Мама сказала:
- Первое, что ты сделала, научившись ходить… ушла из дома.
… Я помню это. Раннее утро. Уже жарко. Веранда, увитая диким виноградом, - маленькие фиолетовые ягоды. Невкусные. На рассвете в лозе запуталась беременная летучая мышь. Ушастенькая, пузатенькая, кожаная.
Папа мышь выпутал, показал маме и мне - и выпустил. Удивленно сказал:
- Не кусалась. Почти не трепыхалась. Ждала, пока отпущу.
Я запомнила, и этой формулировкой руководствуюсь в жизни - не кусаюсь и не трепыхаюсь, жду, когда жизнь отпустит, как папа летучую мышь.
Еще запомнила, что всегда есть тот, кто распутает и отпустит, если попадешься.
Так вот, в то утро, когда мышь улетела, на мне были голубые рейтузы до колен. В них я и сошла с крыльца веранды после завтрака. Прошла вдоль кирпичей, треугольниками торчащих по краям дорожки. Мама их побелила, превратив в кружевной подзор тропинки. Вот по этой красоте с еще не порыжевшей июльской травой вышла за калитку и встретила собаку. Она глянула исподлобья белыми глазами. Я опять удивилась, второй раз за утро, что у собаки глаза белые, и пошла за ней.
Сначала дорога была свободной и большой, очень яркой - вокруг небо, голубое и надетое на это все вокруг: будто я под столом стою, огромным, накрытым голубой скатертью, и она свисает до пола. Потом стало узко - зеленые края появились, и уже я не под столом, а по коридору иду за собакой, и стены коридора ветер перебирает, как листья. А собака оглядывается на меня. И я оглядываюсь. А собака за мной, оказывается. Смотрю вперед - а она впереди. Оглядываюсь - уже сзади. Так и ходим по коридору. А потом голубое исчезло, зеленое сомкнулось, круг разомкнулся. И все сгустилось.
Холодно стало. Собака села столбиком. А я на нее оперлась. Так мы поотдыхали. И не пошли больше по прямой, хотя было можно, а свернули, вошли в стену и оказались над обрывом. Я заглянула. В глубине, бормотало, всхлипывало, и туда прыгали кузнечики с голубыми и розовыми подкрылышками. Я тоже прыгнула, зажав в кулаке щекочущегося головоногого зверька. Он не был похож на летучую мышь. Он был летучей лошадью, летающим коньком. Вслед за нами прыгнула собака.
И вот мы лежим на берегу реки. Нам не перейти через нее. Даже по сваленному мостиком - стволу сухой акации. И потому мы лежим и слушаем. Собака даже глаза прикрыла. А уши торчком. Но я успела увидеть, глаза у собаки не белые, а голубые. Кузнечик во мне вспотел, и я кулак разжала. Но собака, глаз не открыв, слизнула его быстрым лиловым языком, похожим на тучу. А туча висела над нами, и показалось, что собака и небо лизнула, приласкав, словно конька только что.
И тотчас с неба просыпались кузнечики. Они летели, распушив крылья голубым и розовым дождем, сухим и стрекочущим. Но очень быстро звук смыло водой небесной, соединившейся с водой под мостиком-акацией. Закипела речка, вспенилась. Мы с собакой под куст шиповника спрятались, а речка добралась до нас, и стали они лизать друг друга. Собака - речку, а вода - собаку. И меня. Я тоже… лизнула. Думала - она исчезнет, как кузнечик в собаке. Потом рейтузы стали мокрыми, я отжимала их, и резинка на животе лопнула. Сняла их, стала свободна - руками можно было речку отпихивать. Так мы боролись, а потом собака ушла. А я за ней, конечно. Мы вместе ходили, она меня поджидала.
Когда я устала и замерзла, меня нашел солдат Николай. Он прогнал собаку, а меня отнес к папе. Папа спросил, почему я голая и пахну псиной. Солдат Николай ответил, что меня грела собака, когда мы лежали под крыльцом артиллерийской школы.
- А почему они лежали там? - удивился отец
- Там сухо, - объяснил солдат.
- Где твои рейтузы? - спросил папа.
- Я ненавижу их.
- Ясно, - сказал папа.
Спустя сорок лет, в российском городке Вохме, далеком от бессарабского Березино, где происходили события, я встретила ту собаку с белыми глазами. То есть, голубыми. Я шла в голубых джинсах и с рюкзаком, а собака шла впереди. Она оглянулась, подождала, пока я догоню, и мы пошли. Прямо. А потом свернули в зеленое, оказались в лесу, у края обрыва. Прыгнули вниз к реке. И я поймала кузнечика, показала собаке. Она слизнула его лиловым языком. А я долго смотрела на реку Вочу и вспомнила, как называлась та, первая в моей жизни речка: Бахмутка. Я сказала собаке:
- Спасибо!
Собака поднялась, посмотрела исподлобья и ушла…
Тут-то и прилетела кожаная мышь. Она кружила надо мной, как зонт, защищала от лиловой тучи. И когда кузнечики застрекотали, хлынул ливень. А мышь сказала негромко:
- Это была не та собака.

Ольга Ильницкая