ЛЕОНИД ЯКУБОВСКИЙ


***

СЕМЬ СТРОФ

Скорей бы осень: день и ночь
с листвой осадки вперемешку.
Уехать в глушь, где поле между
горой и лесом, крикнув "прочь"
всему, что наполняет город
и будит в нас душевный голод.

Уехать в глушь. Там тишина,
и каждый кущ предстанет домом;
звучит покой там камертоном,
вечнозелёная сосна
стоит царевною под небом,
соединяя быль и небыль.

О, жизнь в глуши! Подзвёздный мир
расшит лучами золотыми;
делами самыми простыми
устроен быт, и не кумир -
но вечный Бог, строитель рая,
живёт в нём, землю озаряя.

Что города, и что в них мы!
Многоэтажными домами
застроив горизонты сами,
в плену невежественной тьмы
давно не ищем вдохновенья,
предпочитая потребленье.

Суть городов - бесплодный шум.
Музейность атакует храмы.
Правители всё больше хамы,
а в головах всё меньше дум.
Повис вопрос о выживаньи
над бесполезным изваяньем.

Проблема выживанья в том,
что бедность - следствие богатства,
что проповедованье братства
есть ложь в устройстве таковом.
Всему виною - мерзость меры
(подобно и с вопросом веры)…

Скорей бы осень! Ехать в глушь
по золотому полу между
горой и лесом, где надежду
ещё храня на святость душ,
стоит высокий дождь под небом,
соединивший с былью небыль.

***

Словно звёздная крошка
золотится песок.
Как мурлыканье кошки,
затекает в висок
тишина этой ночи,
этих шёлковых волн
тихий шёпот пророчеств,
что виденьями полн.
И корней под землёю
эхо тихое битв,
что восходит листвою,
как словами молитв.
Словно золотом чистым,
лунным светом налит
этот воздух лучистый,
что над нами летит,
точно купол горящий,
а под ним, словно храм,
мир стоит настоящий,
предназначенный нам.

***

Часы печали
меня венчали
ночной звездою
и пеной дней,
всей нищетою
стуча моей.

Часы печали
меня качали,
как тень земную, -
вели во тьму,
как трижды злую
свою тюрьму.

Часы печали -
они пищали
вокруг, как мыши,
и грызли пол.
И кто их слышал?
Никто, никто.

В окне шумели
кусты и шмели,
им было просто
и ясно там,
как будто пропуск
был в жизнь им дан.

Часы печали
так верещали,
как будто чья-то
душа в аду.
Скользил я с ватой
в ушах по льду.

Под одеялом,
свернувшись, спал я,
и сон, как ангел,
был тих и глух.
Как солнце в банке
и лапки мух.

***

ЧАСЫ

Послушай, послушай, как ходят часы,
как песни поют заводные пружинки.
Как движутся глазки, ресницы, усы.
Цветут-расцветают мимозы, кувшинки.

Лежи неподвижно в своей тишине
и слушай, как множество солнышек красных
жужжат то на той, то на этой стене.
Звенят колокольчики звездочек ясных.

И движутся божьи коровки, шурша
мохнатыми лапками, по циферблату.
Ты слушай и пусть отдыхает душа,
и стрелки бегут от рассвета к закату.

***

Ближе к полночи, когда,
как солёная вода,
из ушей последней каплей
истечёт тяжёлый шум,
станет страх на ножке цаплей
бередить бесплодный ум.

Месяц в небе, словно клёш.
Ближе к полночи поймёшь:
всё проиграно и в кости
отыграться не тебе.
Лишь и можешь, что от злости
дым пускать в лицо судьбе.

Ближе к полночи душа,
как на кончике ножа,
ощущает тонкой кожей
трепет ужаса вокруг
и защиты ищет божьей,
вырывается из рук.

Позже - за полночь - плотней
окружение теней,
гуще тишина; лишь птица
над землёй хлестнёт крылом
и застынет, как страница
под тяжеловесным сном.

Позже за полночь, когда
"нет" уже звучит как "да",
и в слезу сольются звёзды
от усталости ночной,
жду: опустится ль на воздух
светлый ангел надо мной.

Позже за полночь - к утру
в лист бумажный соберу
сигаретные окурки
и осколки темноты,
как ненужные фигурки
пустоты и немоты.

***

МОЯ ПЕЧАЛЬ

Моя печаль расстанется со мной.
Каштановою ветвью в свете солнца
Она укроет тенью шар земной.
Реки пресветлой потечет на донце
Несбывшейся любовью, как слезой.

Моя печаль, как облако небес,
Которое нежнее всех на свете,
Видением несбыточных чудес
Кого-нибудь встревожит на рассвете,
Когда меня уже не будет здесь.

***

ДИТЯ

Дитя лопаткой землю роет
И выговаривает мат.
Над ним летают мухи роем,
Его рукой цветочек смят.

Дитя - подобие уродца,
Планеты будущий кошмар.
Прикрыт панамой он от солнца,
Лицом похож на красный шар.

Он роет с торжеством героя,
Выкапывая… гроб, и вот
Зверьком от радости он воет,
Лопаткой по лбу череп бьет.

Блестящий череп, словно бляха,
Расколот. В нём сидит червяк,
Тысячелетним вымыт прахом,
И думает: " Какой дурак

Затеял бить в такую темень,
Отрыть кромешную зарю", -
Дитя берёт его за темя
И сунет в левую ноздрю.

Затем, пописав, из могилы
Вылазит ножками вперёд.
Какая мать его родила,
Всё совершив наоборот?

Дитя - ручонки калачами,
Червяк свисает, как сопля,
Идёт с лопаткой за плечами
И содрогается земля.

***

МАМЕ

Со мной всё то же небо и земля,
Аллея, что легла между домами,
И по краям все те же тополя.
И вот сейчас скажу я слово "Мама"…

И снова распускаются цветы,
Потом желтеют листья. По аллее
Идем с тобой,- что говоришь мне ты?
И льется солнце, пахнет день елеем.

Я в воздухе улавливаю дрожь
И всматриваюсь в образы земные,-
В их блеске и сияньи ты живешь,
Проходишь через дни мои сквозные.

***

ИЮЛЬ В ОДЕССЕ

Миражи дивные на солнце,
Как будто видется мне сон,
Беззвучно мумия смеётся
В кругу распаренных колонн.

Лаокоон бросает змея
И уплывает на волне,
Змей извивается,чернея,
И засыхает в стороне.

Кариатиды и атланты
Ушли из города на мол
И сферой неба элегантно
Играют в пляжный волейбол.

В остановившемся мгновеньи
Бег лестниц, улиц переход,
И мимолетное виденье,
Расстаявшее у ворот.

Жара, как образ крокодила,
Что спит над золотым ларцом,
И скрипкам лень, как и чернилам,
Над воронцовским петь дворцом.

***

У ОКНА

Если бы знала ты, как я боялся всегда
Смерти, как жил я! Как будто на плечи мне груз
Был непосильный положен. Минули года -
Я и сейчас, за окном притаившись, боюсь.

Трогая штору, я слушаю шорох листвы
Темной, ночной, над которой сияние льют
Звезды. И вдруг, оживая, деревья,кусты,
Ветром встревожены, в черную пропасть бегут.

Пальцы вонзив в подоконник,я словно прилип
К этому смертному страху ночного окна,
Рвется душа моя и над вершинами лип
В лунном свеченьи летит совершенно одна.

Глядя ей вслед, провожая над бездной её,
Сколько я раз содрогался на самом краю!
Тысячу раз примерял я к себе бытиё,
В тысяча первый - со смертью себя примерю.

***

ПРОСТАЯ МОЛИТВА

О, Господи, когда же иго лжи
Прервёт своё правление над миром
И совесть человеческой души
Вернётся в жизнь и станет ей мерилом.

Горит от лицемерия земля,
А злом уже измучена природа,
И одухотворенность до ноля
Почти что сведена земным народом.

Раздроблено сознанье, как число,
И полноты лишилось мирозданье;
Великое к сердцам не приросло,
Не проросло в них корнем и страданьем.

Сдвигаются, как стрелки, полюса,
Материки меняют очертанья,
Теперь и не заметят небеса
Души печальной малые старанья.

О, Господи, когда же наконец
Проснётся человек от наважденья
И подберёт потерянный венец
Для творчества и для преображенья.