Привычно метелило. В бурых перчатках
И в сером колючем пальто набекрень,
Он медленно шёл по бульварной брусчатке
И взбадривал окоченевшую тень.
Один на бульваре, сквозь дым папиросный
Стучался настойчиво, как старожил,
Он в двери метели, загадочно-грозный -
Мишенью для снежного ветра служил.
На губы, как будто девчонки-шалуньи,
Просились снежинки. Но видимо, зря.
И снежные тучи прожгло полнолунье.
А он прислонился к лучу фонаря.
Заснули скамейки зелёными снами.
Вечерний бульвар превратился в постель.
И снег был оранжевым под фонарями.
И Гимн человечества выла метель.
Метель приходила с морских побережий
И ветер был витязем моря. Маяк,
Единственный в мире фонарь, будто леший,
Шатался по волнам и цвёл, будто мак…
С бульвара на берег спускались ступени,
И тот человек - он спустился по ним,
И волны бросали кошмарные тени
На скулы, и были похожи на грим.
На старческий грим… Человек отрешённо
Раздумывал о позабывших свой страх,
На род человеческий вместо короны
Случайно одетых песочных часах.
О том, что эпоха людского величья
Прошла, не достигнув своей высоты.
О том, что забыты победные кличи
И замерли в оцепененьи мечты.
О том, что однажды все люди рванулись
К вершине, но вид с высоты испугал,
И замерли все, и к подножью спустились…
С тех пор все бегут от "чудовищных скал".
С тех пор человечество остановилось!
Живёт, как и раньше, вот только не тот
На улице год, ибо время взбесилось…
Две тысячи восьмидесятый идёт!
Ведь пройдены тропки - и даже бараньи!
-
А новых путей не нашли, их и нет.
И страшное слово "Вы… Вы… Вымиранье"
Забрезжило в воздухе. Стар наш билет!
И только бессмысленный снег, как в подарок,
Составит компанию мне. О, ворчи!
(Все люди сейчас - у своих самоваров.
Пьют чай и, бывает, жуют калачи).
Конечно же, он из прошедшей эпохи,
И здесь он - не к месту, и здесь - ни при чём!
В бессмысленном времени светлому плохо!
Становится время его палачом!
Он знал: были люди, которые вместе
Надеялись, вместе стремились к мечте.
Ему бы туда, через грозди созвездий
Прорваться и жить, словно рыбе в воде!
В театр ходить и дарить диадемы,
И в литературном кафе по ночам
Со сцены читать молодые поэмы,
И взглядом смущённым ползти по плечам…
(Не здесь я хотел бы теперь находиться!
Не в те времена, к сожаленью живу!)
О прошлом мечтал человек бледнолицый,
К разбитой русалке прильнув наяву…
И резко поднялся. Фуражку поправил.
На сером пальто приподнял воротник.
Взглянул на песок, и на снег, и на гравий,
На чёрное море, родившее рык…
Как в судорогах извивалось то море…
Как в прах рассыпались ступени под ним…
Как рос обесцвеченный дикий цикорий…
Как вновь по бульвару разгуливал дым…
Почти успокоилась вьюга. Уплыли
За окнами люди в спокойные сны,
И завтра проснутся, наверное. Или…
Ведь люди всю жизнь умирать рождены…
В огромной могиле - ночные бульвары.
На пёстрых скамейках девчонки дымят.
А изредка автомобильные фары
Врезаются в луч фонаря и - гремят.
Когда клочковатые тучи дотлеют
На кронах деревьев, то ринутся вниз,
Сиреневым инеем скроют аллеи
И станут шарфами для девушек… Бриз!
Почти успокоилась вьюга. Уплыли
За окнами люди в спокойные сны,
И завтра проснутся, наверное. Или…
Проснутся под розовым светом Луны…