РИТА КРУГЛЯКОВА
Мозырь

ЕВИНЫ ГЛУПОСТИ

В этом саду, где цветы и трава душистая,
Сочные фрукты, прохлада ручья хрустального,
Еве светло, ведь она, как вода в нём – чистая,
Ева не знает ни тёмного, ни печального,

Делится с птицами маленькими секретами.
Но, оставаясь одна вечерами тихими,
Ева… тоскует?.. Но ей о тоске неведомо.
В горних садах о тоске никогда не слыхано.

Света к четвёртому веку ничуть не меньше, но…
Евины глупости заперты в сердце наглухо.
Мудрый Адам ни на йоту не верит женщине
И не берёт у неё никакого яблока.

ВЗРОСЛЕНИЕ

Оставлено, даровано, сквозь сито дней пропущено
цветное, монохромное – былое и грядущее:
написана история, воссоздана из хаоса.
Судьба моя настояна на тёплых травах августа,
на звёздных сновидениях, на эликсире солнечном,
на вытяжке безвременья, сгустившейся до горечи.
Там гулко и размеренно звучит церковный колокол,
и тащит ветер с севера предштормовое облако:
опять из рая изгнаны рассерженные демоны…
В библиотеке жизненной романы и поэмы, но
ни одного учебника. Вздыхая над страницами,
всё меньше ждёшь волшебников и благородных рыцарей.
Здесь все дороги скатертью, и вспять от замков с башнями.
На пыльной полке памяти храню себя, вчерашнюю…
Бредущая во времени, с собою в чемодане я
Ношу благословенные свои воспоминания.

ГЛУПЫЕ ТЁТИ

Что замолчал ты, перебирая струны?
Песня твоя утешит её, быть может.
Что ты так смотришь, мальчик кудрявый, юный?
Тёти, бывает, плачут. При людях тоже.

В шёлковых платьях, яркие канарейки,
В флёре ванили, мускуса и тимьяна
Тёти бессильно падают на скамейки
Где-нибудь в тихом скверике у фонтана.

Глупые птицы! Где их так больно ранят?
Это пока не ясно тебе и странно.
Тёти – они смешные в своем желанье
Вечной любви и верности, как в романах.

Сердце твоё – ещё не стальное – чутко.
И, наплевав на шутки друзей, отважно
Ты укрываешь глупую тётю курткой.
В юности – это правильно, это важно.

«Кажется, Вы замёрзли слегка. Возьмите…»
И потеплеет вечер сырой, беззвёздный.
Тётя поверит в то, что её хранитель
Рядом, и улыбнётся ему сквозь слёзы.

ЧЕЛОВЕКУ

За капризным мартом пришёл апрель,
Бог разводит синюю акварель.
Начался отсчёт сорока недель –
Прорастает семя.
Для того, что сбудется в декабре,
Дождевую каплю принёс Борей,
В этой капле – воды из двух морей
Продолжают время.

Ты – моя река, я – твоя река.
Из такого разного далека
Протянулись ниточки ДНК:
Наполняясь ими,
Изнутри ласкают меня моря…
Сопричастный, в сетке календаря
Сосчитай недели до декабря
И придумай имя.

Мы замедлим свой беспокойный бег.
Из сиянья лун, из слиянья рек
Здесь, под сердцем, начался человек,
Чтобы в мир вглядеться:
Написать роман, полететь к звезде…
Счастье в этом чуде и простоте –
Подержи ладони на животе –
Там, где бьётся сердце…

ТИМА

Раннее утро. Спит ещё детский сад.
Только в одном окошке сейчас светло уже:
Тиму приводят первым – в шесть пятьдесят
И оставляют ждать остальных, со сторожем.

Тима ко мне пускается, как стрела,
И говорит обиженно и растерянно:
«Доброе утро! Где ты всю ночь была?
Я по тебе соскучился, Алексеевна!»

Тима меня не слушает. Никогда.
И на прогулке тащит мне «чай» из лужицы.
Я возмущаюсь. Он мне: «Моя звезда!
Я же мужчина, вот ты меня и слушайся!»

Он победит злодеев на всей Земле,
И в Новый год, в мороз, в темноту, в метелицу
Он приплывёт за мною на корабле,
Белом-пребелом. И непременно женится.