"ЛЁЛЯ ХАДАША" (1)

Осторожно прикрыв входную дверь, Лелька сняла туфли, чтобы не стучать каблуками, и на цыпочках прокралась в свою комнату. Облегченно вздохнув, она протянула руку к выключателю и вздрогнула, услышав голос матери
- Ну что, явилась, ночная бабочка?!
Наталья Павловна в халате, наброшенном поверх ночной рубашки, сидела в кресле у окна и очень напоминала привидение.
- Мама, - с упреком сказала напуганная Лелька, - когда ты, наконец, перестанешь меня воспитывать? Позволь тебе напомнить, что я уже давно выросла и два раза успела побывать замужем, а ты отчитываешь меня, как школьницу. Какая же я "ночная бабочка"?
- Вот-вот, - согласилась Наталья Павловна, - тебе, дуре, лет под то самое место, на котором сидят, а ты туда же…
- Мама, почему бы тебе не пойти к себе? Спать пора. - Лелька уселась на диван и с наслаждением вытянула гудевшие от "шпилек" ноги.
- Пока ты шлялась неизвестно где, приходила Сонька. - Наталья Павловна протянула Лельке записку и, видя недоуменное выражение на лице дочери, пояснила, - ну Сонька Шойхет, забыла что ли?
- Нет, не забыла, что ты! - Лелька развернула листок.
Как можно было забыть Сонечку Шойхет, единственную Лелькину подругу. Сонькина семья жила в маленькой комнатушке, пожалуй, самой маленькой в их огромной коммуналке. Лет шестнадцать назад, почти сразу после смерти бабы Поли - Сонькиной бабушки, Сонька уехала с родителями в Израиль. Поначалу девочки переписывались, но потом Сонька как в воду канула. Во всяком случае, на десяток последних писем Лелька ответа не получила, и сама писать перестала.
- А с кем она приехала, с дочкой или одна? И где она остановилась?
- С дочкой приехала, как ее… Имя такое мудреное. - Наталья Павловна достала из кармана фотографию.
- Рейчел, - напомнила Лелька, рассматривая снимок, с которого ослепительно улыбалась темноволосая красавица, ничего общего с Сонечкой Шойхет не имеющая. Красавица обнимала за плечи девочку-подростка с невероятным количеством сережек в ушах.
- Верно, Рейчел. Рахиля, стало быть, по-нашему. Я у нас их оставляла, но Сонька отказалась, сказала, что они в гостинице остановились - у них, мол, так принято.
- Выросла как Рейчел, совсем взрослая! Ей ведь пятнадцать в этом году исполнилось.
- Да, и не говори - вполне половозрелая… особь женского пола. В носу - кольцо, губа - проколота и в ней тоже кольцо, в пупке - серьга… Я ее спросила, не удержалась, насчет… - там-то что, неужто тоже кольцо? - Наталья Павловна осуждающе покачала головой.
- Мама! Ну, как ты могла? Дети сейчас все на этом помешаны. Обиделась, наверное?
- Кто? Рахиля? Какой там! - махнула рукой Наталья Павловна, - даже и не посмотрела на меня, все жвачку свою жевала. Вся в наколках - ну чисто зэчка.
- Мама, иди-ка спать, а то ты такую чушь несешь, слушать не хочется.
Лелька выпроводила маму из комнаты и еще раз взглянула на фотографию. Да, где же ты, Сонечка Шойхет? Где твой миленький веснушчатый носик, где копна каштановых волос, вьющихся "мелким бесом"? У этой красотки на фото носик был идеально прямым, а длинные гладкие пряди с эффектом "выгоревших волос" спадали на обнаженные плечи. И - ни единой веснушечки! Это у Сонечки-то!
А Рейчел?.. Ну что же, возраст, видимо, такой, трудный, все они в этом возрасте чудят… Хотя,… Лелька вспомнила себя, когда после школы ей пришлось работать продавцом на оптовом рынке - тут уж не до самовыражения. Однако все обошлось. Правда, личная жизнь так и не сложилась ни с первым, ни со вторым мужьями.
Она долго не могла уснуть, перебирая в памяти детские годы. Вспомнилось, как Сонечкина бабушка тетя Поля кормила их вкуснейшими пирожками со смешным названием "уши Амана"
(2). Кто он был, этот Аман, Лелька тогда понятия не имела, знала только, что пирожки эти тетя Поля пекла на какой-то праздник. А когда на стареньком примусе в общей кухне тетя Поля готовила "рыбу фиш" (Лелька еще смеялась тогда: рыба рыбная?), аппетитный запах наполнял всю огромную коммунальную квартиру. Но больше всего Лелька любила янтарный куриный бульон с хрустящими бульками (так тетя Поля называла мондалах - шарики из теста, обжаренные в масле до золотистого цвета).
Лелька с ужасом посмотрела на часы - светящееся табло показывало четверть пятого. А завтра встать нужно пораньше - в записке Сонечка приглашала приехать в гостиницу, где они остановились. "Что бы такое надеть, поприличнее?.." Лелька начала мысленно перебирать содержимое своего шкафа и незаметно уснула.
В небольшом ресторанчике на первом этаже гостиницы было многолюдно и шумно. Еще бы - до моря каких-то метров сто, а курортный сезон в самом разгаре, середина июля все-таки. Давно уже были рассказаны друг другу новости свежие и не очень, Наталью Павловну отправили домой на такси - Сонечка настояла, хотя та порывалась поехать на трамвае. Рейчел отправилась на гостиничный пляж, она и за столом-то откровенно зевала, скучно ей было слушать мамину подругу, а уж эту несносную бабку она сразу невзлюбила. Соня и Лелька, оставшись вдвоем, продолжали говорить, вернее, говорила в основном Соня, а Лелька слушала ее, рассеянно кивая.
- Ну подумай сама, разве так можно жить, как вы живете? Ютитесь в коммуналке, ты вкалываешь сутками за копейки. О маме подумай, она же на несколько лет моложе моей, а выглядит дряхлой старухой. А моя, как вышла на пенсию, весь мир объездила. Вот и сейчас, в Швейцарию укатила. Решайся, Лелька. Насколько мне известно, мать Натальи Павловны - твоя бабушка, была еврейкой, ведь так?
Лелька утвердительно кивнула.
- Значит, с выездом проблем не будет. Что тебе здесь терять?
- А мама? - Лелька и представить себе не могла, чтобы Наталья Павловна согласилась уехать в Израиль. Во всяком случае, реакция ее на отъезд соседей была самой негативной.
- Вот странная! Да она тебе только благодарна будет, а может, со временем и ее перетянешь. Устраиваются же люди как-то, находят лазейки. И ты найдешь; будешь ты там "Леля хадаша", - рассмеялась Соня.
- Сонечка, а может мне сначала стоит в гости приехать? - неуверенно спросила Лелька, - посмотреть все, а вдруг мне не понравится…
- В гости? - улыбку с Сониного лица как ветром сдуло, - не потянешь, мотек
(3), слишком дорогое удовольствие. К тому же, если вызов я буду делать, мне залог вносить придется.
- Какой еще залог?
- Кругленькую сумму, и пока ты не покинешь страну, мне ее не вернут. А если проблемы какие-нибудь возникнут, виза просрочена или с полицией трения, так я вообще денег не увижу.
- Да что ты, Сонечка?! - Лелька крепко обняла подругу. - Разве я могу тебя подвести? И потом, я же могу работу найти, зачем же мне на шее у тебя сидеть.
- Можно, конечно, - усмехнулась Соня, - горшки выносить в доме престарелых или квартиры убирать. Многие ваши так устраиваются, два-три никайона
(4) тянут.
Лельку неприятно резануло слово "ваши", но она промолчала.
- Только имей в виду - там вкалывать надо! Никто тебе за "просто так" платить не будет, это не "совок".
- Я работать умею и никакой работы не боюсь, если ты не забыла. - Лельке даже обидно стало.
- Ладно. Бэйсэдэр
(5)! Я постараюсь.
Спустя три с половиной месяца после этого разговора, Лелька спустилась по трапу самолета в аэропорту Бэн-Гурион и попала в довольно прохладные объятия школьной подруги. Соня вела машину уверенно, так, будто бы с пеленок только этим и занималась. Путь их лежал в Рамат-Ган, и Соня успела изложить план Лелькиного пребывания на Святой Земле.
- Домработницу я уволила, слишком возомнила о себе, олимка
(6), а тут как раз ты подоспела. И знаешь, как здорово я все придумала? Будешь работать у меня - никакой работы тебе искать не надо. Жить будешь в комнате для прислуги. Ты не думай, это только название такое, а на самом деле - комната большая, светлая, с мебелью; туалет и ванная свои, отдельные. По сравнению с твоей каморкой - шахский дворец.
Лелька слушала невнимательно, все больше глазея по сторонам.
- Сонь, это что? Фикусы? - взвизгнула она, заметив деревья со знакомыми листьями. Они что, здесь прямо на улицах растут? А это что, неужели бананы?
- Подумаешь, нашла чему удивляться, - равнодушно пожала плечами Соня. Не отвлекайся, слышишь? Так вот, платить я тебе буду десять шекелей в час, заметь - это очень много, обычно вашим платят шекелей шесть-семь. В день получается - сто шекелей, но за питание, воду, свет, телефон буду высчитывать, понятно?
До Лельки, похоже, только сейчас дошло, что, хотя и бывшая, но все равно лучшая и единственная подруга нанимает ее на работу.
- Сонечка, да я бы тебе и так помогла, зачем платить-то?
Соня поморщилась:
- Оставь, пожалуйста, свои совковые замашки. Тут другой мир, другая жизнь, понимаешь? Я в твоей помощи не нуждаюсь, я в состоянии тебе заплатить. - Заметив, как обиженно дрогнули Лелькины губы, Соня чуть мягче добавила, - не обижайся, так все делают, и это правильно.
Прислуга из Лельки получилась вполне приличная, хотя поначалу она была насмерть перепугана обилием бытовой техники в доме Сони. Из знакомых ей бытовых приборов был только пылесос, да и тот, подлец, при попытке воспользоваться им, удивил Лельку отсутствием мешка для пыли. Вместо этого у него имелся небольшой контейнер, куда заливалась вода. Но постепенно Лелька освоила всю премудрость управления бытовой техникой, и в доме воцарились чистота и порядок. У нее был даже выходной, начинался он в пятницу после обеда, а заканчивался в субботу. Лелька смогла выбраться и в Иерусалим, - уж очень хотелось там побывать; и в Хайфу, где ей очень понравилось, и к реке Иордан… Но больше всего Лелька любила бродить по шумным арабским базарам. Она чувствовала себя так, будто бы попала в сказку из "Тысячи и одной ночи". Соня ее увлечений не разделяла, да и отношения между ними сложились, как и должны складываться отношения между хозяйкой и прислугой.
Совершенно неожиданно Лелька подружилась с Рейчел. Девочка оказалась очень дружелюбной и доверяла Лельке сердечные тайны, взяв с нее обет молчания: "Маме - ни слова!" Рейчел делилась с ней самым сокровенным, и Лелька всегда внимательно выслушивала ее, давая иногда кое-какие советы. Однажды Рейчел пришла с прогулки заплаканная и против обыкновения не заглянула на кухню, где Лелька как обычно возилась у плиты. Поздно вечером Лелька осторожно постучала в комнату девочки.
- Можно войти, Рейчел?
Ответа не последовало. Тогда Лелька тихонечко приоткрыла дверь и увидела, что Рейчел, уткнувшись в подушку, горько плачет. Лелька подошла, молча обняла девочку, и та, обхватив Лельку за шею, прошептала сквозь слезы:
- Скажи, Леля, я - красивая?
- Конечно, маленькая моя, ты самая красивая! - ответила Лелька, гладя Рейчел по голове.
- Да нет, я не о том… Я понимаю, для тебя и для мамы - да, а вот для мальчика… В меня можно влюбиться?
- Конечно можно, глупенькая. И, поверь мне, очень скоро так оно и будет - в тебя влюбится самый лучший парень на свете!
- Правда? - Рейчел всхлипнула, - а я думала, что никто меня не полюбит. Мне ведь скоро шестнадцать, а я еще даже не целовалась ни разу по настоящему… Леля, а ты меня очень любишь?
- Что за вопрос, солнышко? Конечно, люблю
- А мама говорит, это потому, что у тебя своих детей нет. Ой, прости, прости пожалуйста, я не хотела тебя обидеть.
Рейчел еще крепче обняла Лельку и вскоре уснула, успокоенная. А Лелька потом долго не могла уснуть, пытаясь разобраться в себе, в своих чувствах к Рейчел. Она действительно всей душой полюбила эту взбалмошную и колючую девочку, безошибочно угадав под внешней грубостью и заносчивостью доверчивое ранимое сердечко. Оттого ли это произошло, что своего ребенка не было или по каким-то другим причинам, Лельке было неважно. Рейчел стала для нее и дочерью, и, как ни странно - подругой. Ведь только ей Лелька могла теперь рассказать то, о чем Соне уже никогда бы не рассказала.
Приближалось девятое января - день рождения Рейчел, и Лелька никак не могла придумать, что бы такое ей подарить. У Рейчел было все, о чем только может мечтать девочка в ее возрасте. Зная об ее увлечении тату, Лелька решила оплатить дорогую цветную наколку в виде дракона с огромной огнедышащей пастью. Девчонка была на седьмом небе от радости. Дома она гордо продефилировала перед Соней с оголенным плечом, где и разместился красавец-дракоша, и умчалась в свою комнату. Соня же пришла в ярость.
- Ну, мать, ты даешь! Я тебе деньги наличные зачем выдавала? На карманные расходы. А ты на что тратишься? Да и где это видано, чтобы прислуга делала подарки детям хозяев?!
- Я не прислуга, Соня, - побледнев, возмутилась Лелька.
- А кто же ты, позволь узнать? Может быть, английская королева здесь у меня посуду моет? Королевские подарки моей дочке делает, а я и не знаю, что сказать, Ваше Величество. - Соня склонилась в издевательском реверансе. - Деньги транжиришь? У моей дочери есть все!
- Мне хотелось девочке сделать приятное, что в этом такого? Да и не твое это дело, на что я трачу свои деньги.
- Нет, дорогая, это как раз мое дело. Я же для тебя стараюсь, как ты понять не можешь? Что у вас, у русских за манеры такие, вечно лезете со своей душой нараспашку.
Лелька встала, вышла на кухню и принялась загружать грязную посуду в машину, но Соня не унималась.
- Чего ты фыркаешь? Подумала бы лучше о своей матери. Учти, будешь и дальше так себя вести - никогда не приживешься здесь. Мало ли что было когда-то! Сейчас это не имеет значения. Подругами мы были "там" и в детстве, пойми! Нет, странный вы народ, "совки".
Лелька достала моющее средство, залила его в дозатор и запустила машину. Затем, резко развернувшись, спросила:
- Давно ли ты перестала быть "совком"? Видимо, давненько, а может, память у тебя короткой оказалась. Иначе, ты бы не забыла, как мы жили в одной квартире, как ездили к моей бабушке на дачу, … А еще ты бы не забыла наш двор, нашу улицу. Плохо тебе тогда жилось, Сонечка? Отчего же ты ревела белугой, когда уезжала, а? Отчего письма мне писала на полтетрадки? Теперь я понимаю, почему ты вдруг замолчала - ни одного письма, - в израильтянку превратилась.
- Хватит! Устроила мне здесь вечер воспоминаний. - Соня отвернулась и подошла к окну, чтобы скрыть непрошеные слезы.
- Да нет, Сонечка, ты послушай. Может, и вспомнишь свою жизнь в "совке"; конечно, в ней было и плохое, но хорошего, светлого было куда больше. Так зачем же ты открещиваешься от своего прошлого, ведь это твое детство, твоя юность, Соня. Стыдно тебе, что ты из "совка"? Только, чего же здесь стыдиться?
- А ты думаешь, мне легко здесь было. Это Рейчел моя - сабра
(7), а я была "оля хадаша", тебе не понять, что это такое. Я была такая же дура, как и ты, тоже бегала со своей русской душой нараспашку. А мне говорили: убирайся в свой занюханный совок, жидовка. Это я сейчас поумнела, а тогда мне очень тяжело было. Вот я и хочу, чтобы ты сразу знала, как здесь надо вести себя, иначе - в люди не выбиться.
- Ладно, Соня, - Лелька подошла к подруге, обняла ее и вытерла выступившие слезы, - через три дня я уезжаю, ты там вычти все, что я должна тебе. Спасибо тебе, несмотря ни на что. А с переездом повременю, - вряд ли я приживусь здесь.
- Я хотела спросить у тебя, что тебе в подарок купить? Или, может деньги лучше? - Соня отстранилась, но тон был совсем другим, примирительным, даже заискивающим.
- Нет уж, Сонечка, лучше что-нибудь купи; все равно что - я буду рада любому подарку, память все-таки, - Лелька вздохнула, - слушай, я завтра не пойду в ресторан, хорошо? Ну что я там буду делать?
Соня пожала плечами:
- Мне все равно. Но вот Рейчел… Она может обидеться. Знаешь, я даже ревную немножко ее к тебе. И почему ты не родила себе ребенка, ведь была возможность. Из тебя бы вышла замечательная мама. А в ресторан тебе придется пойти, я себе представляю, как Рейчел отреагирует на твой отказ".
И действительно, Рейчел чуть не расплакалась, поэтому Лелька пошла. Гостей было очень много - в основном друзья и подруги Рейчел, но были и знакомые Сони. Ави, отец именинницы, приехал с опозданием, поздравил дочь, что-то сказал Соне и уехал.
Почти весь вечер Лелька просидела за столиком, наблюдая за гостями. Все веселились от души, вот только одна девушка почему-то не принимала участия во всеобщем веселье и тоже сидела одна за соседним столиком. Лелька встретилась с ней взглядом, и ее поразили глаза девушки, совершенно безжизненные, пустые. Девушка встала и направилась к выходу, и тут Лелька заметила под столиком оставленную ею сумку. Она окликнула девушку, но та лишь ускорила шаг, хотя музыка в этот миг не играла, и крик Лелькин она наверняка слышала. Лелька еще раз посмотрела на сумку, и тут в голове у нее что-то щелкнуло, словно сложилась недавно виденная ею картина: автобусная остановка, кем-то забытая сумка, взрыв… звон разбитых стекол, черный дым, крики раненых, кровь… Лелька тогда находилась как раз на остановке, - ждала автобус, чтобы поехать в гости к маминой бывшей сотруднице, которая теперь жила в Израиле. Страшная догадка пронзила Лельку. Она вскочила из-за столика, но в этот момент к ней подбежала Рейчел.
- Пить хочу, Леля. Налей мне, пожалуйста, вон тот сок, манговый.
Лелька, что было сил, толкнула девочку на пол и сама упала сверху, закрыв ее собственным телом. Раздался взрыв, и весь зал заволокло черным густым дымом. Все повторилось, как на той картинке: звон разбитых стекол, крики, кровь… Только ничего этого Лелька уже не слышала… Не слышала она и Сониного крика, и того, как Рейчел рыдала, обнимая бесчувственное тело "Лели хадаши".
Пять лет спустя в уютной светлой палате родильного дома лежала темноволосая смуглая девушка с татуировкой на плече в виде дракона. Рядом с ее кроватью стояла детская кроватка, и там сладко посапывала смугленькая малышка. Дверь в палату открылась, и Рейчел (конечно же, это была она) приложила палец к губам.
- Тсс-с… Только уснула.
- Опять мы не успели на кормление, - светловолосый высокий парень присел на кресло. Соня осталась стоять у двери.
- Ты уже решила, как назовешь девочку? - спросила она и в тот же миг, встретив взгляд дочери, поняла, что можно было обойтись и без этого вопроса.
- Конечно, мама, - улыбнулась Рейчел, - ты правильно подумала. У нее уже есть имя - Лелька. И, по-моему, оно ей очень-очень нравится.

Людмила Шарга


_______

1 - Здесь и далее игра слов: оля хадаша - репатриантка (иврит)
2 - "Уши Амана" - гоменташен. Треугольные пирожки со сладкой начинкой, которые пекут на еврейский праздник Пурим.
3 - милая (ивр.)
4 - уборка квартир, помещений (ивр.)
5 - О.К. Хорошо (ивр.)
6 - искажённое от оля хадаша (ивр.)
7 - уроженка Израиля, местное население (ивр.)