ВЛАДИСЛАВ КИТИК

ЛЮБОЕ МЕСТО МОЖЕТ БЫТЬ СВЯТЫМ

***

Что здесь будет три века спустя
Или больше? Подобье Содома?
Пустошь в слёзном желанье дождя?
Пепелище от отчего дома?

Но исчезнут зато навсегда
Грусть, пылящая по коридору,
Близорукость людского суда
С суеверным его наговором.

От печали запнётся рояль
В ожидании новых пришествий, –
Если может считаться печаль
Оправданием несовершенству.

Побывав на изломе эпох,
Прошлой жизни растратив терпенье,
Отзовётся последний мой вздох
Первым криком в грядущем рожденье.

Я тонул, но забыл, что тону,
Я сгорал, но не помню про войны.
Лет на триста вперед загляну
И засну, как младенец, спокойно.

ДОЖДЬ

Бесцельность удлиняет ожиданье,
Вчерашний день становится преданьем,
Строчит бестселлер к завтрашнему дню
Дождь, растянувший время, как в камланье,
Из перспективы сделав размазню,

Грозя, что смолкнет только с пятым актом.
Он, не спеша, отсчитывает такты,
Расшевелив сомнений метроном.
Уже не ждать – согреться бы хоть как-то,
Уже не думать больше о больном,

Не зарываться в матрицы и числа.
Как в лабиринте, логика зависла,
Не объяснив природы баловство.
В самой любви – и то не много смысла, –
Она уже случилась вне его.

***

Хоть в этом мире всё, как есть,
Приди ко мне, благая весть,
Грянь с потолка, от фонаря,
Спустись на крыльях почтаря,
Ужаль, как вольтовой дугой,
Стыдом от мысли неблагой.
И я сменю репертуар,
Подумав, что не буду стар
До дня, когда мне жизнь: «Пора!..», –
Как милосердная сестра,
Не молвит, погасив свечу.
Конечно, всё, чего хочу,
Не то, что мне предрешено.
…Но ведь поверю всё равно.

КАРТИНА

Взгляд, на себя направленный в упор,
Или обзор того, что дальше взгляда?
Лесть не намного лучше, чем укор.
Как «надо», знают все!
А – как не надо?

Труд или трудность признак мастерской? –
Как отделить беспечность от заботы,
Когда к холсту, как пчёлка, день-деньской
Летает кисть: работа – не работа?

Разлитым скипидаром пахнут сны,
И краской – быт: безделье – не безделье?
Бесценность будет степенью цены,
Когда возникнет, не являясь целью.

И потому весна белым-бела,
Что для неё морока – не морока.
Летает кисть, усердствует пчела,
И расцветает вишня раньше срока.

СТАРИК

День рябит светотенью забора,
Он резонно считает: «Так надо…».
Точка зрения – точка опоры,
Чтобы неба коснуться из сада,
Словно яблоня веткой, бессонно
По неведомой воле растущей.
Прикрываясь ладонью от солнца,
Он глаза промывает грядущим.
И в сакральном таком преломленье
Тын из прутьев с вишневой камедью
Виден как золотое сеченье
В столкновении жизни со смертью.
Всё костлявой с косой подопечно,
Кроме времени в лётных кочевьях.
И старик это знает, конечно,
Создав сад из плодовых деревьев.

***

Прищурив око, палец послюня,
Крылатый лучник целится в меня.
Что для него забава, мне – судьба.
Капризно оттопырена губа,
Слегка приподнят дерзкий подбородок,
Что в краску скучных жен и сумасбродок
Вгонял.
           Но блажь провиденья слепа
И тяжела его определённость.
Чем обернутся лёгкий флирт, влюблённость
И связанная с нею болтовня?
Крылатый лучник целится в меня.
Он горд, кружа назойливо, как шмель,
Призваньем бить, не промахнувшись, в цель.
Я не хочу, я не взывал к нему
И без него жилось, так почему
Шальной остротой тонкая стрела
Внезапная, как взрыв, как луч, светла,
Страшна, как боль, мучительна, как стыд,
Отпущена уже?!
Уже – летит…

***

И вечер, что растрогал иву,
И прошлое, с которым квиты,
Для нас и памятны, и живы,
И потому сто раз подшитый
Пиджак обнимет спинку стула,
С былой горчинкой звякнут тосты.
Я буду старым и сутулым,
А ты ворчливою и толстой.
Но мы пойдём, как прежде, мимо
Рядов мешочного базара,
Церквушки, бережно хранимой
Святой Марией, вдоль поджарой
Казармы, – по тому же кругу,
Чтоб я, над будущим шаманя,
Опять твою сжимал бы руку
И согревал в своём кармане.

***

Проснулся вечерний сверчок,
Нашёлся луны пятачок
За облаком,
                  и осторожно
Прошёлся по сердцу смычок.

Чтоб тайну гармонии впредь
Скрипичным ключом отпереть,
Мы будем смотреть друг на друга
Так, словно друг в друга смотреть.

В задумчивости, как во сне,
Тебя ли я вижу во мне,
Себя ли в тебе – отражённой,
Как в зеркале, в тёмном окне?

Но, чтоб расставания мгла
Застать нас врасплох не могла,
Не будем согласно примете
Смотреться в одни зеркала.

***

Ещё февраль, а вечер – задушевный,
Горит фонарь, – конечно же, волшебный, –
Над ним звезда, – заветная, конечно, –
Плывёт по небу в хороводе млечном.

А ты: чем ты живёшь? Скучаешь как ты?
Здесь тает время, зацветает кактус,
Относит в море бриз печаль и тени.
Ни бегства от разлук, ни угрызений,
Ни притяженья в противостоянье…
Конец зимы.
Любовь на расстоянье.

***

       Давно, усталый раб, замыслил я…
                                        А. Пушкин

Я жил так долго, что уйти готов
В обитель чистой неги и трудов.
Ну что ж, дуди в походный свой рожок,
Бери свой посох, пей на посошок,
Оббей пороги в приступе тоски,
До пят сотри о камни каблуки,
Считай, что оказавшись не пустым,
Любое место может быть святым.

И потому перо любой строкой,
Взяв за руку, уводит за собой.
Чтоб привести туда, куда идёшь.
Там станет путь на путника похож,
И дни творенья там не сочтены,
И сбывчивы и невесомы сны…

Но с выбором помешкай на меже:
Стихи там будут не нужны уже.