предтриумфальная половина
посвящается ХХ веку

Кукушка… Не слушайте. Дейте!
Кукушка… Не слушайте! Дейте!
Все стрелы стоят на последнем деленьи.
На блюдцах часов кулачищи согрейте!
Под маятник времени киньте поленья!

Кукушка, не надо!.. Не слушайте птицу!
Кукушка, не надо!.. Не слушайте птицу!
Ну, кто-нибудь выключит эту кукушку?
А нет - я и сам раздроблю все зарницы,
Чтоб век двадцать первый распарывать пушкой!

Не примем! Не нравится новое время!
Не примем! Не нравится новое время!
О Прежняя Эра, я был тебе верен!
Скажи: и со мной, и со мной, как со всеми,
Случится? Не надо, не надо мистерий!

Наверное, поздно… Исчерпаны нервы.
И стрелки часов - на последнем деленьи.
Мне стоит лишь дрогнуть - и век двадцать первый
Со мною расправится. Нервы. Томленье…

Нам страшно! Боимся и прячемся в сердце
Срывается бесиво с бледного нёба…
А там, за окном, маршируют венерцы
По сказочно-мёртвым кровавым сугробам.

Кукушка, пожалуйста!.. Слушайте, люди!
Бросайте на ветер все чувства и деньги!
Отныне таких мракобесий не будет!
Снимите браслеты! Срывайте все феньки!

Двадцатый, послушай! Ты знаешь… спасибо…
Когда бы откинуться космами в кресле…
Когда свои чувства спасти мы смогли бы…
Бессчётные просьбы… Последнее если…

Я помню Тебя! Пред Тобой преклоняюсь.
И светится ночью Твой фосфорный идол.
Пусть в угол загонят, убьёт, не стесняясь,
Но я ни за что Твою правду не выдам!

Я помню заслуги Твои предо мною!
Ты - помнишь мои пред Тобою заслуги?
Ты помнишь, двадцатый, какою ценою
Я выпустил в космос живущих в гареме
И солнышко, жгущее пряности луга,
И чёрные дыры, хранящие время!

Ты помнишь! Ну что за гримаса? Не просто
Какой-то лелеющий власть самозванец,
А Твой проповедник и главный апостол,
А Твой покрывающий щёки румянец!

Кричи: это я ободрал весь шиповник
В Твоей заноябрьской оранжерее!
Держись: это я - оголтелый любовник
Твоей "непорочной" жены Севереи!

Кричи: это я целовал деву Еву
В раю совершенном, вишнёвом, и сладком!
Держись: это я ел с запретного древа,
Ввергая весь род человеческий в складки!

Кому как не мне заклинать о спасеньи?
Кому заговаривать страхи словами,
Когда изнутри вместо сумрачной тени
Вгрызается в мир языкатое пламя?!

Спасёшь? Ты спасёшь нас, двадцатый? Двадцатый!..
Не можешь?.. спасибо… А мог ведь когда-то..
Никчемный двадцатый: мохнатый, хвостатый…
Таким ты и был: беззащитный и гордый,
Пустивший отсчёт разрушенья в аорты…

Так и надо тебе, плешивому!
Не будешь слюнить мои лёгкие!
Я - революционными режимами
притигрю тебя запросто,
дурево гороховое!

Ты, надменный фанатик самого себя,
самовлюблённый беженец,
не поцелуешь моей крысы!
Ты, муравьёнками поверженный,
плешивеешь,
лысый!

Ты, кто выглядел
увереннее всех проституток,
грознее всех войн,
ты - взъерошенный дьяволицами
кровяной сгусток,
даже сопли мне утирать
не достоин!

Я, долбач
всех скверников фруктовых,
вымажу о тебя морду города!
Тебе - не просто быть сгустком крови,
тебе - быть умрым
миллиардными абортами!

- Я век!
- Я тоже.
- Я - оппозиция!
- Значит, будет инквизиция!..

Забастовки, революции,
битвы, войны, мщения,
бумеранговые эпидемии -
закрошены пиццею,
услащены пеньями!
А на шалости уже не хватило
времени!

По-старикански
вымыленным дожелта
Сириусным глазом
ты бежал от мата,
и вырвался на беснующиеся массы,
ропщущие нимбостроем
Императора!

По-допотоповски
идеалы масс чепуху выли,
речетворцы стали гранатомётами,
а ты -
ты искорявливался в тыле,
за ихними мордами!

Ты молился Сталину.
Ты слушался Гитлера.
Не зная, что это - только начало!
Не зная, что позже, в индустриальной ковальне,
увидеть нас обрубками мяса в повидле
тебе станет мало!

Жемчужник стал деспотом.
Стоюн - разбазарником фабрик.
Неужель ты родился на наши головы,
чтоб иноходцем
в две стопы
растоптать всех напрочь?!

Облизнувшись техночернухою,
ты,
да - ты, двадцатый,
растрощил ментальностей выбор,
и слащаво сказал:
"Видишь ли, Земля-Старуха?..
Теперь и ты Киборг!"

А увидев несуразности
и подсчитавши электричьи жертвы,
вымямлил со всей важностью:
"Извините!" -
и тебе вырубили сердце
атомное
мы, Черти!

Ты, вешний телепортатор, видел
лицо нищего горожанина,
рвущего полотна твоих зубастых капелл:
"Я те не баранина!"?..
Нет? Не успел?

Ты видел
лицо нищего,
обгладывающего обглоданную пищу,
дрожащего четырьмя зубами,
боящегося, что ты - отравишь,
и шепчущего:
"Я хочу быть любимым!"?..
Как же!
Заставишь!

Ыкнуть? Заживо
загробастать узкоглазок…
Тебе, двадцатый,
ряженый -
виселица
над судорогой новогодних плясок!
Даже рифма такая в чернилах веселится:
справедливая плата!

Целовать твою кровушку?
Пить?
Ни за что!
Целовать теперь буду твою вдовушку!
Она - моя жена
от и до…

Дошарю - что
не под рукой.
Зрей - в моей руке рученьке все Дрели Мира
и флаг-шток-фреза!
Мне ли беречь покой?
Я - Первый Егоза!

Высквознить бы самому,
да - настежь её б!
Откуда ни возьмись помощничков -
тыщи!
С сопилками-обоями, фокусники!
Склейте из оных гроб!
Сквозьсмотрящ и чрез целлюлозы
вас срыщет!

Что, симпатёнки?
Повоевать зажаждалось?
По снарядам соскучились?
Со Второй Мировой - войны не помните?
Недовольство аль синдром общественной кучи лишь?..
Что ж, позабавимся!
Зелёнкою
польём кишки
в разбомбленной
Одессы комнате!

Хочется подержать в пальцах
оружие гигантокалиберное?
Правда, да? Восторгают
сумятиц переполохи?
Да у вас же из рук всё валится!
Нажать на курок мешают
подкожных галактиколётов
блохи!

Нет! Следует словом,
подкованным вплюнуто верлибром!
Аки берег Америки
могущественней я вас!
Папуасы ли могут разить
словяным гипером?
Вам ли доверить?

Почистите языков ружья!
Ах, стоит ль?
Недосудорожившись, падаю
в разочарованную пропасть.
Выстрелю ль в гага я,
коли в дуле -
одна копоть?

Можете вы,
скверноподданные фараоновы,
и сморщи тел вытелить
своих правителей?
И сможете, скверноподданные,
рожи их раскроить
моральными ОМОНами?..

Уй! Оскулились!
А что - я, продвинутый, опечатанный,
из-за вашей чумазой прихоти
должен
вооружёнными нарядами
быть как
литературный двигатель?..

Быть? Не много Ли? Чокнуться - недосопев!
Кто я вам: торнадирующий на врагов
ваш гнев
путеводитель?!
Сами,
сами - своим же стрёкотом -
себя выдувайте в гелий
и ведите!

Фиг с вами!
Чтоб не получилось: мэн праведный -
мозгодрязговец души!
Чтоб не верили: Бох избавит нас!..
Бойтесь жрать своих же тел
муляжи!

Я сомневаюсь.
Не можете! Не приспособлены!
Быть тоннами революционных судорог???
Разве Архангел достоин
утирать сопли нам!
Кто будет Рыбьим Диктатором?
Всех чтоб трактором!

Я спокоен.
Там, где вы ещё не зрячи,
виднеется кровавое видево
плесневелой литературной анархии -
то я скачу,
всех войн Воин,
верхом на бритве
по мозгам вспаханным.

Йасам - ходьачяйарьэвольуцыйа!!!
Христарадь!!!
Куцыйа,
да тыщи -
вы - майа рать:
кто две руки,
а кто две ноги,
кто сапоги,
а кто каблуки,
кто бьодра,
кто вьодра,
а то днишьа,
а кто голенишьа!

Грезиво.
Месиво.
Бесиво.
Слезиво.
Гониво.
Звониво.
Варево.
Гарево.
Зарево.
Марево.
Дурево.
Курево.
Фурьего.
Буриво.
Хочется.
Лётчица.
Видево.
Падиво.
Грядиво.
Злить его.
Брониво.
Грязиво.
Сониво.
Князево.
Гониво.
Звониво.
Гуливо.
Дульего.
Бесиво.
Дурево.
Грезиво.
Взвесь его.
Несива.
Хочется.
Курево.
Лётчица.
Марево.
Перьево.
Зверево.
Феево.
Смеево.
Хочется.
Третьего.
Метиво.
Лётчицу.

Хвать - взять.
Сыр - here.
Cheese - грыз.
Сям - трям.

Субйейе йейе ктифъмой евомир а - перь-
эворотъ
(Мандарининъ)
все во окружэньийа.
когдамьэньаоби дил и; йа поньалъ:
всьомойойэстьэстъвоильисамоуньичьтажэньийэ
провалачнайэ.иЛивъйэвьорачнайэильипьэрьэ
вародтъ
всьэхгъкульътуръныхкъпьрьи
родъ.

Нары-
ваем
сЯ.господа!
2 коротких зВ.онкай
5 длинных.
ся.гоСпода!
Нары
ваем - аки водай
въ гейзерахъ.
АЛЬП
мандариноф альтъ.
СлушайТе, МЫ
рвёмся, и Йа -
первая Брызга.

Жутиво.
Зуд его.
Суд его.
Чудьего.
Мутиво.
Людиво.
Лютиво.
Дерево.
Кобыль галоповский.
По-допотоповски.
Свёд.
Йот.Ъ.

Помню: падал снег, чёрным он
казался ночью и казалось, что вместо
туч на небе сверкают мартовские звёзды.
помню: ветер дул, в спины дул
и почти сдувал нас с земли,
мы не сопротивлялись, ведь в Мире
было тихо, спокойно, думалось просто
о любви, о Мире, скованном столь…
Сцепленном так крепко…

ТРИУМФАЛЬНАЯ ПОЛОВИНА
посвящается XXI веку

Каким я был тогда, не знаю,
По вечерам не вспоминаю,
По вечерам я кофе пью
И песни тихие пою.

Каким я был тогда, не знаю,
Воспоминания сминаю,
Но всё же помню крепкий чай
И взгляд, цветущий невзначай.

Арабов неких помню смутно
На новогодне-изумрурном
Снегу у дома моего.
Тысячелетья рождество.

Арабов было трое. Двое,
Куря, качали головою.
А я курантов ожидал
И за метелью наблюдал.

Сосед за стенкой на рояле
Играл, фальшивя, пасторали.
Я ждал пришествия Христа.
Вокруг гудела темнота.

Забыл про свечи. Снежным блеском
За снежноблескной занавеской
Мне кто-то клятву говорил…
На языке колючих крыл.

Дитё на палубе бесилось.
На дно небес оно просилось.
И кровью тучи облились.
На гавань ниспадала высь.

Каким я был тогда, не знаю,
По вечерам я дни сминаю,
По вечерам я кофе пью
И сам себя не узнаю.

Ко мне тогда стучались гости.
Я отворил. Сказал им: "Бросьте!..
Какая радость, что вы здесь!
Без десяти двенадцать днесь!.."

Их было четверо. Бессменных,
Красивых, юных. Незабвенных…
В газетной шапке был один.
В ту ночь он звался паладин.

Клочки снежинок бородатых
Казались бутафорской ватой.
Казалось, он - совсем никто
Без хлопьев снега на пальто.

Прелестница порумянела.
В руке она держала стрелы,
На наконечниках был свет,
А за спиною - арбалет.

"Зачем нам лампа и рубильник,
Когда она - такой светильник?!" -
Подумал про себя я вдруг.
Присел на корточки: испуг!

Художник громко рассмеялся.
"Попался! - он сказал. - Попался!"
Газетный свёрток, весь в огне,
Он протянул, как шпагу, мне.

Четвёртым гостем - незнакомка
Вошла, все взгляды сразу скомкав.
Я повернулся к ней анфас
И испугался этих глаз.

И отвернулся. "Проспешите!
Не разувайтесь. Проходите!
Вот - новогодний кипарис…
А вот - и сцена для актрис."

Каким я был тогда, не знаю,
По вечерам не вспоминаю,
По вечерам я кофе пью
И песни тихие пою.

Вот - незнакомка, сняв перчатки,
Кидает в руки мне... в десятку.
Я прошептал лишь: "Чёрт возьми!"
Будильник выбил без семи.

Мне жутко стало. Отшатнулся.
Но я не спал - и не проснулся.
Вот снова - полусладкий стол.
А вот - гирляндный ореол.

Была бы шапка-невидимка -
Я был бы с ней уже в обнимку!
Пришёл бы Дедушка Мороз -
И я б сосульками оброс!

Шурша карманами, четыре
Уже прошли в мою квартиру,
За стол уселись в полукруг,
Сцепились полукругом рук.

Следили друг за другом томно,
Прижавшись к уголкам укромным,
И просто пели за столом
Про рок-н-ролл, любовь, облом…

Во всеуслышанье зевая,
Художник лил заместо чая
В стаканы крымское вино.
Я снова выглянул в окно.

Дитё на палубе бесилось.
На дно небес оно просилось.
Асфальты кровью облились.
На гавань снисходила высь.

А первый вышепнул: "Я - тайну
Познал! Твержу вам неслучайно.
Она - как скорый самолёт.
Она нам жизнь перевернёт!

Послушайте! Когда куранты
Играют бой Николы-Санты,
Молитву надо произнесть,
Благую колдовскую весть!

И будет свет. И будет счастье.
Замрут, утихнут все напасти!
Весь мир преобразится. Глядь!..
Давайте вместе повторять!"

Gon pyuson oldye nayasi
En lyuvim codin ro rajd
Zi A bizugyeg - fiansi
Rut ye yum siyamn adyol kyajd.
A dyeg gon iop riyari
Limuv larimye yad foil?
Sodop A vongye so mersi
Ja oson kinyav yuogil.

Не шелохнуться! Не разбиться!
Окоченели роговицы…
Ещё чуть-чуть - и все уснут.
Будильник бьёт без двух минут.

Сидели в красном полумраке.
Светились, будто зодиаки.
"Давайте! - Только не тяни!
Подробней всё нам объясни!"

Мурашки… Вздохи… Напряженье.
В бокалах - наши отраженья.
Ответил первый: "Болтовня!
Примите счастье от меня!"

Мурашки… Вздохи… Затаились.
Почти в снежинок обратились.
"Христос вернётся? К снегу. К нам…
Он будет - Свет? Мы будем - Храм?"

И вот: случилось. В снежном иле
Удар серебряный пробили
Часы на башне городской.
Метель глушила звук с тоской.

Дитё на палубе бесилось.
На дно небес оно просилось.
И кровью тучи облились.
На гавань ниспадала высь…

Полуразлёгшись на диване,
Сминая бархатные ткани,
Шептали заклинанье мы,
Шептали в сказочные тьмы…

A dyeg gon iop riyari
Limuv larimye yad foil,
Sodop A vongye so mersi
Ja oson kinyav yuogil.
Tuffye kyodez vrer zi cir od
Rumye fibianus deaj -
B nomez mon rioj tiy tojot
Dye eliot dujal lyuaj.

К четвёртой гостье на колени
Змея, отбрасывая тени
Причудливые на ковёр,
Взобралась, будто стриптизёр.

"Смотрите же! Пробил последний -
Тысячелетие намедни
В былое время утекло!"
Она смотрела за стекло…

И на коленях был котёнок.
Смешной. Забавный. Декабрёнок!
Тигровый. Чёрно-золотой.
Очаровашка красотой…

Зажёг все свечи. Пантомима
Омыла нас от масок-грима.
Мы снова, снова рождены!
Всё заново! Я пьян? Пьяны?

В церковных бликах вместо арий
На акустической гитаре
Гребенщикова я играл.
Играл как знал. И напевал.

В бумажной вазе - одуванчик
Поцеловать себя заклянчил.
Он весь дышал. Он весь бурлил.
В пыльцу котёнок губы лил

Под дребезжание оваций.
А мне хотелось целоваться
С кометой в новых небесах.
Я хохотал. Я был в слезах.

Я астероидной кометой
Представил незнакомку эту…
Она же - на том конце стола
Сидела сонно и цвела.

Сидела, будто бы царевна,
На шоколад глядела ревно,
Облокотясь локтем о стул.
Из губ её зюйд-ветер дул.

Затем: длинноволосый мистик
Водил над амулетом кисти,
Смотрел на плаху алтаря,
Где млела жертва января.

На лицах, льнущих к полудрёме -
Офорты счастья. В этом доме,
На колыбели-колесе,
О времени забыли все…

Вприпрыжку ночью из подъезда
Во двор все выбежали. Веста
Летела ниже красных туч,
На пятерых направив луч.

- О Человек! Летим со мною! -
Какой-то голос за спиною
Знакомо-ласковый сказал.
Мороз ей щёки облизал.

- Серёжа, ты? - спросила дева
Глухим рождественским напевом.
Но: четверо давно ушли.
Она была на дне Земли.

И на молчанье обернулась.
И вскрикнула. И отшатнулась.
И - никого. И - никогда.
Мороз щипал её уста.

А тучи вспыхнули - и звёзды…
А на плече - орёл-апостол…
И на крыльце - она, она -
Одна, и всё же не одна…

Какой-то бирюзовый ропот
Прошёл насквозь, крылом похлопав…
- Летим со мною, Человек!
Во двор спустился Новый Век.

Во двор. Во двор. Во грезиво…
Пастух. Пастух. Нечаянно…
Гирлянды. Вата. Ёлочки…
Почему мёрзлые иголочки?
Ори отчаянно!
Впиваясь в слезиво.

Динамит.
Он - гремит.
Ты - представь.
Это - явь.

Один лишь движ.
Почти не видишь занавесок,
за которыми Серёжа
метается.
Ищет.
Тебя.
Не найдёт.

Идиот!
Теперь ты Хозяйка Земли.
Твой век.
Ты ждала.
Стоишь.
Тучи - звёзды.
Близко - рядом.
Тучи-звёзды.
Назовёшь их,
Тучи-звёзды -

Дужалярум!
Ардаридю!
Йошиадхар!

А пихты - высокие горы.
Заточены снегом вершины.
На них альпинисты не скоро
Поднимутся. Сменятся днины…
А тех, кто поднимется, их ты
Окутаешь в сказочный иней…
Никто в царстве снежных актиний
Не должен узнать твою тайну,
Что горы - не больше, чем пихты…
А где-то сомлела окраина.
За окнами движутся тени.
Над крышами - небоступени.
Над крышами - небоступени…
Прошедшее - только в паденьи.

Жизнь, ты разучились жить!
Разучилась? Сомнительно… Проверим!
Лепить - крошить. Лепить - крошить.
Вочеловечить - и возверить…
Земля, ты разучились жить!
Загадочных Феерий,
таинственных мистерий
пепел - будто кляп.

Любовь?.. Дано ли мне Любить?
Вторично?.. Вряд ли… Но: проверим!
Пускать - ловить. Пускать - ловить.
Ломиться в изумрудный терем…
А кто в нём? Жизнь? Любовь?
А впрочем, чёрт с тобой: одно и то же!
Любовь - не мусор. Жизнь - не хворост…
Попробуй выстоять ещё раз!
Ведь даже эта пытка стоит затаённой веры,
что ты когда-то вновь увидишь,
она - покупка у чудовища иллюзий светлых
и укрощение загробия в тебе…

Ты встал туманным летним утром.
Забрёл на пляж.
Ты видел:
четырёх обнажённых
девушек
на конях.
В море призрачном. Туманном.
Ты наблюдал за ними с приморских скал,
а они внизу катались на конях.
На кремово-белых…
У девушек, друг дружке кричащих что-то -
тёмно-русые вьющиеся волосы…
Локоны до талии…
Одно большое облако
накрыло всё море.
Белёсо-туманное море кое-где сливалось
со слезливым туманом. Намертво…
Из волн росли ивы.
В кисти ив вплетены розы.
Лепестки плавают
по всему черноморскому шельфу.
Девушки собирают их
в сачки…
Их босые ножки раздвигают
студёнистое море прохладных цветков,
и путаются в водорослях ив.
Четыре девушки нагие на конях.
В море…

Ты увидишь их ещё раз и - поймёшь,
что любовь - не мусор. Жизнь - не хворост…
Грядёт эпоха туманных пляжей.
В густом тумане ты - как центр мира,
но ты пойдёшь по следу девушек нагих,
оставшемуся тенью на воде…
Твой пляж накроет низкая вода.
Сокровенных ив не счесть.
В них можно впутывать розы,
вынырнув из волны…
Загадывая желания, когда бьют куранты,
когда поздравляет президент,
когда пьёшь шампанское,
когда на дне бокала - вишенки,
когда в пирожках находишь монетку,
когда поцелуем задувают свечи,
когда сидишь между двумя Севереями,
а за окном падает первая снежная звезда,
и буран глазиков совращает окно,
держи булавище! И
здравствуй!

Бенгальской свечой изыскрись!
Взорвись раскалённой хлопушкой!
Младенцам и мёртвым приснись
Смешной безобидной игрушкой!

Пожертвуй собой и - собой поклянись,
И - зверствуй в кристальном эфире,
И - скручивай дудочкой высь
В созвездие Мира!

Обворожённые всхлипами зимнего моря,
Зорко смотрящие гибельный путь метеора
В море, гнались, беспокойно моргая,
Словно улитки, холмы - за прибоем.

Сонный маяк зазевелся пролётами лестниц…
Мглисто-полярною пляской воскресниц
Протуберанцы, из туч извергаясь,
Красили ночь-небеса в голубое.

Спутались льды катков с окнами пятиэтажек…
Розовый снег из космических чашек
Падал на вымерший двор самолётом.
Век обижался: и встретиться не с кем!

Скучно… А красные тучи всё ближе и ближе…
Разочарованный Век, не сердись! Погляди же!
Видишь, в том доме, восторженный кто-то
Выглянул из-за льняной занавески?!

Обледеневшие слезивом зимней полярной печали,
Монстры железные странно молчали;
Воздух звенел…