Черное пятно разрасталось, выпуская лапки во все стороны. Мохнатилось, выпуклилось, и вдруг поплозло, поползло, побежало – и застыло в углу. Там, где стена переходила в потолок. Там белизна скомкивалась черным пятном и шевелилась паутиной. Паутину покачивал сквозняк. Под паутиной спала девочка. Паутина, как полог, спускалась и закрыла девочку. К рассвету девочка оказалась в коконе, и когда мама вошла в комнату, на нее с потолка упала коси-косиножка, с длинными лысыми лапами, никакая не мохнатая, а геометрически четкая.
Мама завизжала. Прибежал папа. И они посмотрели друг на друга. А потом – в угол, где спала девочка. А угла не было. Круглый белый кокон съел уже четверть комнаты. Мама с папой подошли, пальцем потыкали в стенку. «Шелковая», – сказал папа. «Бархатная», – сказала мама. – А Лялька где? Мы не спим?» А папа сказал: «Мы с тобой вчера про такое читали». А мама сказала: «Мы что, в книжку вошли?»
- Нет, – сказал папа, – мы в комнату вошли.
- А это что? – спросила мама.
- А это наша Лялька, – сказал папа.
Коси-косиножка вернулась, пробежала по кокону вверх, до самой до его макушки, где в потолок упирался он, словно яйцо суженной частью. Коси-косиножка утратила лысую геометричность, раскорячилась, замохнатилась, из серого превратилась в черное.
Мама с папой на цыпочках вышли из комнаты. «Давай войдем еще раз, – сказала мама. – Это глюк». Папа открыл дверь. Сонная Лялька сидела в кровати, таращилась на большого паука. Паук сидел на подушке и таращился на Ляльку. «Надо же, какая идиллия», – сказала мама. А папа нехорошим голосом сказал: «Ты не хочешь еще раз выйти и зайти?»
А мама сказала: «Перезагрузимся! Ты выйдешь, а я останусь. И посмотрим, что будет». Он вышел и вошел заново. И они посмотрели.
Изнутри мамы это выглядело так: когда папа вышел, стало темно. Когда папа вернулся, рассвело, Лялька захныкала, и ее срочно пришлось высадить на горшок. И папа сказал сквозь зубы: «Ну вот, кажется, попали в правильное время». «А с местом – все нормально?» – спросила мама. «А с местом невпопад, – сказал папа, – там, за дверью, не то, что ты помнишь».
- А что?
- Там тоже Лялька, – сказал папа.
- У нас теперь две Ляльки? – спросила мама.
- Давай проверим, – сказал папа. – Я останусь, а ты выйдешь.
Ляльку сняли с горшка, усадили в кровать, и мама вышла. Когда она вернулась, папа сказал:
- Ничего не менялось. А там?
- А что там? – сказала мама. – Там ничего. Все как надо.
И тут папа заорал:
- Так это в тебе дело. Это ты крутишь все!
- Что я кручу? – возмутилась мама.
- Яйца крутишь, – сказал папа злобно, - коконы наворачиваешь. Ляльки второй точно нет?
- Точно, точно, - успокоила мама.
И тут Лялька сказала низким взрослым голосом, мужским:
- Какого черта, у вас ведь западает "Ъ" на клаве? Все дело в твердом знаке! Немедленно перепечатайте текст. Так просто вам от меня не избавиться! Ишь, что выдумали. Удочерители! Ща как рявкну, ща как вздыблю, все ваши пространственные нарушения, все ваши временные подвижки.
- И что будет? – строго спросил папа. – Ты, Лялька, не выпендривайся. Ты, Лялька, писай вовремя и не вякай.
А мама добавила шепотом:
- Ну, вы меня заморочили. Лялька, ты, пожалуйста, коси-косиножек больше не превращай в тарантулов. А то у меня ноги подкашиваются. Я же могу не вписаться в двери, застрять на выходе или входе, и фиг тогда с "Ъ" справимся.
А Лялька басом ответила:
- Клавиатуру давно пора новую купить. Все глюки в ней сидят! Ты посмотри на свои пальцы, с них вся твоя шиза стекает в клаву, а шиза твердости не выносит, вот и екнулся "Ъ".
- Ну да, – недоверчиво сказал папа, – чего на клаву валите? Приличная женщина. И кофе хорошо готовит, не вам чета. И концы у нее все увязаны.
- Э, нет, – сказал тарантул, - напрасно вы все пытаетесь свести к компьютерному пространству. А с часовым поясом вообще ошибетесь, и опять меня лысым сделаете. Холодно мне коси - косиножить, не буду больше ничего увязывать. Тоже мне, биомэны, устроили здесь попурри. Слов на вас приличных не напасешься!
- Завязывайте, – пробасила Лялька, – завязывайте эту хрень болотную. Вы уже забыли, с чего началось все.
- Я помню, - сказала мама, - помню. Серая паутинка, сквозняк, веранда. Мы сидим, чай пьем, а серая паутинка на моих плечах. Помнишь, помнишь – перебила сама себя. – Это ты привез Оренбурга, тонкий козий пух, через обручальное колечко проскочило. Проскочило, взлетело, и выпало из нее вот это чудовище – ткнула пальцем в Ляльку.
- У, стерва, - сказал папа, - так бы и дал, если б не младенец.
- Какой я тебе младенец? – возмутилась Лялька. – Давай!
- Что тебе давать? – сказала мама. – Мало уже получила? Кабинет отдельный, систему новую, целых две центрифуги. Кобенишься!
И тут произошло.
- Туману напустили в комнату, – сказала Лялька, – света белого не видать!
- Тебя видать еще, – сказал тарантул. – Ты только не дергайся, мне тебя укусить нужно.
Не успела Лялька отшатнуться, прыгнул на нее тарантул.
И наступила ночь.
Утром папа чашку кофе принес маме,но забыл отдать. Лялька пыхтела свирепо тарантулом укушенная. Тарантул дрых мертвым сном.
- Совсем мертвый? - спросила мама.
- Или Ляльку не знаешь - потягивая мамин кофе, сказал папа.
- Давай съедем, - жалобно сказала мама. - Уж если глючит, то это с концами.
И показались концы...