***

В Одессе пока нет снега, есть только ветер, пронизывающий до ключиц.
Ты говоришь о том, что завтра рано вставать с утра.
Я молчу, а ты, пожалуйста, не молчи,
Прощай меня каждый раз, когда сам не прав,
А если уйдёшь, оставь на столе ключи.

В Одессе пока нет снега, есть вязкий туман, горький запах горелых листьев.
Я молчу, когда мне хочется слишком многое рассказать,
От крика хрипеть, от слов твоих не зависеть.
Ты говоришь: не надо смотреть назад,
Если захочешь, просто хоть раз приснись мне.

В Одессе пока нет снега, только холодный дождь по ночам моросит чуть-чуть.
Шумно: соседи ссорятся, хмурые мамы внизу кричат.
Ты сонно водишь пальцами по плечу.
Я задыхаюсь рифмами, когда не знаю, с чего начать,
Когда не знаю, как не расплакаться - я молчу.

В Одессе пока нет снега, есть зимнее небо, но ветер ещё осенний.
И здесь у меня закончились все слова,
Остался вечер, короткая ночь с субботы на воскресенье,
Раннее утро и незастеленная кровать.

И я молчу, как будто в молчании моём - спасенье.
И я молчу о том, как тебя мне хочется целовать.

***

***

Полседьмого. Будильник громко звенит, долдонит.
Я хотела б остаться рядом: святой Мадонной,
Анисом, полынью, маком и белладонной,
Сто раз распущенным гобеленом,
Смирением, верой, щедростью, унынием, блудом, ленью,
Матерным словом, сонным простым молебном,
Западным ветром, что гонит парус.
Полседьмого. Рыжий котенок просится на колени,
Его полосатая шерсть скользит под моей ладонью.
Я хотела б остаться рядом, но просыпаюсь.
4) Выстукивать каблуками ритм ненаписанных стихотворений.
После бессонной ночи счастье становится пряным, острым.
Осень еще не в груди. Осень приходит незваным гостем,
Слегка простуженным горлом, густым засахарившимся вареньем.
Я засыпаю, и в этом сладком, солнечном ноябре мне
Тепло и просто.

***

Вот он твой город, распахнутый, как пальто,
Я согреваюсь в снежном его подоле.
Город на части рвётся, в куски, на доли,
Небом без дна, прогулками по Подолу
И ежедневной утренней суетой.

Вот он твой город, растрёпанный, как коса,
Где тишина бьёт пульсом, звенит набатом.
Город мне станет мужем, забытым братом.
Утром вернёмся в школу, завяжем банты
И не сумеем главного рассказать.

Вот он твой город, протянутый как ладонь,
Я заплетаю яркие нити улиц.
Мы здесь не засыпали, но вдруг проснулись.
Город - с утра дрожащий, спешащий улей,
Хмурый, слегка умытый речной водой.

Вот он твой город, и вот она рядом я,
Ночью нам слишком радостно, утром - тесно.
Я здесь схожу с ума и теряю вес, но
Через полгода не отличишь от местной.
Небо вздохнёт и вытечет за края.

***

Сероглазая, больше не мне за тебя молиться.
Курить на балконе холодно, в комнате слой тумана.
Мир нестареющих женщин, их невозможные лица
Смотрят куда-то вверх, крупный снег падает на ресницы
Слипшейся белой перхотью, смёрзшейся кашей манной.
Боль убаюкана серостью, лестью, вином, обманом,
Хмелем побед. Я обещаю каждую зиму сниться,
Но никогда - звонить. Не грусти. До свиданья, мама.

***

Жжёной медью раскрасив крыши пустых домов,
Осторожное солнце прячет свои бока.
Мы достигли зенита, дальше уже никак.
Жаркий шёпот, как выстрел - точно, наверняка:
"Видишь, каждый прохожий - близкий, понятный, мой".

Серебристые блики, вязкий закатный сок,
Эфемерная радость - не разбуди, не тронь.
Солнце падает в море - пенный солёный трон.
Выворачивать наизнанку своё нутро,
Выворачивать вещи, стряхивая песок.

Золотится закат, как нитка янтарных бус,
По изнанке ладони тянется красный шов.
Непослушные пряди, сломанный гребешок.
Мне так горько, смешно, безудержно хорошо -
Расскажи мне об этом счастье, когда проснусь…

***

Семнадцатый был, как первый,
Как второй, двадцатый, как тридцать третий.
Рисовал на коже пальцами, целовал запястья, не знал запретов,
Щекотал нервы,
Курил тонкие сигареты.

Семнадцатый был, как пятый,
Как круги на воде, как круги ада,
Как озноб, поцелуй на прощание, неуместная, злая радость.
Приходил в пятнах
Кофе, крови, чужой помады.

Семнадцатый был, как сотый,
Как седьмой, десятый, как ни один из.
Знал, кого я любила кроме него, с кем водилась, с кем разводилась,
Наливал сока
В водку, когда я уходила,

Всё бросал, уходил следом.
Семнадцатый был последним.

***

Это такая боль, что почти не боль -
Светлая грусть, не бремя и не печаль.
Тёмные кудри, родинка над губой,
Черный пиджак вельветовый на плечах.
"Всё, ухожу" означает, что я с тобой
Буду всегда - не может не означать…
Я просыпаюсь свежей, чужой, нагой.
Белый батон, горячий имбирный чай.
Небо к полудню выйдет из берегов,
Ворохом брызг смыв прошлое сгоряча.

***

***

Кофе горчит.
Джезва устала чахнуть под слоем пыли.
Кофе приправлено временем, сорванным без тебя,
Солью на бледном моем лице,
Сахаром жженым слов -
Это почти любовь,
Только немного другой рецепт.
Если когда-нибудь спросят, что вышло у тех ребят,
Которыми мы, может, и вправду были -
Просто молчи.

***

Давит к земле до края набитым ранцем,
Заданным сочинением об Емеле.
Валька, сосед, совсем не умеет драться,
Я не пыталась, но говорю: умею.
День Валентина - праздник, по мне, дурацкий.
Валя принес в подарок воздушных змеев.

Шустро мелькает в прядях цветная раста,
Секс вызывает радость, как в детстве санки,
Много напитков - крепких, хороших, разных.
Ближе не стоит, thank you, спасибо, danke.
День Валентина - имхо, совсем не праздник.
Валька влюбился, бегает на свиданки.

Солнце на плечи давит лимонной сферой,
Сколько же можно жарить, гореть, лосниться?
Муж уезжает завтра, я с ним - на север.
Помню чужие руки, не помню лица.
День Валентина - праздник унылый, серый.
Валик уже пять лет, как живет в столице.

Я с сыном, Валей, ласкова, неразлучна,
Сказками о Емеле кормлю на полдник.
Каждое воскресенье - отличный случай,
Время воздушных змеев, качелей, пони.
День Валентина - праздник, конечно, лучший.
Валик, сосед, должно быть, меня не помнит.

Давит к земле до края набитым ранцем.
Лезвием память - хватит, куда больнее?
Валя, сосед, совсем не умеет драться.
Те, дворовые, были быстрей, сильнее.
Я отучилась, вышла за иностранца,
Валька погиб...
У пяток река синеет.

***

Леденцовый рассвет, из снов выходить пустыми -
Без надежд и прощаний, без зова стаи.
Леденцовые дни не выбелить, не оставить
Звенящими песнями, словом, что лечит боль,
Сединой в волосах, солнцем, родинкой над губой.
Что мне делать, проснувшись: плакать, сжигать мосты ли,
Пить вишневый сироп, целовать уста ли?
Леденцовое небо с оттенком стали,
Карамельное море и сахарный твой прибой.
Леденцовые сны: в рассвет выбегать босыми,
Незнакомыми городскими бродить местами,
На чужом запястье слушать набатный бой.
Леденцовое лето, простой седовласый бог,
Облака над макушкой, молочная пена стынет.
Леденцовое небо словит, когда устанем,
Леденцовое счастье - из снов выходить с тобой.

***

Узнай этот день по лязгу чужих ключей,
По запаху кофе, что просочился в двери,
По сладкому шепоту: "Ты всё ещё уверен,
Что будешь, как раньше - пьяный, смешной, ничей?"

По дрожи чужой ладони в твоей руке,
По звону цветных серёжек, по танцу жестов.
По шёлку постелей, где жарко, темно и тесно,
По жадному вдоху после "прости, окей?"

По рюмкам абсента, если в груди саднит,
По россыпи волосков и родимых пятен.
По каждой минуте, когда ты почти что спятил,
Но так и не смог осмелиться позвонить.

По смыслу, который каждый из нас искал,
По вороху снимков, что ты нашёл намедни,
Где русые пряди блестят золотым и медным
И вьются на слишком белых моих висках,

А пальцы укрыты мелкой цветной пыльцой…
По косам пустых аллей, по дыханью улиц,
По сонному скверу, где я засмеюсь, целуясь
И где не сумею вспомнить твое лицо.

***

Твое имя не спеть, не увидеть в святцах,
Не вдохнуть, не вымолвить без оглядки.
Без тебя так нелепо, легко смеяться,
Хмель несказанных слов засыпая в грядки -
Мир становится пьяным, безвольным, шатким,
Что угодно может сегодня статься.

Твое имя не спеть, не разбить на строчки,
Не скурить, не выпить - вколоть, как дозу,
Как таблетку от счастья и, между прочим,
Встать, уверенно броситься под бульдозер.
Я люблю делать тесто сухим, песочным,
Засыпать под утро в нелепой позе.

Твое имя не спеть, не найти, не встретить,
Не читая, сжечь, прошептать под ливнем.
Ты - не первый, двадцатый, сто сорок третий.
Ты - единственный, сонный, неторопливый.
Без тебя так легко, так нелепо бредить
И так сложно видеть себя счастливой.

***

Мой друг, ты там был, за стеной из столетних сосен,
За грузом больничной койки, за лязгом ворот бывал?
Тогда расскажи хоть немного, чуть-чуть про осень,
Про то, как под нею стынет река Нева.
Про то, как уходят птицы, сбиваясь в стаи,
Как движется сонный поезд по кругу станций.
Про то, что останется, если меня не станет,
Ведь что-то, хотя бы что-то должно остаться?
Мой друг, расскажи про небо, про боль, про память,
Про снег, про надежду или о чём ты хочешь,
А лучше скажи, как страшно бывает падать,
Теряться в огромной массе безликих прочих.
Как ветер звенит в руках, зарываясь в пёстрый
Рисунок прохожих, как светит солнце без киловатт.
Ведь ты же там был, за стеной из столетних сосен,
За грузом больничной койки, за лязгом ворот бывал…

Мой друг, ноябрь оказался невзрачным, седым, белесым -
Совсем не таким, как ты его рисовал.

***

Семнадцатилетняя Верочка: ленточки, юбочки, ободочки.
Целовать ее шею, на палец накручивать каждый локон -
Хмельная любовь на ощупь.
Когда-то я спал с ее мамой, теперь соблазняю дочку.
Сигареты, женщин и чай всегда покупаю блоком -
Так жить веселей и проще.
Ненужные мысли и чувства смываю водой проточной
Или морской, когда сердце рвется, бьется и кровоточит.
Как правило, ночью. Точка.


***

Говорить, что семнадцать, даже когда за тридцать,
Говорить о любви, самой же себе не веря,
Говорить о надежде, что сероглазой Вере
Давно неизвестна,
Ведь каждый, кто рядом, рыцарь
И каждый, увы, неверен.
Под вечер у сердца морская вода струится.


***

Держать ладони твои ладонями,
Рассыпать волосы по плечам.
Такая нежность внутри бездонная,
Что я не знаю, с чего начать,

Что я не знаю, что будет после, но
Какая разница: счастье, быт?
Сначала только казаться взрослыми,
А дальше, нехотя даже - быть.

А дальше - жарко, светло, неистово
Любовь, как камень, носить в груди.
Такая нежность внутри - не выстоять:
И ни остаться, и ни уйти

В закат, из солнечных нитей сотканный,
Да в небо - синего шёлка гладь.
Ловить улыбки и взгляды сотнями,
Смешные искорки карих глаз.

Разбавить солнцем густые сумерки.
Ладонь к ладони, глаза в глаза.
Такая нежность внутри безумная,
Такая радость - не описать.

***

Изморозь на окне.
Я не привык
К шепоту птиц, садящихся на карниз.
Прошлый июль забрал тебя и принес бронхит.
Я напишу стихи,
Ты, не читая, скажешь, что неплохи.
Только, увы,
Времени больше нет,
Время, как птицы, что улетают вниз.

***

А я на неё гляжу - и весь мир глядит,
И что-то такое теплится у груди,
Что нет ничего ни раньше, ни впереди -
Одна только неба синь.

Прозрачное солнце, мартовский талый снег.
Кто знает, как я хотел бы остаться с ней
На сколах чужого счастья, в бреду, во сне -
И большего не просить,

И большего не искать, не хотеть, не ждать.
В разгаре апрель, стекает к ногам вода,
А я на неё гляжу - и внутри беда
Сердечную рвёт броню.

Вновь мерить шагами твёрдый земной гранит,
Две тысячи лет рождаться и хоронить.
Она говорит мне: "Господи, сохрани",
А я ведь и так храню,

Пока тот, другой, целует её в уста
И в ней под её рукой отступает страх.
Закончился май, кто знает, как я устал,
И стоит ли это знать -

Вареньем из спелых вишен в груди бродить?
Она не одна, а я, как всегда, один,
Но я на неё гляжу - и весь мир глядит.
И в мире опять весна.