ЛИЛИЯ ГАЗИЗОВА

ДОМ И КОРАБЛЬ
эссе

Если бы проза как жанр называлась другим словом, но обязательно мужского рода, то какой соблазн был бы для всякого рода ведов языка и литературы использовать гендерные приёмы при характеристике жанров поэзии и прозы! Но они по-прежнему остаются для нас «лёд и пламень»…

В 12 лет я обнаружила, что мир не соответствует моим детским представлениям о нём. А представления сформировались, преимущественно, под воздействием книг. Книги стали препятствием для моего сближения с миром. С одной стороны я лучше его понимала, с другой, идеалы добра почему-то не очень признавались моими сверстниками, да и взрослыми тоже не всеми.

Читалось везде и всегда. Прозу – любую – я считала почти всегда развлечением. Поэзия – это была настоящая душевная работа.

Выразить дисгармонию мира и моё недовольство им мне захотелось на бумаге, создав собственную гармонию. Почему не проза? Меня смутил не только объём «работ», ведь проза – это как писать большую картину маслом, надо заполнить все белые места. Мне хотелось дать картинку мира или настроения сразу и целиком. И здесь поэзия сродни акварели.

Акварель пишется почти прозрачными красками, которые смешиваются с водой. Иногда цвет рождается через смешение двух, трёх красок. Смешение более трёх красок даёт грязь. Кстати, неплохой принцип при подборе изобразительных средств для создания и поэтического произведения.

Выполнение рисунка акварелью сравнимо с наложением друг на друга нескольких цветных стёкол. Разве поэзия занимается не тем же?

Однажды мне попала в руки книги Виктора Сосноры «Песнь лунная», после прочтения которой я надолго задумалась. Это сильно отличалось от того, что я читала до этого. Оказывается, писать можно не так, как принято. Это была совсем иная поэтика. Я написала автору, мне было тогда 13 лет. И он ответил. В единственной нашей встрече я не задала многих вопросов, которые меня волновали, но, кажется, что-то поняла про самого Соснору. Позже я прочитала его эссе «Дом дней». И ощущения от текста были сродни ощущениям от поэзии. Наверное, тогда я впервые задумалась об отличии стихов и прозы.

С чего начинаются поэзия и проза? Прозаик всегда имеет в виду какую-либо идею своего произведения. А при создании большого полотна, скажем, романа, и подробный план, который, может корректироваться в процессе написания. У поэтов идея, вероятно, тоже порой имеет место. Но стихотворение может родиться со строчки, образа. Конечно, все поэты по-своему приступают к написанию стиха. Кто-то предварительно обдумывает сюжет, выстраивает образный ряд и лишь после этого приступает к реализации своего замысла. А есть такие, кто доверяет первой строчке, которая может стать и второй, и третьей, и последней, а может и вообще исчезнуть, как часть космического корабля, которая вывела его на необходимую орбиту, а сама сгорела в атмосфере. Эти авторы и сами не знают, куда приведёт их настроение и логика стиха. Таких поэтов я отнесла бы к поэтам «в химически чистом виде». Именно так назвала Зиннаида Гиппиус Георгия Иванова, подразумевая, правда, нечто иное.

Стихотворение может существовать и не в записанном виде, а проза – никогда. Её нужно создать, слепить, построить, как дом из кирпичей. Проза не может «случиться» не только из-за большого количества слов. Никогда не построить третий этаж без первого и второго. А в поэзии можно начать «строительство» с чердака. Об этом хорошо сказала Анна Ахматова: «По мне в стихах всё быть должно некстати, / Не так, как у людей…».

Проза – дом, поэзия – корабль (морской, воздушный, космический…). Статика и движение.

Поэзия – это витамины. Несмотря на их (витаминов) исключительную важность, они не являются ни источником энергии для организма (не обладают калорийностью). Но без них человеческий организм не может существовать. Проза – это просто обычная или необычная пища.

Сколько бы поэт не затрачивал время на создание стихотворного произведения, всё равно он будет производить впечатление эфемерного создания. Все мы (или многие из нас) видели черновики Пушкина, свидетельствующие о кропотливой работе над словом. Но в его стихах нет запаха пота. И он сам – «солнце». А солнце может светить, сколько ему угодно или позволено Богом.

Прозаик – труженик, поэт – мечтатель.

Проза – будни, поэзия – праздник.

Прозаик пишет, поэт – записывает.

Пусть даже порой «строка приходит после сорока» (не помню, кому принадлежат эти слова, возможно, не точно процитированные), всё равно поэзия – юная девушка. Ведь только в юности человек способен на самые бескомпромиссные чувства. Не знаю ни одного случая (а есть ли они?), когда бы пожилой человек свёл счёты с жизнью из-за неразделённой любви. Не случайно, что чувства, которые испытывает человек в зрелые годы, часто сравниваются с переживаниями юности: «Как ждёт любовник молодой / Минуты первого свиданья…».

А проза? Это хлопотливая мать семейства. Проза и быт – эти слова часто употребляются вместе. А иногда проза выступает синонимом быта.

В поэзии значимо всё – даже пробелы. Автор интуитивно чувствует, что пробел – это время, которое необходимо читательскому глазу перенестись с одного слова или строчки на следующие. Поэт использует пробел  как передышку для читателя.

Ритмической единицей измерения в стихе становятся вдох и выдох.

Знаки препинания в прозе – это знаки препинания, а в поэзии – часть текста, точнее, часть замысла. В прозе они разделяют слова и предложения, а в стихах они соединяют нужным для автора способом образы и мысли.

Один из эффектов, к чему стремится каждый поэт, чтобы читателю захотелось поразмышлять после прочтения, чтобы он словно запнулся и остановился в своём движении. То есть талантливый автор недоговаривает чего-то важного, но что может домыслить-дорисовать талантливый читатель. Недосказывать нужно дозировано, чтобы недосказанность не превратилась в ложную многозначительность. Отсюда, кстати, произрастает увлечение некоторыми начинающими поэтами многоточиями.

Недосказанность в прозе сомнительна. Ружьё всегда должно выстрелить.

Поэзия – это неевклидова геометрия, законы которой не противоречат геометрии классической. Просто они другие.

Подобно светлячку, загадочно мерцающему в темноте и теряющему свой свет в помещении, поэзия лишается своей божественной сути, когда начинаешь её объяснять.

Остановлюсь…