ВЯЧЕСЛАВ КАРИЖИНСКИЙ

БЛИЗОСТЬ ИНОГО ВИТКА

ЗА ПРЕДЕЛАМИ ЖИЗНИ И СМЕРТИ

Я очень хотел бы оставить судейское кресло,
Простив злодеяния всем рукотворным богам,
И спрятаться в трюме до срока отплытия, если
Пиратское судно пристанет к родным берегам...
Так было не раз - не в одной из потраченных жизней,
Где мой одичалый двойник, сотворённый из снов,
Бежал из кромешных миров нескончаемой тризны
В тени исполинов - забытых и мёртвых богов.
Огонь Прометея в его терпеливой ладони
Напрасно пытались дождём усмирить небеса.
Вослед двойнику - мне ли? - ветер по-прежнему стонет
Да вечность клянёт, и людские крадёт голоса...
Я крошечной птицей взлечу над горячей пустыней,
Уликою вечных, невольных миграций души.
Мой след на земле потеряется, но не остынет:
Продолжит мой путь горемыка судьбы - вечный жид.
Прославлю орлов, что склюют мои слабые крылья,
Убийц, что настигнут моё воплощенье в пути:
Я с каждым из них за кулисой космической пыли
Ещё до рожденья смертельный сюжет утвердил
С одной только целью - пройти Рубикон пониманья,
Нарушить недвижность незыблемых вех бытия,
Но только изменчивость так вдохновляет и манит,
Что сердце легко покидает ничтожное "Я".
Когда-то планктоном я плыл в океанском раздолье,
И видел вокруг облака из акул и китов,
Мои одиссеи не знали ни смерти, ни боли,
Свершаясь во мраке иссиня-божественных снов...
Как мне бы хотелось отринуть судейское кресло
Дуального мира, где зло и добро в тупике;
Любить, как святой, без томленья и жара во чреслах,
Корпускулой жизни с волною нестись по реке,
Звучать стоголосо в причудливом эхо каньона,
Зажечься костром в белизне ледниковых широт,
Пьянеть от нектара в лозистых садах Вавилона
И плакать под утро зарянкой у царских ворот.
Стихают стихи, как стихии порой засыпают.
До смерти осталось всего два воздушных глотка.
Я в нынешней жизни давно отделился от стаи,
И старость души - это близость иного витка
В спиральном круженье, безумном кармическом вальсе,
Но свет Прометея всё ярче и ближе ко мне,
А я тороплюсь и бегу вечно-юным скитальцем
На бал сотворенья по тропам холодных камней.
И нет остановки, движенье - всему оправданье,
Где тысячи эр я пытаюсь мой сон воплотить:
Пылать вне эклиптики яркой кометой желанья,
Утратить и снова обресть путеводную нить.

НЕ ВЕРЬ, НЕ БОЙСЯ, НЕ ПРОСИ

Течёт страдание рекой,
Строкою на телеэкране,
А ты дрожащею рукой
Нащупав медяки в кармане,
Бармену сыпешь из горсти
За чарку горького спасенья.
Не верь, не бойся, не проси –
Грядёт великое знаменье…
По мостовой, насупив бровь,
Идёшь угрюмым иноверцем.
Подтёки чёрные, как кровь,
Не на асфальте, а на сердце.
Восходит мутная луна
И ветер воет над мостами.
Клочки газет по сторонам
Бегут вперёд крысиной стаей,
И трубной яростью басит
Казённый рупор за плечами.
Не верь, не бойся, не проси –
Тебя не одолеть речами.
Калением былого дня
В тиши прокуренного утра,
Как Феникс, выйдет из огня
Твой стих, и ранящий, и мудрый.
Злодейству близится предел,
И кульминация – болезни.
Мессия нынче не у дел,
Но завтра стих твой будет песней.
Её в груди ты пронеси
Через овраги лжи и хамства.
Не верь, не бойся, не проси –
Коль слово есть, то будет паства.
Кривлянье дьявольских гримас
Найдёшь на свадьбе и на тризне.
Сегодня покоряет нас,
Увы, не честность, а харизма.
Оратор ложью напоит,
Идущих выжженной пустыней.
Не верь, не бойся, не проси -
Пусть только сердце не остынет.

МОЛИТВЫ ПИЛИГРИМОВ

Какую бесконечную усталость
Считает пульс ночами у виска?
Какая бесприютная тоска
В усталом сердце на ночь задержалась?
Напрасно ты лелеял ворожбу,
Бросал монеты в воду - пожеланья,
Гадания, молитвы, заклинанья
Твою не потревожили судьбу.
Хоть ангелы давно сложили крылья,
Последнюю надежду потеряв,
Ты путь земной, как божий крест, приняв,
Пройди, отведав горечи и пыли.
А позже воздаянием тебе
За муки попадётся добрый случай -
О нём не забывай, бредя по кручам,
Его дождаться дай себе обет.
Пока ещё конца пути не видно,
И от ненастья тёмен небосвод.
Иному дню настанет свой черёд,
И недруги придут к тебе с повинной.
Благослови сиротскую печаль -
Она несёт рекою полноводной
Тебя из беспросветности холодной
В заветную лазоревую даль.
Я две свечи зажёг в безлюдном храме -
Я, как и ты, заблудший пилигрим.
И мы слезами с Богом говорим,
Не ведая, что так Он лечит раны...
В полночный час, когда наедине
С собою мы ведём не спор, но битву,
Ветра несут безмолвную молитву
Тому, кто с нами плачет в вышине.

ПУСТЫЕ СЛОВА

Памяти Ингмара Бергмана

Нет конца разговору в ночи –
Льётся исповедь горьким вином.
Сердце, пей эту боль и молчи,
Опускаясь на скользкое, тёмное дно
Океана разлук и кручин.
Завтра в храме холодном моём
В поздний час будет плакать другой,
И печалью его напоён,
Раскалённым речам я открою покой,
Словно жаждущим львам – водоём.
Но заслуга ли – чуткий мой слух?
Я чужою бедой искушён.
Оставаясь к себе нем и глух,
Не спасал я детей и к плечам грешных жён
Никогда не протягивал рук.
А пустые слова, точно яд
Или совесть, когда я один
Проклинаю свой чёрный наряд.
Мир изменит мятежник, солдат, властелин –
Кто угодно, но только не я.
И, беседуя с тенью Христа
Да врастая душой в образа,
Я виню их за то, что устал…
А зарница, до слёз обжигая глаза,
Очищает меня, как кристалл.

РУНЫ СЧАСТЬЯ

Ты ли это, босяк, некрасивый, неряшливый мальчик? -
Точно утренний стриж, суетлив, беспокоен, взъерошен.
Не сложилась поэма, но ты понапрасну так плачешь:
У принцессы под простынью много осталось горошин.
Ты бежишь под дождём и кого-то как будто бы ищешь,
Два ручья по щекам льются тёплой, солёною влагой,
Знаешь, ночи скитаний важнее уюта и пищи,
А сиротство души для поэмы великое благо.
Строки первых утрат полюбил твой последний наставник,
Что следил за рукою, писавшей куплеты разлуки.
Распахнув по весне обветшалые школьные ставни,
Клялся он: "Не позволю сломать твои хрупкие руки!"
Ты ли это, мой друг, в холостяцкой, промозглой хибаре
Допиваешь вино там, где стены похожи на скалы?
Согреваешь хрусталь - лишь один из подарочной пары,  
Ведь годами никто не касался второго бокала.
Как непрошеный гость, затерявшийся в праздничном зале,
Где змеятся гирлянды в потёмках чужого веселья,
Ты уходишь один, и под вечер, бродя по вокзалу,
Наблюдая людей, представляешь своё новоселье,
Золотых городов незнакомые улицы, парки...
Но в тетрадь опадают обрывки людских разговоров.
И письмо-бесконечность без имени, адреса, марки,
Прижимая к груди, ты выносишь из вечности вором.
Ты последний поэт, сединой побелённый до срока,
Разгадавший секреты дождя, океана и ветра.
Мысли стали весомее и человечнее - строки,
Позади бесприютность и мрачных дорог километры.
Счастье нынче простое: сидеть по утрам у прибоя,
Наблюдая кружение стаи, голодной и шумной,
Слушать громкую, долгую песнь пароходных гобоев
И в давнишней тетради искать поистёртые руны.
Ты не мог быть любимым, но всё в тебе стало любовью.
Меч карающих слов не покинет объятия ножен,
А поодаль тебя тихо плачет принцесса с клюкою:
Ей давно не хватает незрелых стихов и горошин.

ПРОЩАЛЬНЫЙ ТРИПТИХ

Ну что ж, прощай, обиды не держу я, пусть Бог тебя хранит - ведь я не смог... Наверно, жили мы не по Фэн-Шую, да слишком горьким за окном был смог. И на кострище разочарований святыню мы воздвигнуть не смогли. Сжигай мосты без мук и колебаний - где нет любви, нет зарева вдали рассветного - ни солнца нет, ни неба, и воды перемен накрыли
твердь. Ты снилась мне, но в этом сне я не был. И сон ли это был? А может, смерть? Чужие мы по крову и по крови, нас даже горю сблизить не дано. Послушай, ветер что-то шепчет снова, и листопад врывается в окно...
Один я вышел в чад глухой дороги и, точно лист, придавлен был к земле тяжёлой колесницей, но пироги небесные мне виделись во мгле. Я умирал среди стекла и пыли, асфальта влага пахла, как вино. А в чёрно-белом и немом кино по небу отраженья наши плыли...


***

Тишина, одиночество, сумрак...
Вы проклятие и благодать.
Целый век до весеннего утра
Каждой ночью приходится ждать.
Май размыл за окном силуэты
Заплутавших машин и людей -
Чьей-то жизни чужие приметы
Мне уютного дома родней.
Только game зависает на over,
Я не плАчу, а дождик - навзрыд.
Все давно позабыли мой номер,
И друзья не зовут на пиры.
Больше музыки нет издалёка,
Из ушедших навек детских снов.
Горы чёрные смотрятся блёкло,
Превратившись с годами в панно.
И вино не дурманит, как прежде...
Но касание к ветхим листам
Старых книг мне внушает надежду,
Что двойник мой живёт где-то там...


***

Как это хорошо! –
уйти легендой,
оставив яркий, но короткий след
на чёрном полотне бегущих лет
и потеряться в кадре киноленты...
Как это хорошо! –
последним вздохом
измерив космос чувства и волну,
накрывшую тебя,
пойти ко дну,
едва сойдя с вершин –
Как это плохо!
Как это хорошо! –
спустя столетья
быть найденным среди календарей,
где странный мальчик – музы иерей –
твоих забытых слов узрит соцветья!
Как это хорошо! –
живя в эпоху
глухонемых, затравленных сердец,
которым пастырь – неуч и глупец,
быть самой непокорной из овец,
идти наперекор! –
Как это плохо...