Постоять у новогодней ели
Без желаний - только запах хвои
В сердце пролистает и закроет
Книги все... И только свист метели
И снежинки крошечный кристаллик
Скажут, что душа воды проточней...
И так сильно ценит все, что тает,
И так мало ценит все, что прочно...
Четкость циферблата, стрелок танцы…
Ей же снегом хочется кружиться...
Ей же - все равно куда податься,
Лишь бы ни во что не уложиться...
Ей бы опоздать на все перроны,
Отыскать нелепый полустанок,
Взяв с собою только этот запах
Терпкий и неровность этой кроны.
2001
***
Заклиная невидимых духов
Среди шума и суеты,
Я увижу в окне старуху,
И не станет во мне тщеты…
А она несет свое бремя -
Пыль снежинок на ветхом пальто,
И текут пространство и время
Сквозь нее, как сквозь решето
И на миг мне станет так жалко
Несуразность этого дня,
А в руке у старухи палка,
И старуха глядит на меня.
Словно долго гостили рядом
И теперь уходят домой
И старуха под снегопадом,
И весь день, не прожитый мной…
И не зная, кого вдогонку
Ей послать и о чем спросить;
Я кого-то зову тихонько
И прошу в сотый раз простить.
2003
***
СРЕТЕНЬЕ
Убеленный сединами старец глядит на ребенка,
Как февраль на весну, с безотчетной улыбкой восторга...
Как когда-то давно запрокидывал лоб в небеса,
вспоминается вдруг Симеону. А мальчик в пеленках -
не избранник еще и не царь - спит, зажмурив глаза.
Не бродяга еще и не Бог - спит, ресницы зажмурив...
И стоит Симеон, восковыми свечами прокурен
И ветрами продут. То, чего так давно ожидал,
Оказалось так просто - ни грома, ни райского пенья...
Лишь весеннего деревца после зимы пробужденье.
Он пока еще спит. Он еще ничего не сказал.
Только сам этот сон и молчание - разве не чудо?
И прошедшие годы изношенной бьются посудой
В доброй, древней душе Симеона - под чистой водой,
что сквозь щели все в храм прорывается, тихо лепечет…
Ни один еще им не прощен, ни один не излечен…
И на смуглую женщину падает луч золотой.
МАРФА И МАРИЯ
Марфа носится, роняет чашки...
Так привычна Марфе суета...
И Марии не дает поблажки,
А Мария - смотрит на Христа.
Все у Марфы спорится сегодня,
У Марии - валится из рук...
Там, где в Марфе - легкий шум привольный,
У Марии там - щемящий звук...
Марфа... Ей неведомы ошибки.
Марфа - рассудительней, быстрей...
А Мария смотрит без улыбки
На проем распахнутых дверей.
Догоняет голос хлебосольный:
- Что с тобою будет? Что потом?
Но Марию я зову невольно...
Как Мария - не поймет никто.
2002
***
Маргарита с мимозой идет по кирпичной стене
в темном платье из мела...
Так бывает во сне или в летнем
расплавленном дне.
На стене темно-серой
Маргарита, и, может быть, ей не хватает Тверской,
но пространство и время
Исчезают. Дрожит одинокий букет золотой
на стене темно-серой...
Рядом люди, ступени, торговля, картины и зной,
детских криков беспечность.
Желтый луч - по стене... И неважно, что там, за стеной:
Может - миг, может - вечность...
2001
МЕРЛИН
Четыре стихии пытается приручить
Волшебник Мерлин, * а рядом - обычный город...
В котором каждый, насколько умеет, молод,
Но кто среди камня отважится юным быть?
Четыре стихии, как звери, придут на зов.
- Но только скажи: от чего ограждались кругом?
Быть может, от пятой - она всем кажется звуком...
- Артур, мальчуган, не грусти, мы начнем с азов...
Четыре стихии - соленые воздух, дождь,
И яркое пламя, и раковина литая...
Британский мальчик, чего тебе не хватает?
Ломаешь все спички и воду сквозь пальцы льешь...
- Возьми свою флейту, Мерлин, сыграй еще...
Душа, словно желудь, гонимый по воли ветра...
Четыре стихии, и музыка без ответа,
И мудрые книги, которые ты прочел...
А если бы роща могла, словно старый плащ,
С ветвей сбросить время и с нами присесть на травы...
Дыханье и дерево - только они и правы...
И каждый мотив - Как вернувшийся с юга грач.
ДОСПЕХИ
В старинном музее есть рыцарские доспехи.
Зайди как-нибудь на досуге и, может быть,
Ты станешь на миг рукою, в которой нить
Сшивает в живой, угловатой судьбе прорехи.
Не рви ткань времен. Не стирай с нее пыль. Не трогай.
А эту попробуй дрожащую в ветре сшить.
Ты выйдешь наружу и снова помчишься жить.
Но в звезд голубое забрало вглядись дорогой.
Не думай, что это умно - разгадать секреты
Обиды, закованной в латы века назад.
Душа беззащитной выходит под снегопад,
Сжимая в ладони помятый клочок билета.
2003
ГАМЛЕТ
Над Гамлетом смеется череп
шута. Над Гамлетом смеется
как бы закрытое оконце,
как будто запертые двери.
На Гамлета зияет полночь
несуществующего взгляда.
А надо - сердце в кровь, а надо
точить клинок, спешить на помощь.
Над Гамлетом - чудные звезды
и призрак - любящий и грозный -
отца. И надо спрятать слезы.
Ты слышишь? Надо спрятать слезы...
Над Гамлетом - такие козни...
Как будто в чем-то виноватый,
Стоит. А тут - вовсю лопаты
Взлетают, и вовсю вопросы.
Ах, разве можно под сурдинку
созвездий - так глядеть безглазо…
Но, может, все поймется сразу
и все решится - в поединке.
2001
БЛАЛЛАДА О ДОМОВОМ
В мастерской у художника жил домовой,
Он глядел из-за старой печи,
Как художник творил своей кистью чудной
Скрип деревьев и свет свечи.
На картоне, листе, на убогом холсте
Он чертил необычный мирок...
Домовой же о чем-то другом свистел
И привыкнуть к нему не мог.
Он хотел, чтоб художник ключей не терял,
Выключал, когда надо, свет,
И во влажные краски соль подсыпал,
И вельветовый рвал жилет...
Очень грубые песенки напевал,
Строил рожицы из-за спины
И хозяйку прежнюю вспоминал
И простые ее блины.
Изводил он художника, как умел,
Сам не в силах понять, за что,
И однажды в щелочку разглядел
Как художник надел пальто...
Очень быстро вещи свои собрал,
Тихо дверь закрыл за собой,
Может, именно этого ожидал
От художника домовой.
И сначала, от радости сам не свой,
Домовой плясал на полу,
А потом, ликующий и шальной,
Разглядел картину в углу...
И вдруг понял, взглянув на нее в упор
Из-под синего колпачка:
Никого он так не любил до сих пор,
Как художника-чудака...
И тогда домовой головой тряхнул,
Проклиная дуреху-судьбу,
И горячие угли в печи задув,
Вылез из дому через трубу.
И замерз несусветно, привыкший к теплу,
И себе бормотал под нос:
Раз художник оставил картину в углу,
Значит, он ушел не всерьез...
Я вернусь, чтобы ждать его, ждать назад,
Если надо - до четверга...
И глядели полные слез глаза
Из-под синего колпачка.
"Я же так - шалил, я же так - шуме!.." -
Объяснял себе домовой,
И огромный ветер над ним свистел,
И крошился снег над трубой...
И тогда домовенок вернулся в дом,
До утра его хлюпал нос...
И всю ночь простоял он перед холстбм
В нарисованном свете звезд...
2002
БАЛЛАДА О КУЗНЕЦЕ И ЗОЛОТОЙ ПОДКОВЕ
Надоело ковать кузнецу. Он металл
разлюбил. Он устал. Он сидел на пороге.
И в созвездья морозные дым выдыхал,
и мехами души тот огонь раздувал
где когда-то горели слова и дороги.
Надоело ковать кузнецу - суету,
и задирам - ножи, и деревьям - ограды.
Он лохмотьями дыма летел в пустоту, ^
и большие снежинки ловил на лету,
и шептал, разглядев их: "Работа - что надо..."
Кузнецу надоело подковывать блох.
Он глядел, как небесная манна крошилась
и в охапки сгребал ее веток мирок,
и кузнец проникал в этот снежный поток
дымом горьким и сладким от прошлых ошибок...
И тогда в мельтешение то, в чехарду
Тихо путник вошел, он держал за узду
вороного коня с голубыми глазами.
Что для путника - слишком темно и светло,
что коням вороным синих глаз не дано -
не пришло ему в голову, не подсказали
ни деревья, ни снег... Все кружилось вокруг...
И совсем не вопрос, и совсем не испуг,
и ресницы коня запорошены снегом...
И какие-то дальние села звенят,
и обычная просьба: "Подкуй мне коня..."
И под черною челкою - влажное небо.
Он хотел в свою кузню - к воде и печи,
но сказал ему путник: "Постой, не спеши...
Я гляжу - у тебя над порогом подкова...
Дай мне эту, кузнец. Мне не надо другой.
Потому что печален мой конь вороной,
и неблизок мой путь. И в сугробах дорога".
Он хотел отказать. Он хотел рассказать...
Но глядели сквозь снег голубые глаза...
И, должно быть, от этого стало неловко.
И тогда он швырнул самокрутку без слов
и представил, как по снегу дальних дворов
застучит позабытая ею подковка.
2001