клуб, рекомендовав ему в руководители поэта Илью Рейдермана, но там дело как-то не заладилось, и мне спустя пару месяцев пришлось вернуться. Вернулся с радостью).

Я жил в Австралии, и время от времени почта приносила книжечки – первые, а потом и вторые, и третьи книги бывших членов клуба. Я отвечал редко – берёг сердце.

И вот – двадцать с лишним лет спустя – написал мне Валерий Юхимов, что инициативная группа собирает книгу стихов бывших членов «Круга» и просит меня быть её составителем и автором предисловия – как когда-то. Подготовленная рукопись с помощью киевского издателя Дмитрия Бураго, Всемирного Клуба Одесситов, Евгения Голубовского и спонсоров – Руслана Боделана и Евгения Деменка вышла в свет и была представлена в Литературном музее во время Фестиваля в Одессе. Та часть авторов, которая в это время находилась в Одессе, выступала на презентации. Вот и всё.

С.Г.: Спустя двадцать с лишним лет, совпали ли ваши предположения о творческом потенциале членов клуба с их последующей реализацией?

Ю.М.: Мне кажется, я написал об этом в предисловии. Но можно и повторить. Я и тогда знал, что некоторые члены клуба станут настоящими литераторами (это, кстати, относится не только к поэтам, я высоко ценю прозу Сергея Четверткова, Вадима Ярмолинца, Юрия Невежина. Жаль, но сборник прозы выпустить клубу не удалось). Налицо были дарование, требовательность к себе, чувство слова и, конечно, характер, вера в свой дар. Через двадцать лет оказалось, что их не пять-шесть человек, что протуберанец куда шире и мощнее. Так мне представляется сегодня, и, конечно, я этому рад, ибо я любил их всех и желал им творческих удач, что чаще всего вовсе не означает успехов житейских и личных.

С.Г.: Насколько повлияла позиция составителя книги и его личные критерии и предпочтения на свод текстов книги?

Ю.М.: Я, наверное, очень надоедал членам клуба постоянным повторением того, что всё мною сказанное – моё личное, субъективное мнение, что никто и никогда не уполномочивал меня говорить от лица русской поэзии или русской литературы. Если члены клуба и прислушивались к тому, что я думаю и говорю, то – как мне кажется – прежде всего, потому, что это было им интересно, ну и ещё немного потому что я «дольше вашего рифмы строгал» по слову Маяковского. Очень часто мы спорили (подозреваю, что иногда они меня специально поддразнивали, вызывали на спор).

Всё, что я говорю и пишу, – в том числе и эти строки – глубоко субъективно, продиктовано личным пониманием, личным опытом, в том числе и усвоенным опытом предшественников и тех, кого я считаю своими учителями. Но иначе и быть не может.

Быть поэтом – обладать собственным видением и пониманием мира, единственным, уникальным взглядом – никто и никогда никого не научит. Этому человек может только выучиться только сам. На мой взгляд, никто в литературе не имеет права сказать – «это мой ученик». Зато каждый литератор может назвать тех, кого он полагает своими учителями. У хороших литераторов учителей много.

Я думаю, что авторы этой книги, приглашая меня в составители, хорошо помнили шутливую клубную формулу: «Это моё собачье мнение». Так что мои личные критерии и предпочтения, конечно, повлияли – и не могли не повлиять – на отбор корпуса книги. Но критерии и предпочтения относительно стихов, а не относительно авторов…

Может быть, в одном случае я был чрезвычайно субъективен, но знаю, что члены «Круга» поймут меня и простят. Я говорю о стихах Елены Гассий. Она была нашей всеобщей любимицей, принадлежала к известному в Одессе литературному клану Гордонов, хотя никогда не говорила об этом, её уже нет с нами, и стихи в этом сборнике не были отобраны ею, они – то, что удалось собрать родным и друзьям. Она – единственная, чьё имя я хочу здесь выделить по понятной причине. А помню и люблю всех.

С.Г.: С какими трудностями столкнулись Вы в работе по составлению книги?

Ю.М.: С обычными и самыми главными при оценке стихов. В глубине каждого настоящего стихотворения лежат некоторые глубоко личные переживания поэта, иногда они выводятся на свет божий, иногда остаются под спудом, но определяют тон и вектор энергетических напряжений в стихотворении. Редактор, составитель не всегда в состоянии уловить, ощутить этот подземный ток напряжения. И тут возникают разногласия  между автором и составителем...

С.Г.: Присутствует ли объединяющее начало (голос, интонация) у авторов книги, которое можно было бы называть «южно-русской школой». Если да, то кто из авторов книги наиболее отвечает определению «южно-русская школа»?

Ю.М.: Вот уж не берусь давать определения. «Южно-русская школа» возникла как определение преимущественно для художников. «Юго-Запад» придумал, если не ошибаюсь, Виктор Борисович Шкловский. Он ещё много чего напридумывал – в том числе так называемый «гамбургский счёт». Для тех, кто не знает – будто бы борцы ездили с цирками по миру и боролись, расписав заранее, кто где кого победит. Но раз в год собирались в Гамбурге и там боролись всерьёз, устанавливая подлинную иерархию – кто лучший.

На мой взгляд, в искусстве, в том числе и в поэзии, все конкурсы и состязания – занятия для парикмахеров. Кто первый, кто лауреат, кто дипломант, кто кому и чему король? Как написано было когда-то в детской книжке Льва Кассиля – «А если слон на кита налезет, кто кого сборет?». Нет в поэзии чинов, нет табели о рангах, которую так любили советские люди. Настоящий поэт приходит, и оказывается, что его место в литературе свободно. Был бы у него свой голос, было бы своё – незаёмное – видение и  понимание мира. А поэтическое расписание поездов очень нужно тем, кто боится прочесть лишнюю книжку, кто так занят обустройством собственного существования, что ему нужно сразу сообщить, кто самый первый и какую главную книгу надо прочесть, где все уже сказано…

Я не стал бы ставить южно-русский штамп на стихи поэтов бывшего «Круга». Да, есть нечто объединяющее. Что это – определить не берусь. Может быть – Одесса? Тёплый горьковатый ветер Леванта, долетающий с опозданием до приморской степи? Наверное, это так, хотя у каждого Одесса своя, непохожая, совсем другая…

С.Г.: В чём особенности голосов авторов «Глаголов настоящего времени», каковы определяющие черты их творчества?

Ю.М.: В двух словах – горькая любовь. Точнее, горькая нежность. Естественно – выраженная каждым по-своему.

С.Г.: Слышите ли Вы в творчестве своих студийцев своё влияние, кто наиболее близок к Вашему видению мира?

Ю.М.: Нет, не думаю, что в творчестве бывших членов клуба ощутимо моё влияние. Великая русская поэзия очень богата замечательными именами – и всем известными, хрестоматийными, и полузабытыми, но не ставшими от этого менее значительными. А есть ещё и мировая поэзия. Так что авторам есть, под чьими влияниями быть, да и на кого самим уже оказывать влияние. Конечно, все они близки мне, но не взглядами и творческой манерой, а просто жизнью, судьбой, мы съели вместе не один пуд соли. Они, конечно, иные, но ведь так и должно быть…

С.Г.: Захотели бы Вы и смогли бы найти отдельные слова-пожелания каждому автору книги, составленной Вами, или считаете это лишним?

Ю.М.: Только одно общее пожелание. Мне думается, что в мире идут, как всегда, противонаправленные множественные процессы. Один из них – одичание. Происходит резкое снижение критериев, со всех сторон подступает разливанное море пошлости, масскультуры в её победительном агрессивном невежестве. Держитесь, дорогие. Победить одичание нельзя, но стоять против него до конца – необходимо. У нас нет выбора.

С.Г.: В своём предисловии к книге Вы пишете, что Ваши студийцы «стали поэтами», т.е. «настоящее» превзошло ожидаемое Вами. Каков, по Вашему мнению, потенциал современной поэтической Одессы? Считаете ли Вы, что молодые писатели, оставаясь в Одессе, обречены на забвение? Изменилась ли ситуация в этом отношении?

Ю.М.: Конечно, по моему мнению, одновременное появление двух-трёх десятков настоящих поэтов – в культурной истории города важное событие. А может быть, не только города. И я рад, что имею к этому некоторое – не самое главное и не решающее – отношение. Но – доля им досталась лихая. Не берусь судить, что пережили, через что прошли те, кто остался в Одессе, в Москве, в Петербурге, Киеве, думаю, что догадываюсь о судьбах эмигрантов. Они отвергли прежнюю официальную советскую поэтику задолго до её исчезновения, но и новой поэтике – постмодернисткой или постпост иронико-издевательской или эпатажно-полуматерной, разухабисто-рэповой – они тоже не пришлись. Опять-таки, что делать? Когда-то наши земляки шутили – делать нечего – придется стоять насмерть.

И последняя часть вопроса – о потенциале современной поэтической Одессы и её обреченности на забвение.

Я не могу говорить о потенциале – меня уже двадцать лет как нет в моём городе. Но я в него верю. Я знаю имена поэтов следующего за моим поколения, в том числе и тех, кто собирался в «Круге». Они интересно и современно работают. Никогда Одесса не была бедна молодыми дарованиями, уверен, что они есть сегодня и будут завтра. Конечно, я могу назвать несколько имён поэтов, которых я знаю, читал – Тина Арсеньева, Юлия Петрусевичюте, боюсь ошибиться с именем, хотя когда-то мы были знакомы. Мне любопытно, что делают, скажем, Александр Семыкин, Влада Ильинская, Александр Хинт, Екатерина Янишевская, Ксения Александрова. Перечисления такого рода опасны – ты всегда можешь пропустить какое-то значимое имя. Убеждён, что это перечисление должно быть куда длиннее, и тут уж вина не поэтов, а моя собственная.

Наш город за время существования пять или шесть раз менялся разительно, менял не только фенотип, но и генотип, становился совсем иным. И всё время оставался собой. В том числе и по уровню поэтических дарований – есть о ком помнить, есть о ком вспоминать, есть на кого надеяться…

Что же касается забвения, на которое обречены даже самые лучшие провинциальные поэты…

В столицах шум, кипят витии, идёт журнальная война, а там, во глубине России, там вековая тишина. Конечно, это существовало ещё до начала империи – в столицах – шум. И литературный также. И столичные власти определяют официальный, а столичные же салоны – неофициальный статус литератора. Психология меняется медленнее всего, в том числе и имперская психология. Нашим странам (когда-то бывшим одной страной) предстоит ещё преодолеть и комплексы столичного превосходства, при котором поэты живут не столько в истории, сколько в географии, а известность их творчества зависит от расстояния до приличного литературного журнала, и комплексы провинциальной неполноценности, когда ощущаешь себя позабытым-позаброшенным с молодых юных лет (а есть еще и поэты, удачно и умело совмещающие оба комплекса).

Я не люблю интернет, он напоминает мне забор, на котором плохие мальчишки пишут глупости, но – может быть, именно интернету суждено со временем перевести географию в историю. Надежды на это у меня мало, но нужно же на что-то надеяться…

Заканчивая это интервью (вопросы кончились, патронов больше нет), я хочу поблагодарить Одессу. В сборнике, если я не ошибаюсь, представлены семь стран мира, начиная с Австралии (на А) или заканчивая ею, ибо дальше уже тысячелетние льды. В промежутке же – Украина, Россия, Израиль, Соединенные Штаты Америки, Германия, Бельгия. Но, по существу, в этой книге живёт один город – наш общий, наш единственный, очень разный, непохожий у каждого, и всё-таки один. Именно он двадцать с лишним лет назад выпустил книгу «Вольный город», со страниц которой вошли в литературу двадцать пять новых поэтических имен, именно здесь родилась идея подобного сборника тех же, но зрелых уже поэтов. Спасибо нашему вольному городу.

Беседу вёл Сергей Главацкий