АЛЕКСАНДР КАРПЕНКО

«Я – СВЕТ, СТРЕЛЯЮЩИЙ С ДВУХ РУК»
(Олег Бабинов, Мальчик сломал слона. –
М., Стеклограф, 2019)

Я часто слушаю стихи Олега Бабинова в «живом» авторском исполнении. И каждый раз что-то в них меня «цепляет». Нестандартное мышление – визитная карточка поэта. «Мальчик сломал слона» – книга нескучная и парадоксальная. Это некий экскурс в собственное детство, когда мальчик и взрослый человек «сливаются» в персонаже без возраста. Похоже на палиндром времени: ты путешествуешь из зрелого возраста в детство, а потом – обратно. В поисках утраченного рая, и не только. Поэт стремится не «отпочковать» друг от друга маленькие свои жизни, а, наоборот, объединить их. Для него детство – тоже один из элементов своего «Я». Хотя, наверное, биологических клеток того маленького Олега во взрослом человеке уже не осталось. Всё «съела» динамика развития личности. Название книги, невзирая на кажущуюся непритязательность – концептуально. Не только дети – целые государства порой «ломают слона», а потом – смотрят, что из этого выйдет. Есть в этом некий камертон эпохи, и его чутко улавливает Олег Бабинов. Самое уязвимое место у игрушечного слона –конечно же, хобот. Я сам в детстве неоднократно «ломал» это игрушечное млекопитающее, и делал это с огромным удовольствием. Ребёнок ведь ещё не отличает добро от зла! Он жаждет побыстрее познать удивительный окружающий мир. Итак, мальчик у Олега Бабинова сломал слона. Но слон не сломил мальчика!

ЗАПОНКА

Я маленький – ни маменька, ни папенька
меня не сыщут в ГУМе у фонтана.
Я – мокрой пяткой втоптанная запонка,
окисленный подарок океана.

Что было в сердце – сердолик, жемчужина,
эмалевый верблюдик или слоник?
Какой коньяк был подан после ужина,
додумает затравленный историк.

Жена его ушла к руководителю –
научному сатиру и сатрапу.
От запонки к простреленному кителю
взойдём и мы по лоцманскому трапу.

Олег Бабинов работает «на контрастах». Он смешивает холодное и тёплое, смешное и трагическое, детство и зрелость, сюр и реальность. Надо заметить, что в такой стилистике автор очень уязвим: тут необходимо тончайшее чувство меры. Как у авангардистов при употреблении новаторских метафор – словно бы идёшь по минному полю слов. Чуть недоглядел – и образ уже не работает. В смешении низкого с высоким случается немало подводных камней, которое нужно умело обходить. В этом плане поэтика Олега Бабинова вызывает уважение. Он рискует – и пьёт шампанское! Бабинов – эрудит, человек в высшей степени образованный. Вместе с тем, в его лирике много просторечных выражений, сленга, стёба, неформальной лексики. Всё это вместе формирует интересный и ни на кого не похожий стиль поэта. Удивительное дело, но постмодернистские стихи Бабинова… отлично поются! Как мне представляется, песенность – характерная черта лирики поэта.

В новой книге Олега Бабинова много парадоксальных рассуждений. По мнению поэта, в повальной графомании на Руси виноваты… Пушкин и Лермонтов. Они подали другим авторам дурной пример лёгкого стихосложения. Особенно популярна такого рода «облачная графомания» в армейской офицерской среде – песни под гитару помогают нравиться женщинам. Я сам вышел из поющей армейской среды, и могу это подтвердить. Всё хихоньки да хахоньки, но вот «маленький поэтик, невольничек чести шлёт и шлёт нам конвертик – груз двести». И здесь Олег Бабинов сражает меня наповал (есть ведь и такая дуэль – «писатель – читатель»). «И ты, Брут!» – мысленно выговариваю автору. И есть отчего! Мало того, что не ждёшь, погружённый в весёлую стёбную стилистику, неожиданно грянувшего минора. Так ещё, мне кажется, Бабинов попал в точку и рассказал нам неожиданное о судьбе Лермонтова, без прикрас. Причём, видимо, автор не хотел этого делать, просто так у него «проговорилось». Как мне представляется, среди своих современников Михаил Юрьевич, молодой человек небольшого росточка, котировался именно как «маленький поэтик, невольничек чести». Это сейчас он у нас великий и признанный классик! Бабинов словно бы переадресовывает самому Лермонтову крылатые слова, сказанные им о гибели Пушкина: «Погиб поэт, невольник чести!». А ведь наверняка подобное проговаривалось и раньше, при жизни Лермонтова. Но это ещё не всё. В достаточно куртуазную стилистику стихотворения «Поручик» вплетаются строки про «груз двести», деталь явно не из девятнадцатого века. Поэты (маленькие и большие) продолжают гибнуть на войнах двадцатого и двадцать первого веков. А ведь всё так хорошо начиналось! С конвертика, адресованного красавице, в который были вложены вдохновенные строчки. Такая сложилась в российской метаистории «неконвертируемость» судьбы поэта. Военной темы у Бабинова много, и она подаётся так интересно, что это, на мой взгляд, достойно всяческого внимания. Например, участником боевых действий у поэта становится… Арлекин.

В сладкой крови тонут слуги и господа,
Конные рыцари, прочие христиане.
Кровь заливает замки, нивы и города –
Здесь в Ломбардии, здесь в Афгане, здесь на Майдане.

Ключевое слово – «здесь». Телескопическое зрение Олега Бабинова помещает в один ряд события средних веков и новейшего времени. Всё одинаково, ничего не меняется. Никакая вера не помогает народам не воевать. «Человеческое, слишком человеческое» из века в век наносит поражение духовному. Герой не верит, что можно в одночасье «поменять» человечество. Другого человечества у него для нас нет. Но зато – можно попытаться спасти гения, «застрявшего» на войне. Гения, попавшего туда случайно, по неосторожности. По слепому жребию судьбы. И Бабинов пишет стихотворение «Рядовой Рахманинов». Я даже решил проверить, действительно ли служил великий русский композитор и пианист в царской армии. Может быть, он участвовал в Первой мировой войне? Оказалось – нет, не участвовал. И не служил. Но подача Олега Бабинова работает! Это – гол, забитый в ворота войны. В любом сражении гибнут люди творческого плана. И нам очень повезло, что не погибли на своих войнах, скажем, Стендаль и Лев Толстой. И Сократ в Пелопоннесской войне тоже не погиб. Поэтому «рядового Рахманинова», конечно же, надо спасать! Даже если сам композитор и не воевал. Впрочем, не воевал и автор стихотворения, Олег Бабинов. Но само стихотворение – становится событием в военной/антивоенной тематике. Не рядовое стихотворение!

Не жалей ни меня, ни прочих нас –
мы родом из века каменного,
но, Господи, слава Тебе, что спас
рядового Рахманинова!

Мы пошьём войну на любой заказ –
хоть тотальную, хоть приталенную,
хоть со стразами, хоть без всяких страз,
необъявленную, отравленную.

Санитар, санитар, не тяни, бросай –
не того потащил ты раненого.
Не спасай меня, но во мне спасай
рядового Рахманинова.

Дети Хармса

В большой армии поэтов последнего призыва многие могли бы легко выдать себя за «детей Даниила Хармса». Совершенно непостижимым образом литературное направление, которое в советское время было в аутсайдерах, в начале нашего века неожиданно оказалось в лидерах. И сдавать свои позиции не собирается. И постмодернизм, и новый авангард, и просто современная лирика – все черпают из этого универсального источника. Но если Вадим Степанцов и компания просто высмеивали какие-то сакральные, но уже изрядно обветшавшие понятия, то теперь абсурдистские вещи вышли на какой-то совершенно новый, космический уровень. Это уже не плоскостное, а интегральное мышление. В этой парадигме находятся и стихи Олега Бабинова, что в полней мере подтвердила его первая книга «Никто». Лучшие стихи из первой книги есть и в «Мальчике, сломавшем слона».

Гомер был слеп, Бетховен глух,
синематограф нем.
А как зовётся мой недуг?
Никтоизватьникем.

С утра приходит мой Никто,
и он со мной весь день.
На нём ни шляпы, ни пальто,
и он ни свет, ни тень.

Никто мне в зеркало глядит,
Никто ночей не спит.
«Скажите, доктор, где болит?
И чем грозит, и что сулит
хронический никтит?»

И доктор чешет в бороде
томографом своим
и говорит: «В Караганде
ни в мёртвой, ни в живой воде,
ни при сияющей звезде
никтит неизлечим.

Такой ты, батенька, больной,
такой ты, божежмой!
Иди ты, батенька, домой,
и тщетно руки мой».

Уйду и под Карагандой,
под солнцем и луной
полью себя живой водой
и мёртвою водой,

и там, под солнцем и луной,
как нижнее бельё,
на мне останется со мной
никтожество моё.

У зайцев капитан – Мазай,
у прочих тварей – Ной,
а ты себя творить дерзай
под солнцем и луной,

и как Венера из воды,
Иона из кита,
ты выйдешь из Караганды –
никтожнее никта.

Когда к тебе приходит волк,
стреляющий с двух рук,
глазами – зырк, зубами –щёлк,
никто тебе не друг.

«Ты сер, а я, приятель, сед.
И мне никто не враг.
Ты видишь цель, я вижу свет,
а звать его – никак».

Гомер был слеп, Бетховен глух,
Адам был бос и наг.
Я свет, стреляющий с двух рук.
А звать меня никак.

«Как будто упекли в тюрьму,
но что тюрьма мне та –
никто никтою никому
в никту из-под никта!»

«Псевдоним», предложенный Олегом Бабиновым, в литературе не нов. Таким же именем назвался Одиссей. Это помогло ему убежать от циклопов. Ник. Т-о – так подписывал свои произведения поэт Иннокентий Анненский, учитель Гумилёва, знаток древнегреческой трагедии. У Олега Бабинова этот персонаж – своеобразный протест против пафосности. Но – мы это ещё не забыли – «кто был никем, тот станет всем». Последние часто становятся первыми. В поэта часто не верят в начале его творческого пути. И творческому человеку необходимо преодолеть «сопротивление материала», чтобы выжить как боевая единица. Росток свободы, росток творчества пробивается сквозь косность и преграды. И, чтобы тебя не так сильно атаковали и приземляли, чтобы сделаться невидимым для критиков, поэт называет себя «никем». То есть он применяет ту самую старинную уловку Одиссея. Если ты «никто», то какой с тебя спрос? А в это время ты расправляешь крылья, и уже никакой «мальчик» не сломает в тебе «слона», – мы возвращаемся к названию книги Олега Бабинова. Есть в книге ещё одно поразительное стихотворение, притча о судьбе творца.

СТЕЖОК

Мне подарили на челне
дубинку и мешок
и право сделать на руне
единственный стежок.

К себе подтягивая нить,
откусывая связь,
хочу судьбу переменить,
себя посторонясь.

Хочу зашить овраг небес,
заштопать их носок –
но почему-то в тёмный лес
опять ведёт стежок.

«Какой ты швец!» – смеются чтец
и на дуде игрец,
которым голоса протез
ковал глухой кузнец.

Струится из дыры в носке
кудрявый господин
и пишет ветром на песке:
«Ты – царь Живиодин!»

Легка бикфордова кишка.
Пинкфлойдова стена
в стране дубинки и мешка
не так чтоб и сплошна.

Мой утлый чёлн среди стремнин
найдёт к руну струю.
Я – бедный царь Живиодин,
и я немножко шью.

Помните, у Пушкина: «Ты царь: живи один. Дорогою свободной иди, куда влечет тебя свободный ум». Но у Пушкина творец уже заработал себе имя и может позволить себе одинокое странствие. А у Бабинова – герой из последних сил отстаивает своё право на «стежок», на творчество. Книга Олега Бабинова – шкатулка с сюрпризами. Чего тут только нет! Автор путешествует по разным векам и странам. Много абсолютно неожиданных стихотворений. В целом же в книге Олега Бабинова доминирует свингово-джазовая поэтическая стихия. Приятного вам чтения!