МАРИЯ МАЛИНОВСКАЯ


В САМЫЙ ТЁПЛЫЙ ПЛЕД


***

Отпускаю объятия вдаль,
Со слабеющих рук отпускаю…
И звенят, как чистейший хрусталь,
И трепещут, как пена морская.

Отпускаю в чужие края,
Чтобы немца спасти, двоеверца.
В них и запах, и ощупь моя,
И тепло, и биение сердца…

И летят невесомой волной
Над огромной холодной Россией…
Обернись он самим Сатаной -
Обниму и согрею Мессией.

Что наветы, что тысячи миль,
Что лишения, маки, росинки
И сухая дорожная пыль
Той, что издавна в белой косынке?..

И за тысячи миль обниму -
Необузданна сила мирская.
Зарыдает - поймёт, что ему
Вековые грехи отпускаю.


***

Ясное имя твоё, купола,
Речка, сосонник, мансарда,
Хлебников… Знаешь, а я ожила
С этого страшного марта.

Оба мы ожили! Рады грошу,
Вволю себя побалуем:
Ты одержимый - но я одержу
Губы твои поцелуем!

Страшная дань бесприданной весне,
Скорость, беспамятство или
Хлебников!.. Знаешь, а если бы не…
Как бы мы счастливы были!

Ожили оба… И ты наяву
Скоро подержишь победу
За руку!.. Знаешь, а я не в Москву -
К речке, к сосоннику еду…


***

Был дом на свете. Есть он и сейчас.
Я под его стеной стояла долго.
К ней мчалась годы - и стояла мчась,
Летя в оцепенении осколка.

И я стояла под его стеной
Осколком, не умеющим вонзиться
В звонок дверной, в простой звонок дверной,
На остриё глядящий, как зеница.

Был дом… И есть… Завещанный не мне.
Но знала, равнодушно уезжая,
Что жизнь моя стоит в его стене,
А за стеной, а в доме - жизнь чужая.

А за стеной… Что было там? Бог весть…
Дань прошлому - одно из суеверий.
Ведь что бы ни было - оно уже не есть…
И нет меня у отпертой мне двери.


***

Расту, как после бранной сечи
Хлебнувший кровушки сорняк.
В церквях упорно ставлю свечи
За висельников и дворняг.

Болею - и спасаюсь этим:
Творить нельзя, когда здоров.
Оправдываю тех воров,
Кто носит краденое детям.

В привычных ямбах не пою -
Блаженно, дико отпеваю…
Отцом Сократа называю
И ненавижу мать свою.


***

Все традиции стали нестрогими,
Развлекаюсь великим трудом:
Заметаю напевами, строками
Твой ни разу не виденный дом!

Так чудно, так настырно, так молодо
Ворочу застарелую речь,
Пробавляюсь у зимнего холода,
Осиянно встаю из-за плеч…

За тобой, как рассказывал, по лесу
Незаписанной рифмой лечу!
Изменяю бесплотному голосу -
И дрожа прижимаюсь к плечу!..

Отдаюсь поэтическим гульбищам,
Цепенею, предчувствую крах…
Но в каком-то нечаянном будущем
Ты закружишь меня на руках!


***

Разразилась тьма зачатием…
Разродилась тьма исчадием…

Ищет мать - кругом темно,
И пришло ко мне оно

Грудь сосать безгубой ревностью,
Грудь сосать беззубой древностью.

Нет младенчества древней,
Чем у тьмы и тех, кто в ней.

И сосёт, и льнёт, и ёжится,
На загривке ходит кожица.

Крохотное существо -
Но не одолеть его.

И стенает, горе кликая,
Эта ревность безъязыкая.

Горе пятится, дойдя:
Знать, не по нему дитя…


***

Своего ребёночка
Заверну тихонечко
В самый тёплый плед.

Брошу из окошечка,
Постою немножечко
Да пойду вослед.

Громче плачь, ребёночек,
Не жалей силёночек,
Исключений нет.

Бросить недоносочка,
Бросить недоросточка
Вынужден поэт.

Светит ночь-охранница,
Оземь ударяется
Жёлтенький пакет.

Бьётся время, тикая,
И ступаю, тихая,
В уличный просвет.


***

Ни лишнего слова, ни лишнего жеста -
Попробуй хоть что-то сказать невпопад!
Родное, блаженное, жуткое место
Мой маленький… крохотный… ласковый ад!

Здесь каждый обязан поддерживать пламя
Ладонью! Иначе отныне и впредь
Не с нами! - а если ты будешь не с нами,
Гореть тебе в пламени, ох как гореть!

Со всех семерых прегрешенья снимая,
Ладоней отнять не могу от костра! -
Единственно, неисчислимо восьмая -
Любовница? Гостья? Хозяйка? Сестра?

Здесь каждый другой - и один прокажённый,
Фагот перевёрнутый, прежний Сократ…
Не в гости меня и не в сёстры - а в жёны! -
Ждал маленький… крохотный… ласковый ад!

Ни лишнего слова, ни лишнего жеста,
Мой слог не по-девичьи скуп и остёр!
Приветствую ад, нехристова невеста, -
И, как на алтарь, восхожу на костёр!


***

А я топлю в себе щенка…
Идёт отчаянная пляска!..
Топлю тоску: восторг и ласка
Погибли прежде - от пинка.

И бьются, бьются, бьются лапки,
И кверху рвётся голова…
Как я сама ещё жива
С душой безумной старой бабки?..

Топлю щенка… Из-под воды
Ещё как будто смотрят глазки…
Но после это страшной пляски
Останутся твои следы!

Твои следы… да клочья ила…
И всё убила. Я чиста.
И лишь с нечистого листа
Прочтёшь о том, что прежде было.

…А я, дождавшись дня, когда
Во мне утопится старуха,
Прощусь с тобой предельно сухо -
И в третий раз плеснёт вода.


***

Я теперь осторожно хожу:
Мне всю жизнь положили к ногам.
Ни свернуть, ни ступить за межу -
Всё она… и любовь по бокам…

Мне всю жизнь положили к ногам,
Всю мужскую свободу, весь труд…
Что бесценно, то чуждо торгам,
И взамен ничего не берут.

Но забудет ли смерть о долгах?
Но предаст ли себя грабежу?
И не видит лежащий в ногах,
Что пред ним на коленях хожу…


***

Иду за Вами - как за пастырем -
Открыто режущим овец -
Не покажусь - хоть оба царствуем -
И режем - оба - наконец.

Иду за Вами - как разбойница -
Любуясь и забыв напасть -
И пусть никто нам не поклонится -
Но все признают нашу власть.

Иду за Вами - как по наледи -
С трудом иду - теряю след -
А Вы - читая - не узнаете -
Что это - Вас - любил поэт.


***

Не нужно иного удела:
Блажен неприкрытый грабёж,
Когда раздвигаешь мне тело
И выйти в объятья даёшь,

Когда забираем по праву
Всё самое кровное вплоть -
До крови, на что нас кроваво
Ограбил бесплотный Господь.

На нежность ограбил, на чаши,
На губы, на дрожь, на глоток,
На целую жизнь - и легчайший,
Ещё неземной завиток…

Расправившись, Аве Грабитель
Добычей счастливой такой
Наполнил святую обитель
За твой же невечный покой…

И вот по церквам и соборам
Родные объятья краду,
С тобой, не легендой - а вором
Не славу делю - а беду.

Но мы не признаемся людям
В блаженнейшей этой беде -
И просто уйдём - не засудим
Кого-то на Страшном суде…


***

Последую за ним на Валаам
Немногим, что пока ещё не там, -

Вот этим зыбким образом своим,
Который здесь всё меньше уловим.

Я с ним давно! Я вечно с ним! Я с ним!..
Вне всех обетов, постригов и схим!

И всех святых ему светлей стократ
Ломавшая иконы с криком "Брат!"

Всё, что осталось от его сестры,
Разбитое, немое до поры…

Всё горе, горе… нежность посреди…
Коса, и платье, и… "Не уходи!"

И на запястье чётки в два ряда -
Те самые - от брата - навсегда…

На постриге - не выпущу - слезу:
Сама, без слёз рыдая, поползу.

Свершится постриг мой - в его сестру!
И я для мира, как и он, умру,

Не веря ни хуле, ни похвалам -
Безмолвно воздаётся по делам.

Он ангел мой - и будет мной храним…
Последую…
Последую за ним…

Последую за ним на Валаам.


***

Могу не вернуться… Не правда ли, странно?
Для нас… А для жизни - и смерти - отнюдь!
И вдаль уношусь! Я не слово с экрана, -
Но если не слово, то можешь вернуть…

Я слава тебе… Я от мира - иного…
Молитва! проклятие! благо! скандал!
И то, что, боясь быть обманутым снова,
Ты поздно… но всё же в себе угадал…

И вдаль уношусь! - растревожено зная:
Ты страх переборешь - и бросишься вслед!
И брошусь навстречу, родная, земная,
Порву и ненужную связь, и билет!..

Опомнится небо июльским рассветом…
И поезд прибудет… Назло временам
Глагольным! - тот миг до поры лишь неведом -
Он в будущем длится и движется к нам!

Но если я прежде… то сирую лиру
Хоть раз оживи отзвучавшей игрой.
Останься моим… Посвящённым. И миру
Ту самую Светлую Тайну открой…


***

Заросла, затянулась прореха…
И замолкло последнее эхо
В перебоях ругательств и смеха
И смешении тел.

Звездопад был сухой, как иглица,
В полумраке бледнела столица,
Холодея, просил помолиться
И к чертям полетел.

Как он падал… Вы помните это?
Как за ним выбегала, раздета,
Вся в прозрачном волнении света,
Чтобы только спасти…

И метнулся в испуге нелепом,
И растаял, и будто над склепом,
Я стояла, поникнув, над небом
Со спасеньем в горсти…

И вы тоже, вы тоже стояли!
И никто не играл на рояле…
И на флейте… Не спорил в запале…
Но остался запал.

Разошлись. И по дури весенней
Позабыли своё потрясенье.
Знать ему в том и было спасенье,
Что отсюда пропал.


***

Страшно быть ребёнком, даже хуже,
Чем в тюрьме - оттуда хоть бегут.
Годы беспросветнее и туже
Самых тяжких, самых крепких пут.

Жутко быть ребёнком, просто дико,
Если бьётся женщина внутри...
Ты не хочешь, ты не слышишь крика -
Ну, тогда хотя бы посмотри...

Посмотри, с какой бессильной силой
Рвётся из невыросшей груди...
Ну, прошу, прошу тебя, помилуй,
Страшно быть ребёнком, пощади...

Выпусти безумную, святую!
Что ж ты издеваешься над ней?
Страшно умолять вот так, впустую.
А ребёнком быть ещё страшней.

Почему, скажи мне, почему же
Ты не хочешь, хоть на пять минут?..
Страшно быть ребёнком, даже хуже,
Чем в тюрьме - оттуда хоть бегут.


***

Принеси попить - и не надо звёзд.
В чудеса твои безоглядно верю.
Принеси попить. Молчалив и прост,
В комнату войди, робко скрипни дверью.

Не являйся мне - чуда не твори,
Просто подойди с неказистой чашкой.
Просто поверни ручку на двери,
Легче чудеса - ручка будет тяжкой.

Обними меня, посмотри, как пью,
Посмотри, как зло… посмотри, как худо…
Просто прикоснись к бабьему тряпью,
К смятым волосам - это будет чудо…

И тогда уйди. Нечего беречь.
Чашку уберу в прочую посуду.
На Земле легко - тяжче после встреч
Дорогих, земных радоваться чуду…