АЛЕКСАНДР ХИНТ
ЛОВЦЫ ЧЕЛОВЕКОВ
(триптих)
***Всех даров - на рассвете отпущен лоскут
серо-ватного неба.
Что ж так низко над площадью птицы идут?
Начинается лето,
начинается зрелых лугов ворожба,
невозможных, безбрежных.
Если тело мужское узнать не судьба -
хоть мужские одежды.Утомительно долго молчал кардинал,
избегая ответа:
"Будет женское платье тебе", - обещал -
"ярко-жёлтого цвета".Новый клинышек вбит, снова низко летит,
и другой, вперемешку,
на земле продолжается старый гамбит:
королевство за пешку.
Пешка стоила целой доски - купола
дружно пели осанну,
знаешь, в Реймском соборе сама ты была
королевою, Жанна -
вспомни ветреный стяг, как звенело в костях
до самой сердцевины!
А сейчас, среди сотен убийц и бродяг
ты узнаешь дофина?Вот теперь и смотри: это твой Эверест,
и священное миро;
это подпись крестьянки - из хвороста крест,
и бумажная митра;
это то, что придёт на конце головни,
это дёсны твои
языком размыкаемы: eli, eli,
lama savathani;
этой, ныне и присно, осветится ночь
хворостиной, лучиной -
если ты ещё есть, принимай свою дочь
как тогда принял сына.
Это падают ниц прихожане, легли
на базарной брусчатке…Над Руаном всё утро летят журавли -
кто куда, без оглядки.
***
МАЯКОВСКИЙ В КОНЦЕ 20-хВ клубе прокуренном, где в тот вечер ни яблоку,
ни сэру Ньютону ничего не светило,
с книгой на подпись девушка тихо стояла и
густо краснела. Светило смачно басило:"Вы молодец. Ведь, обычно, суют для этого
облако, флейту, гораздо реже - про это.
Вы же ведёте себя хорошо. Подытожим,
нате: "Царице Тамаре Петровне. От Демона".
Может, проводите тень старика по проспекту?"
Молча кивает. Мурашки бегут по коже.Слабо дифференцируя радость и горе,
клочья апреля переходили на личности.
"Странно, ведь я никогда не была на море…
Кинематограф люблю до неприличности…"
Выйдя из божьей коровки, головки булавки,
быстро перерастая себя, трёхмерного,
мир, как послушная крыса на задних лапках,
перемещался за камерой Дзиги Вертова."Б-г услыхал меня - это Он. Может надо
меньше болтать и попробовать зацепиться…"
А он йерихонски гудел во весь голос: "И что?
Пусть Вы - заурядный инструктор типичного стада,
что же Вам теперь, навсегда застрелиться?
Шутка", - и ветер шарил в его пальто.Мусор гонялся за ветром на соревновании
по загрязненью пространства. Чистый четверг,
(нужно название…) граждане шли из бани.
(это занятно…) Свечи мерцали в руке."… значит, почти три недели держаться на восемь
тощих рублей. У Татьяны - вещица из зайца.
Ну и везёт же корове! Связи в Мосторге""… пусть суетятся Асеев, Кирсанов и Ося,
ЛЕФ, Ромул, РЕФ - третий римский цирк продолжается.
Я сменовеховец? Лиля будет в восторге"
Чёрное небо молчало с чужого голоса,
супрематистски храня однородность. Отныне
время стремилось к первоначалу хроноса,
там его ждал просроченный хаос. Ночные
звуки у старого города были лужёные,
напоминая бездонный колодец и маятник,
где обитали иссякшие ангелы с жёнами.
Рядом - голодные души людей, и какая-то,
лёжа на правом плече, твердила: "Несносный,
что Вы молчите?", - но, не различая слов,
ёжился, чувствуя, как непрерывно старится:
"Если Гос-дь испепелит девяносто
девять процентов ненужных, бездарных стихов,
что ж, от меня хотя бы слово останется?"На всех перекрёстках извозчик дремал на козлах.
Телега привычно тащила ворованный воздух
в ту сторону, где начиналась Страстная пятница.
***
РАЗГОВОРКак стылое сердце Харона
Как крылья вороны, точь-в-точь
В саду у долины Кедрона
Темна палестинская ночь
Каймой, обрамляющей звёзды
Висит неподвижно листва
Тугой эбонитовый воздух
Шевелят только слова- Что люди? Готовы?
- Готовы. Но каждый готов к своему - одни подрывают основы, другие желают в тюрьму.- С легендою что?
- Всё красиво. Все смогут придти на обед: две сотни готовят рыбу, пятьсот выпекают хлеб. Вином заменили воду, а нужно - заменят ещё. У нас ведь всё для народа, для нищих.- Таков расчёт. Что вербы?
- Готовы и вербы: три тысячи веток, впрок. Адепты расставлены верно, споют и помашут в срок. Уже и осла подобрали, улыбчив и терпелив…Луна серебрит медалью
Верхи гефсиманских олив
Вокруг нарастает стаккато
Как будто весна-дирижёр
В огромном театре цикадном
Уволила целый хор- Что Лазарь?
- Прикажешь, он встанет. И, может быть даже - пойдёт. Он нынче ничем не занят: не курит, не ест, не пьёт.- Иуда?
- Рыдал и цеплялся. Но я ведь могу убеждать, есть вещи бойчее танцев, страшней, чем больная мать. Он честен, как глупый философ, и пьян, что плохой винодел. Всё ближе к решенью вопроса, вплотную.- Таков предел. Кайафа?
- Он просто в нирване и весь расточает елей.- Пилат?
- Удивительный парень, ведёт себя как еврей. Бывают такие штуки, что просто - гасите свет. Но руки… Всё помнят руки.- Варраве сказали?
- Нет. Он бестолочь, мелкий сплетник, и не избежать болтовни…В зелёном один собеседник
Другой собеседник - в тени
Кометой второго завета
Целуют пастушьи костры
Пунцовые губы рассвета
На кромке Масличной горы- Где двое, Короткий и Длинный? Что слышно о них?
- Ничего. Никто не найдет их могилы, не вспомнит о них никто. Ветра Аравийского моря развеяли их имена. Они всё могли испортить. Аминь.- Такова цена. Разбросана сеть декораций, умело наносится грим. Пусть десять, нет, лучше двенадцать все время идут за ним. Надеюсь, ему намекнули.
- Не знаю, как лучше начать…- Вы что там, с ума свихнули?
- А как ему ЭТО сказать?! Сценарий продуман блестяще, статисты зубрят свою роль -
но кровь быть должна настоящей! Густой и солёной - кровь. И вести должны быть благими ещё до четвёртой грозы. Иначе, сам знаешь - имя. Иначе, сам знаешь - весы. Иначе, сам знаешь - ветер, смещение, чёрный лёд, иначе…- Сам знаю! Время. И нас ничего не спасёт. Наверх не пускайте женщин, одну лишь девчонку и мать. И гвозди калите покрепче, им нужно всё это держать. Туда двух солдат, построже. И чтоб никакой воды! Я знаю твой норов, Боже, я чую твои следы…
Как меченый каторжник беглый
Неистов и неисправим -
Тяжёлое рыжее пекло
Бьёт в темя Ершалаим
Расслаблены, после ночи
Стекаются к храму купцы
И третьим, последним звоночком
Вдали - колокольчик овцы.____