ЮЛИЯ ПЕТРУСЕВИЧЮТЕ

ОБЛАКОВ КОЛОКОЛА

***

Всё было просто: в полях созревали колосья,
В небе катались, гремя, золотые колёса.
Время росло на дрожжах, как таинственный остров
Из-под воды поднимался, безмолвный и грозный.

Время в полях прорастало зубами дракона,
Било навылет под рёбра, как скифские стрелы,
Ткалось дождями, как холст бесконечный и белый,
И запекалось в крови, непроглядной и чёрной,

Сгустками памяти, пятнами каменной соли,
Медью и золотом вписывалось в хромосомы,
Сыпалось просом и мелким песком на ладони,
И умирало во сне без печали и боли.

***

Стояли в полях дожди, как белые кони,
И ветер встряхивал мокрой зелёной гривой.
И все были счастливы. Все ещё были живы,
И время лежало яблоком на ладони,

И время текло по пальцам горячим воском,
Стеклянным крошевом сыпалось, мокрым снегом,
Расколотым зеркалом и разорванным веком,
На мокрый асфальт ложилось красной полоской.

Лилось дождями, смывая живую память,
Как отпечатки пальцев стирает убийца
С предметов и книг, и чистые белые лица
Уже не знали, зачем смеяться и плакать.

***

Стояли сумерки, как кони у воды,
И пили тишину из глубины сирени.
В саду был дом, а в нём бродили тени,
И вечер спал, не чувствуя беды.

На чёрных парусах ночные корабли
Отплыли не спеша от звёздного причала,
И девочка Свобода танцевала,
Раскинув крылья, на краю земли.

***

Что мне сказала вода? – Уходи отсюда.
Знаешь, у ночи есть дно? Найди его корни.
Крепкие нити сна свяжи на ладони,
И не снимай, а то я тебя забуду.

Переплети дождём дорогу и травы,
Лей молоко на рога ночной кобылицы.
Сбудется то, что тебе наяву приснится,
То, что найдёшь во сне – окажется правдой.

***

И стояла над городом ночь, в два крыла тишина,
Густая и сладкая, как молоко из реки.

Один за другим загорались вверху маяки,
Чтобы спящие не заблудились в излучинах сна,

Чтобы тот, кто уснул навсегда, не сбивался с пути
К далёким селениям, к окнам домов за рекой,

Где медленный снег укрывает сады, и покой
По раскрытой ладони стекает на рану в груди.

***

Когда пространство корчится во рту
И обретает форму чёрной речи,
Наружу выворачивает печень
И в клочья разрывает немоту, –

Горят чумные свечи в зеркалах,
И прожигают дыры в каждом слове,
И вязкая смола дымится вместо крови
На обожжённых слипшихся губах.

***

Дрожит земная ось, гудит дрожа,
И я дышу во власти этой дрожи.
Мне страшно жить, но всё же, всё же, всё же –
Блеснули крылья чёрного стрижа.

И губы вновь прокушены, и рот
Опять твердит бессмысленную песню,
Что смерть является психической болезнью,
И что никто, конечно, не умрёт.

Ну что ж, лети, лети, мой чёрный стриж,
Срезай крылом земную оболочку,
Черти на белом небе чёрным строчку
И повторяй кардиограмму крыш.

Черти единым росчерком пера
Биенье пульса, маленький сейсмограф,
Толчки земной коры, апостроф-остров,
И точку ставь. Давно уже пора.

***

Я живу в тишине. В тихом шелесте медленных туч,
В серой башне у самой черты горизонта, над морем.
Это древний маяк, и по стеклам его перед штормом
Пробегает зелёный и острый, как лезвие, луч.

От него зажигается в башне сигнальный огонь,
Запускается весь механизм. Штормовая сирена
Завывает, как дева морская, поднявшись из пены,
И торжественно вторит её завыванию шторм.

Десять тысяч испуганных птиц от пределов земных,
Обезумев, летят и летят через край на тот свет,
В те края, где ни боли, ни страха, ни холода нет,
Где прозрачное море спокойно и ветер затих.

***

Равнодушное небо. Холодные капельки смысла.
Нескончаемый дождь поливает размокшую твердь.
Оскользаясь, съезжаем по склону. Дорога раскисла,
В чистом поле вдыхает рассвет наша чистая смерть.

Этот воздух промыт до стеклянного тихого звона.
Это наша свобода траву задевает крылом.
Мы уходим из дома. Съезжаем с раскисшего склона
И уходим искать наш затерянный в осени дом.

Среди трав, за холмом, возле моря, на запад от ветра,
На восток от луны, возле моря, на старом плато,
Мы находим свой дом. И не ищем иного ответа.
Просто входим и молча стоим, не снимая пальто.

***

…И ветер сбросит со стола
Буханку хлеба и бутылку молока.
Был душный летний вечер. Ты пришла,
Укутав плечи крыльями платка.

Сказала: будет дождь. Твоя рука
Белела в сумерках, и молоко белело,
И стало ясно, как непрочно тело,
И что любовь моя, как смерть, крепка.

Прохладой веяло от ясного чела,
Покоем веяло от тихих рук и речи.
И стало ясно, что такое вечность,
И что у вечности два шерстяных крыла.

***

Ранее утро. Запах свежего хлеба.
Я хочу жить с тобой в деревянном доме,
В маленькой роще на берегу залива,

Где тишина стекает по веткам ивы,
Как молочный сон тридевятого неба,
И застывает камешком на ладони.

Я хочу, чтобы ты засыпал счастливым,
Чтобы слышал, как ветер бродит по крыше,
Как по-птичьи свистит в ласточкиных гнёздах.

Как звенят в стеклянном воздухе звёзды,
Как дожди выстукивают мотивы,
Как земля и море, обнявшись, дышат.

***

А дом качался на ветру
И хлопал крыльями, взлетая,
Кружила в небе крыш крикливых стая
И кто-то шёл по гулкому двору,
По обнажённым лестницам наверх
Взбегал он, как по трапу самолёта,
И двери в пустоту вели кого-то,
И окна раскрывались, как орех,
И в сердцевину этой синевы
Нырял какой-то он
Скворцом в пальтишке,
А город, рот раскрыв,
Глядел мальчишкой,
Всё вверх роняя шапку с головы.

***

А в небе, раскаленном добела,
Гудели облаков колокола,
И солнце медным куполом гремело.
Горячий звон волной вливался в тело,
И тело раскрывало два крыла.

Поля дремали, до краев полны
Зерном и солнцем, в кольцах тишины,
Среди цветов и пчёл, в медовом царстве,
И ты, как стриж, одним крылом касался
Дороги, как натянутой струны.